Он привыкает к мозолям на руках, которые никогда не успевают зажить до конца и загрубеть. Он всё еще часть великой системы, однако, теперь он не просто маленький болтик, он болтик, выброшенный куда подальше, пока огромная машина продолжает работать.

— Они это специально, — сплюнул на нижней койке возле Луи один из заключенных. Томлинсон пялился в потолок, неспешно перебирая края тюремной рубашки и изредка закашливаясь от едкой пыли рудников, уже успевшей осесть в его легких. — Заставляют нас этими палкам копать, хотя везде давно используются машины. Это рабский труд, чтобы лишить сил и сопротивления.

— У тебя итак особо силёнок не было, — клокочаще усмехнулся ему другой. У них завязалась перепалка, но Луи не прислушивался ни к единому их слову. Его мало что стало интересовать из пустой болтовни, и глубины его мысли стали единственным местом, где он мог находить покой.

— Эй, немой? — грубо толкнули его рукой. — Поговоришь с нами? За все два года ни словечка от тебя.

Луи устало развернулся к заключенному лицом — у того в глазах читалось желание докопаться до чего угодно, так что дело тут было не в Томлинсоне и его молчании, просто этот человек тоже устал от собственной судьбы.

— Мне нечего вам рассказать, ребятки. Веселых баек у меня в запасе нет.

В ответ ему зарокотали.

— А ты невеселые расскажи.

— А грустных вам мало? Мне казалось, в тюрьме хочется отвлечься от грустного.

— Да твои грустные, небось, уморительнее всего, что я слышал. Видал я таких — строят из себя мучеников, а на деле сидят за какое-нибудь ограбление.

Они дружно засмеялись, а Луи и не хотелось их прерывать — пускай смеются. Ему тоже на секунду стало смешно — вспомнились времена юности, когда он и Зейн неумело обворовывали ангары и снимали детали у космолетов. Если бы еще в молодости его на этом поймали, они бы, вероятно, получили условный срок и на этом успокоились — остались бы на Аджере, устроились бы на какую-нибудь пыльную работу и занимались бы своими фермами, пока не женились и не нарожали кучу детей, даря им на день рождения последние модели летающих кораблей. Но их не поймали — поэтому хотелось всё больше и больше. Как только получаешь хоть каплю этой власти, силы, свободы, остановиться уже не можешь.

— Так что, красавица, побеседуем?

— Друг, я был объявлен в розыск в большинстве Галактик, в том числе во всех Галактиках Совета. У меня пятнадцать пожизненных, плюс я объявлен изменником Корпорации, как думаешь, стоит ли тебе со мной беседовать?

Луи склонился к морщинистому лицу заключенного, и водянистые глаза уставились на него с закипающей злобой. У мужчины был шрам на всей левой стороне лица и отвратительное дыхание изо рта. Его рука вцепилась в воротник тюремного комбинезона Томлинсона и дернула того вниз.

— Ты че, блин, милашка, пугать меня решил?

— Предостерегаю, — кивнул Луи.

— За что бы ты не сидел, сейчас, здесь, ты просто червяк, — выплюнул ему в лицо мужчина.

— Так раздави меня.

Его уже почти стащили с койки, Луи даже казалось, что он на секунду ощутил боль от предстоящего удара в рёбра, но двери камеры неожиданно разъехались, и внутри оказался охранник, безразлично оглядывающий представлявшуюся картину.

— Томлинсон. На допрос.

Час от часу было не легче.

Луи отцепился от крепкой хватки и под пристальным надзором зашагал по мрачному тюремному коридору. Этот допрос был весьма некстати, да и зачем его снова допрашивали? Все вопросы он знал уже наизусть, например:

— Как вас зовут?

— Луи Уильям Томлинсон.

— Место вашего рождения.

— Астербук, Аджер, Галактика NGC — 253.

— Ваша раса?

— Человек.

— Сколько у вас было сообщников? Как долго вы работали против Корпорации? Где в последний раз вы видели Аруанского Принца?

Это стало похожим на приёмы у психолога, только каждый раз Луи отвечал развернуто лишь в своей голове. Там он позволял себе широкие душеизлияния, вместо сухих обрывков заезженных фраз. Его начинало подташнивать, как только браслеты на руках сжимались, как и размеры комнаты для допроса.

— Капитан Томлинсон, — обратился к нему следователь. Этого Луи не помнил — уж больно был молод и харизматичен, здесь обычно таких не было. У этого же были уложенные и залакированные темные волосы, яркие синие глаза и точеный подбородок, как будто он только-только сошёл с картинки старых фотографий доконтактных людей. Может, этот был андроидом? Луи слышал про них — их приставляют в тюрьмах, чтобы раз за разом задавать одни и те же вопросы, пока заключенный не сдастся или не сойдет с ума. — Вы знаете таких личностей как мистер Зейн Малик и мистер Найл Хоран?

У Луи снова в глазах повело от усталости. Хотелось зевнуть или прилечь прямо на этот стол. Однако он наклонился ближе и попытался рассмотреть под кожей следователя сосуды. Похоже, их не было.

— Я знаю их. Да. Они работали со мной над операцией Аруанского Принца.

— И где они сейчас?

— Не имею ни малейшего представления.

— Они не связывались с вами?

— Это было бы глупо с их стороны. Да и как они свяжутся? Мы же в рудниках, и у меня нет передатчика.

— Ну, они могли оставить вам послание? Знаете, раньше заключенным оставляли их в еде.

— Нас кормят преобразовывающимися порошками. Вряд ли через них можно что-то передать.

Следователь скривил некое подобие улыбки, доставая из кармана упаковку с порошком на котором было написано «каша с овощами». Луи помнит, что такую им давали позавчера, и вкус искусственной брокколи разлился на языке.

— Можно сделать всё, что угодно, если захотеть, Капитан Томлинсон.

По столу рассыпалось содержимое пакета и идеально гладкие пальцы следователя принялись рисовать на порошке некое подобие символа. Луи пристально уставился, улавливая каждое движение, пока знакомый знак, что они с Зейном рисовали когда-то на своих игрушечных самолетиках, не стал слишком очевидным.

«Это знак нашей силы! Нет, нашей свободы! У нас будет своя Империя, и мы будем там лучшими пилотами!»

— Кто вы такой? — прохрипел Луи, но в стеклянных глазах не читалось не единой эмоции.

— Пройдите со мной, Капитан Томлинсон.

***

У Луи потели ладони, и лоб, и спина, чего уж там. Он шёл вперед, не уверенный ни в чем, не уверенный, что раз этот путь открылся, то ему следует по нему пройти. А следует ли? Он может провести остаток своих дней в этой тюрьме, и кто-то подумал бы, что нет участи ужаснее, но Луи уже было всё равно, так что он не пугался тюрьмы, скорее он пугался неизвестности.

Следователь шёл ровным спокойным шагом впереди его, контролируя каждые двери на их пути. Охранники — вещь дорогая для такой огромной тюрьмы, так что если они и попадались, то вопросов почему-то не задавали, проверяя только лишь ДНК данные его спутника.

Молчание было немного тяжелым, но у Луи всё равно не было ни одного вопроса в голове, так что он заткнул свой рот и просто следовал дальше. В отсеке пожарного выхода для персонала следователь вдруг остановился и, окинув Томлинсона взглядом, кивнул на одну из телепортических капсул короткого действия. В маленькой светлой капсуле было холодно и тесновато для них двоих, да и такие капсулы рассчитаны для одного, чтобы случайно не спутать ДНК данные и не получить в конечном итоге два слипшихся тела, но его сопровождающего это как будто не тревожило, он набрал комбинацию данных на дисплее, и внезапно в глазах Луи потемнело.

Он увидел большой просторный отсек, без сомнения, космического корабля, да еще и с эмблемой Корпорации на мелких деталях. Но никого вокруг, кроме Луи и следователя не было. Тот сделал шаг из капсулы и приобрел самый отрешённый вид, словно отключаясь от всего окружающего мира.

— Что ж, ты реально странный.

Луи выскочил следом, медленно ступая по круглому отсеку без единого окна, зато со множеством пульсирующих светящихся проводов по краям сводов.

Где-то впереди, за большой дверью послышался механический шум, и когда эти самые двери раздвинулись, Луи еле понимал, как ему надо дышать. В их первую встречу, он был самоуверенным Капитаном Луи Томлинсоном и отдавал мальчишке с выжженными светлыми волосами приказы, словно он величайший повелитель Вселенной. Теперь в войлочных светло-голубых глазах бесследно утонула юношеская неуверенность, а на поверхности плескалась только забава от всего происходящего.