Полы, несмотря на их холодные оттенки, были очень тёплыми, с подогревом. Их глянец ослеплял, а узоры имели какой-то скрытый смысл, но его нужно ещё разгадать, потому что линии были настолько хрупкими, что рассказывали о нежности и чувственности хозяев.

Интерьер был в сдержанных и спокойных оттенках, если стены, полы и потолки имели оттенки белого, то мебель имела более темные винные оттенки. Она искала элементы декора, но их почти не было. Удивляло полное отсутствие цветов на подоконниках, не было почти никаких рамок, книжных полок, просто одна большая просторная комната.

Взгляд Офелии привлёк искусственный камин, на котором красовалась одна большая рамка с фотографией, свечи и диффузор для приятного аромата дома. Она уже собралась подойти поближе, чтобы рассмотреть фотографию, как из дальней комнаты вышел злой и явно недовольный ее приездом Никита.

Татьяна Львовна оказалась безумно обаятельной женщиной, выглядела очень молодой, ухоженной со свежим, невидимым макияжем. Лучезарная улыбка и забавные рассказы о сыне потоками живой воды лились из ее уст, а Никита не переставал всем своим хмурым и претенциозным видом выражать свою отрешённость от неё.

В итоге, когда они остались одни за написанием эссе, он так и не проявил заинтересованности и продолжал держаться на расстоянии, поддерживая морозность между ними. Рядом с ним ее настигли буря эмоций и чувств, которые она с легкой руки быстро изложила на бумагу. Невероятно, насколько сильно вырывались предложения из головы, она еле поспевала вырисовывать каждую букву, после в слова, заключённые в большие предложения.

Она, что-то сказала ему, простые слова, обычные мысли в слух и, наконец, снежный король ожил, а может и оттаял, ответил ей заинтересованностью в разговоре. Счастью не было предела, вот оказывается, что такое счастье.

В первый раз он смотрел прямо на неё, не отвлекаясь на посторонние шумы и людей. Впервые он говорил с ней спокойно, по-доброму, она очень чётко ощутила "бабочек в животе" в момент прочитанных ей стихов. Откуда эти стихи и кто автор, она не знала, но обязательно найдёт и выучит наизусть, будет помнить их, как помнят последние слова предсмертного человека.

– Что это за стихи? – тронутая обратной стороной его души, тихо спросила она. Внимательно смотря на неё, он устало вздохнул и выпрямился.

– Не знаю, – парень зевнул и потянулся, – в инете нашёл, – он посмотрел на часы с кожаным ремешком, обхватывающий его запястье, – Я устал уже.

– Да, извини, – растерянно произнесла она, поспешно вставая из-за стола и бросив рюкзак через плечо, направляясь к выходу, – Надеюсь, наше эссе будет лучшим, – бросила она напоследок, обернувшись к нему. Он показался ей напряженным или обескураженным, что-то явно беспокоило его, он принялся разглядывать ее, будто впервые видит.

– Угу, слушай, вот мне одно интересно, ты все время молчишь, а теперь удовлетвори мое любопытство и ответь. Что ты на самом деле думаешь обо мне? – неожиданно спросил он, испытывающе бегая по ее лицу глазами. Офелия начала глубоко дышать, стараясь унять обалдевшее от счастья сердце, а ноги вдруг стали совсем ватными и не слушались.

– Я? – только и смогла выдавить девушка. Он быстро сократил расстояние между ними, а она смело подняла голову, без страха и сомнения, в ожидании чуда. Дыхание участилось и она посмотрела вниз надеясь, что он осмелиться на ещё один шаг к ней, но… Она услышала крик внизу и машинально взялась за ручку двери и уже приоткрыла ее, как его рука сильно легла на ее с криком:

– Подожди!

От его резкости, и испуга она замерла и осторожно посмотрела на него. Его тело касалось ее, прижимая к двери. Они одновременно посмотрели друг на друга, чувствуя тепло, нет, жар друг друга, весь мир, нет, вся вселенная замерла только для них двоих, дабы протянуть этот миг на целую жизнь. Его пальцы зашевелились на ее коже быстро вспотевши, а она прикрыла веки и старалась каждую секунду этого мгновения запечатлеть в памяти на всю жизнь.

– Куда ты опять собираешься, ты же два дня назад приехал из командировки! – в истерике кричала Татьяна Львовна где-то снаружи.

– На начинай, Тань, это срочно! – мягкий, но терпкий мужской голос отозвался в ответ. Никита отвёл взгляд, прислушиваясь к разговору, а все его тело дрожало от напряжения, выражение его лица обрело серьёзный, мужественный вид.

– Я тебе не верю, уходи и не возвращайся, понял?! – Офелия вздрогнула от неожиданного громкого хлопка соседней двери. Никита строго посмотрел на неё и сказал:

– Только попробуй сунуться! – пригрозил он и скрылся снаружи, быстро спускаясь по лестнице вслед за отцом. Офелия нервно мерила комнату шагами и выждав всего минуту решила ослушаться парня. Она осторожно открыла дверь спальни и подошла к большой мраморной лестнице с деревянными перилами.

– Признайся, это не командировка?! – очень громко и с дрожащим голосом говорил Никита, она была в шоке, никогда она не видела его в таком состоянии. Его лицо отражало боль, глубокую усталость и в груди у неё больно защемило.

– А что, по-твоему? Не неси ерунды, – отец стоял у входной двери и быстро куда-то собирался и одновременно заглядывал в дверцы комода. Никита выдержал недолгую паузу и, сжимая руки в кулаки, угрожающе, но тихо сказал:

– Ты едешь с женщиной! Я расскажу маме о твоих похождениях! – его отцу это высказывание явно не понравилось, он медленно повернулся к сыну, поднимая к нему глаза полные жестокости и злобы. В следующую секунду он бьет по его лицу с такой силой, что ей даже показалось, что Никита не устоит от этого удара. Она закрыла рот ладонями, чтобы не взвизгнуть от испуга.

– Закрой свой рот! Я тебя предупреждаю, только попробуй вмешаться в наши отношения, – пригрозив сыну уверенными жестами указательного пальца, он поднял с пола большую сумку и ушёл. Никита стоял там замерев. Она медленно спустилась по лестнице, уже не контролируя слезы, которые скатились из глаз, слезы страха, ужаса и боли за него. Она подошла к нему ещё ближе и тихо произнесла:

– Никита, – он вздрогнул и гневно посмотрел на неё.

– Я приказал тебе оставаться там! – зашипел он снова бесившись.

– Как ты? – она протянула ладонь к его лицу и от этого жеста в его глазах мелькнуло удивление, но он успел отшвырнуть ее руку.

– Уходи! – боль пронзила ее насквозь, чувствуя одновременно его страдания и свои, желая остаться с ним, быть рядом, касаться его, обнимать, лежать в ногах, лишь бы остаться и постараться утешить.

– Позволь побыть ещё, – он перебил ее вскрикнув.

– Что? Нафиг ты мне тут нужна? Убирайся я сказал, – она зажмурилась от его крика и принялась вытирать слезы. Он отвернулся от неё, впуская пальцы в волосы и поднимая голову вверх, точно взывая к Богу, – Хорошо, прости, – она собралась уходить, как вдруг на его крики пришла мама, с лестницы, с заплаканным и несчастным видом спросила:

– Ты уходишь?

– Да, мне нужно идти, пока метро не закрыли.

– Какое метро?! Никита, вызови ей такси, в такое время ты одна не вернёшься! – удивительно, даже в такой критический и тяжелый для неё момент она думала и переживала за других. Ее чистое искрящее сердце навсегда покорило Офелию и она искренне проникалась к этой женщине уважением и любовью.

Спустя некоторое время, Никите пришло сообщение, несмотря на неё, он положил одну руку в карман штанов и, не отрываясь от телефона, холодно произнёс:

– Машина подъехала, – и вышел на улицу, а она последовала за ним. Никита постучал в окно и, когда таксист опустил стекло, парень вручил ему деньги и наконец одарил ее безучастным взглядом: – Садись, – девушка открыла дверь, но он остановил ее, оперев ногой дверь. Она непонимающе посмотрела на него и он пояснил, холодно и чётко, как он умел:

– Если вякнешь хоть что-нибудь об увиденном в школе… Сама знаешь, что будет, – она мрачно усмехнулась.

– Ты совсем меня не знаешь.