В других собраниях тувинского фольклора эта тема также остается центральной, важнейшей:
Пока стоит моя тайга – я очень горд собой,
Пока есть просо мое – сытый я,
Пока есть Хемчик мой – я независим
[с высоко поднятой головой],
Пока есть просеянная мука моя – сытый я,
Сама тема плодородия, богатства, изобилия у тувинцев тесно связывалась с тем, что питает человека – со скотом, что его окружает, делает благополучным – большая семья, т. е. дети и родственники.
Благопожелания звучали так:
…Скота пусть имеет столько,
что на стоянке не уместится!
Ягнят, козлят пусть имеет столько,
что в аале не уместится!
Полную юрту детей пусть имеет!
пусть надои молока будут большими!
<…>
Долгожителем пусть будет!
Большое счастье пусть ему будет!
До седых волос пусть живет,
Белобородым, седоголовым
пусть будет!
Чтобы родня была из пяти районов,
Скот чтобы был пяти видов…
40Тувинцы не делили свое окружение, разумеется, на мир природы и мир людей. Поэтому представления о духах, о божествах требовали соотносить свою жизнедеятельность с их границами и правилами. Фольклористы насчитали, по материалам мифов, преданий тувинцев, до тридцати трех слоев Неба, где жили небожители (азар-лар, азар-курбустулар), владельцы душ (кут) людей и скота. На Земле живут добрые и злые природные духи (ээзи), а в Подземном мире, в восемнадцати владениях ада обитает Эрлик со своими слугами41.
Важное место занимали представления тувинцев о своем происхождении и родственных связях:
Большая степь тому принадлежит,
чей конь по ковылям ее бежит.
А человек – навек привязан он
к земле и роду, коими рожден
42.
Традиции многодетности тувинцев позволяли иметь обширные родственные связи членов семей между собой. Это отражалось и в большом количестве терминов родства, свойства у тувинцев. Специально посвятившая этой теме диссертацию филолог Л. С. Кара-оол писала, что данная терминология в тувинском языке весьма разнообразна и к тому же имеет диалектные различия43.
Тувинцы воспевали эту множественность:
Старшей родни у меня —
Словно полыни в степи,
Младшей родни у меня —
Большая семья была не просто предметом гордости, но и имела большой практический хозяйственный смысл, так как обеспечивала коллективные усилия по добыче пропитания, поддержанию хозяйства, была гарантом взаимопомощи. Ф. Я. Кон описывал обычай «уджа» у тувинцев. По его мнению, этот обычай «отвечает русскому: “чур пополам”. Но в то время, как это у сибиряков употреблялось как предохранительное средство: “чур найдено – не делено”, после чего “зачуривший” имеет право владеть нераздельно найденным, у сойотов во время моей экспедиции этот уже начинавший исчезать обычай “уджа” применялся ко всему тому, где главную роль играл не труд, а случай, удача. <…> “Уджа”, обращенное к охотнику, скрадывавшему или подкарауливавшему зверя, значило: “поделись со мной правом на участие в охоте”. Отказа в этом быть не могло»45. Автор заключил, что это остатки «первобытной коммуны»46.
В фольклоре тувинцев также есть сюжеты о родоплеменных группах и сложном отношении их друг к другу. Они понимаются как близкие друг к другу, но тем не менее либо конфликтующие, либо соперничающие.
Например, в сборнике «Мифы, легенды, предания тувинцев» мы встречаем историю племени Тулуш:
Давно два брата жили. Старшего из них звали Чекпе-Кара, имеющий прыгающую без науськивания собаку [по кличке] Урбет-Сарыг, скачущего без плети коня [по кличке] Манган-Кыскыл, без [натягивания] тетивы стреляющий самострел. Младшего [брата] звали стреляющий без курка Баа-Сарыг, говорят.
Эти два брата, отнимая [друг у друга] хвост барса, подрались. [Из-за] этого разъехались.
На правый берег Енисея Баа-Сарыг перекочевал. От него [племя] медвежьи тулуши произошло. Чекпе-Кара на прежнем месте остался жить. [Он] главой племени великие тулуши стал. С тех пор названия племен великие тулуши и медвежьи тулуши появились47.
Иное происхождение – анимистическое (от животных) – у другого рода – кууларов:
Давным-давно куулары сюда с находящейся на севере реки Ир- гит переселились. [Тогда] они на нынешнюю эту землю переселились. [Когда они] около Калбак-Тея остановились, лебедь-птица, пролетая сверху, из клюва камень счастья уронила.
Провидцы камень счастья осмотрели: «[Если] здесь остановитесь, будет хорошо, – кочевникам посоветовали. – [Если] здесь остановитесь, разбогатеете, скот ваш размножится», – они сказали.
Некоторые люди:
– На этом камне [такая] надпись была: «[Пусть] поездка ваша будет удачной, [пусть] задуманное сбудется», – [так] говорят48.
Ф. Я. Кон записывал и легенды о происхождении тувинских родов, а также о хождении между ними правила кровной мести. Однако он же отмечал, что последние никак не поддерживались в обычной жизни, убийцы считались убийцами и за долги члена рода его родичи не отвечали ни перед тувинцами, ни перед китайцами или русскими49.
Представления о родной плодородной земле и своем богатстве, своих благах, которые человек может получить от земли, противопоставлялись представлениям о чужих местах, населенных другими народами. Иные места, иные народы в миропонимании выстраивались в своеобразную иерархию по степени близости, симпатии к ним в зависимости от того, как они вели себя по отношению к тувинцам.
Например, М. И. Райков, вольнослушатель Санкт-Петербургского университета, участник экспедиции П. Е. Островских в конце XIX в. также записывал такую песню, весьма характерную:
<…>
К русским не пойду, не покину свое дорогое (старое) место.
К карагасам не пойду, не оставлю свою малую родину.
<…>
Хороша страна Точжинцев, хорош и народ Точжинский,
К русским не пойду, не расстанусь с Точжинским народом
50.
Тувинцы могли отчужденно, настороженно относиться к другим народам:
Вновь на Кемчик к нам прикочевали
Те, кого сюда мы звать не звали:
Русские, буряты и, конечно,
Род Кара-Тонгур, но – не навечно
51.
