Сами по себе русские воспринимались чужими, но в сравнении, например, с китайцами, которые притесняли тувинцев в маньчжурские времена, они были более «приемлемы». Так, Н. Ф. Катанов наблюдал, что «сойоты более тяготеют к русским, чем к китайцам»52.
Поскольку культура тувинцев традиционно была бесписьменной, неписаными были и правила социальных отношений. Они подчинялись некоему своду правил «порядка» («дурум»), которые включали значительный регламентированный перечень обрядов, ритуалов. Все они сопровождали жизнь человека от самого его рождения до смерти.
Однако весь этот порядок соблюдался прежде всего в среде своих соплеменников, в отношении чужих – русских, китайцев, действовали иные правила. Но надо сказать, что их применение, по мнению тувинцев, было в значительной степени обоснованным, так как «чужие» сами не соблюдали местных правил.
Например, Ф. Я. Кон зафиксировал применение такого «закона “туткуш”» у тувинцев во время своей экспедиции в Туве начала ХХ в.: «Если кого-нибудь обидели, а власти по тем или другим причинам не принимают никаких мер, за обиженным остается право захвата того, что, по его мнению, законно должно ему принадлежать. Если захватит больше, то его ожидает соответственная кара, но если возьмет только то, что равноценно отнятому у него, он только осуществляет свое право…»53
Кон назвал «туткуш» узаконенным самоуправством54, тем не менее понимая, что местные жители активно применяли его в ответ на притеснения со стороны русских купцов, желавших быстро нажиться здесь. Судя по документу 1884 г., такое положение дел в крае с точки зрения законников расценивалось как повсеместная проблема: «…в Урянхае плохо соблюдаются существующие законы. Если не пресечь такие тяжкие преступления, то невозможно будет создать порядок и спокойствие»55.
Тем не менее тот же Кон в своих наблюдениях отмечал, что при уважительном отношении к местным традициям приезжий человек мог рассчитывать на соответствующее отношение к себе:
Заранее осведомившись о том церемониале, какой существует у сойотов для того, чтобы подчеркнуть, что человек прибыл с самыми дружественными намерениями, я подошел к старшему чиновнику, преподнес ему «ходак [хадак]» – шелковую тряпочку синего цвета – и со словами «амыр, амыр» (будь здоров, будь здоров) обе руки положил на его руки повыше локтя.
Так здороваются не только в земле тану-тувинцев, но и во всей Монголии. Обыкновенно русские, считая себя выше сойотов, только в исключительных случаях соблюдали сойотский этикет. Этим объясняется, почему участники «чеша» (собрания, о котором упоминает Кон. — Ч. Л.) отнеслись весьма дружелюбно ко мне56.
«Традиционный» этап национального самосознания, прежде всего XIX в., был достаточно сложным для тувинцев, поскольку край привлекал и китайцев, и русских, которые стремились выжать из него максимум наживы для себя, не особенно считаясь с мнением местного населения. Поэтому тувинцы жили в тяжелых экономических условиях и ощущали себя как иссякающий источник. Весьма характерную легенду тувинцев записал Ф. Я. Кон, которую я здесь приведу полностью:
На берегу Енисея, недалеко от горы Джарга, находятся озеро и ручей, с которыми связана следующая легенда.
Некогда, когда сойоты были еще сильны и могущественны, ручей с шумом скатывался со скалы и наполнял озеро. Но по мере того, как сойоты обеднели и число их убывало, слабел и убывал ручей, и ныне лишь капли сочатся по скале: ручей словно слезы роняет над горькой судьбой и горе-горькой участью сойотов. Только на вершине скалы видны скатывающиеся оттуда капли, замирающие, не достигая и долины, и озера.
А это озеро, словно оцепенев, застыло: не прибывает и не убывает и всё сплошь покрыто пеленой зеленой плесени.
Сойоты с суеверным страхом относятся к этому словно окаменевшему озеру. Никто не ловит в нем рыбы, никто не решится из него воды зачерпнуть. Народная фантазия поместила на страже спокойствия этого озера громадную щуку.
– Этот ручей – это наша судьба, – со вздохом обратился ко мне старик-сойот. – С последней каплей ручья – конец и нам. Умрем – погибнем.
Я посетил это озеро. От него действительно веет жутью, как жутью веяло от плесени, которая, как плесень на этом озере, осела в то время на жизни всего тувинского народа только благодаря тому, что природные богатства их страны влекли туда и китайцев, и монголов, и русских57.
Советский этап
В 1912 г. Тува перестала быть колониальной провинцией Маньчжурской империи Китая, освободилась и получила возможность самоопределиться. Многочисленные исследования историков показывают, какой чрезвычайно сложной была общественная жизнь края в те времена. Урянхайский край, как тогда он назывался, во времена маньчжуров имел строгое административное управление, и население было приписано к определенным территориям, облагалось налогами. На деле же край был зоной пограничной торговли между Китаем и Россией, с конца XIX в. здесь уже обосновались русские колонисты-золотоискатели, землевладельцы, тувинская знать имела представление о политике «белого царя» и отличала ее от деятельности не только китайцев, но монголов, которые были наместниками маньчжуров в краю. Здесь также сталкивались разные геополитические интересы больших империй, которые пытались перетянуть тувинцев на себя, извлечь выгоду из ситуации неопределенности. Сочетание объективных процессов и субъективных решений привело к тому, что в итоге тувинцы получили покровительство России в 1914 г. и в целом выбрали российский ориентир.
Революционные события в самой России на некоторое время приостановили дальнейший процесс интеграции Тувы с северной державой. С 1921 по 1944 г. Тува просуществовала с провозглашенной самостоятельной государственностью – Тувинской Народной Республикой. Но принятие ТНР в 1944 г. в состав СССР стало логическим завершением политики тесного политического, социально- экономического и культурного сотрудничества государств, которая осуществлялась по модели «Старший брат – младший брат». «Старшие братья» – русские имели в Туве свою колонию, своих партийных единомышленников по линии коммунистической партии (в лице Тувинской народно-революционной партии) и огромное влияние на руководство республики, особенно с конца 1920-х гг.
В любом случае полунезависимая страна, каковой фактически была Тува в начале ХХ в., получила больше, чем могла рассчитывать, учитывая, что становление собственной государственности было делом новым для тувинцев. Тувинцы были поставлены перед необходимостью принятия новаций, и относительное вынужденное невмешательство советского правительства в дела Тувы оборачивалось в определенном смысле благом для последней. Именно поэтому отношение тувинцев к России, как считают многие историки, тогда было гораздо лучше, чем отношение к Монголии. А когда в 1925 г. между правительствами СССР и ТНР был подписан договор об установлении дружественных отношений (с официальным признанием Советским Союзом тувинского государства), по наблюдениям М. Г. Сафьянова, «все промонгольские настроения испарились даже у тех, кто несколько месяцев назад до этого подавал петиции о присоединении к Монголии». Заключение договора привело к улучшению внутренней обстановки в Туве58.
Тувинцы сами выразили готовность переустроить свою жизнь, глядя на образцы, которые им предлагали русские. Это была модернизация тувинского общества силами самих тувинцев – активной части общества. Были и полумеры, и перегибы, но так как, по мнению большинства и верхов, и низов, это делалось для блага Тувы и тувинцев, то всё находило оправдание.
