— Это просто более продвинутый вариант науки, — говорил папа, чтобы успокоить и их, и себя.
— Это более продвинутый вариант науки, — повторяла себе Гермиона, штудируя учебник за учебником.
И весь год ей снилось, как она входит в комнату с множеством дверей, стоит и с ужасом ждет, как та дверь, через которую она вошла, захлопнется за ней. К прошлому не вернешься. Сложный урок, когда тебе нет и двенадцати. Легче об этом не думать, а идти вперед, отбрасывая все, что мешает, стараясь не замечать, что все твои усилия — напрасны и как ни старайся, в этом мире ты останешься чужаком. А потом, на Рождество, дома пришлось заново привыкать обходиться без палочки, пользоваться благами цивилизации, потерявшими свою былую привлекательность, как заброшенная, а когда-то такая желанная игровая приставка.
Она росла, менялась, все отчетливее понимая, что магловский мир уже не будет ее миром, придется выбирать. Пока в обычном мире все жили, уверенные в собственной безопасности, в магическом мире нарастало предчувствие скорой войны, пока из призрачной угрозы не превратилось в реальность…
Гермиона привыкла принимать решения и делать это быстро, отбрасывая то, что мешает. И все-таки, прежде чем поднять палочку и произнести заклинание, которое обезопасит жизнь родителей и сделает ее собственную жизнь хоть чуточку проще, она долго сидела в своей комнате и рассматривала фотографию, сделанную в день ее рождения, всего семь лет назад, целых семь лет назад. Ей предстояло снова захлопнуть одну дверь, чтобы открыть следующую…
— О чем задумалась? — вырвал ее из размышлений отец.
— Вспоминала, как мы праздновали мои одиннадцать.
— Я тоже иногда вспоминаю. С того дня все изменилось, все. Мне до сих пор жаль, — мать вздохнула, — что мы тебя отпустили в этот Хогвартс. Мне до сих пор кажется, чтобы должен был быть способ оставить тебя дома, — она порывисто пожала ладонь Гермионы.
— Не ругай себя, мама, вы все сделали правильно.
— Как знать, — отец вскинул руку, чтобы привлечь внимание официанта, — пойдем к нам, посидим-поболтаем.
— Пойдем.
— Вот так просто? — отец удивился.
— Ты хочешь, нет, мама хочет меня расспросить о том, что со мной происходит, но не хочет портить ужин?
— Ты такая проницательная! — отец расплатился и отпустил официанта. — Мы тревожимся за тебя, пусть ты и взрослая, и волшебница, и даже герой, все равно…
— Все, на самом деле, хорошо. Несмотря ни на что, все… правильно. Все как надо.
— Что-то не чувствуется радости в голосе, — заметила мама, виновато улыбаясь. — Прости, мы лезем не в свое дело?
Гермиона на минуту замешкалась.
— Я привыкла все время всех спасать, я все время пыталась соответствовать какому-то идеалу. Я так боялась, что меня признают негодной для волшебного мира и выставят вон… Потом война, там надо было быстро решать, и мальчишки так часто тупили. Я привыкла быстро действовать, мне все это даже нравилось. А когда война кончилась, и я смогла вернуть вас, и вы меня простили… Я жила по… по накатанной, я не пыталась разобраться в себе, было так важно соответствовать! Белинда сказала, что у меня есть дар, и я кинулась в целительство. Мне все время казалось, что если я буду все правильно делать, то должен получиться предсказуемый, правильный результат.
— А потом появился Джо? — спросила мама.
— Или Северус Снейп. И все полетело к черту. Зато теперь я могу попробовать стать собой.
— Очень странно звучит, не находишь?
— Очень сумбурно, — согласилась Гермиона. — Просто… пора двигаться дальше. Прежде чем спасать других, надо разобраться с собой.
— И для этого ехать в Луизиану? — губы матери задрожали.
— Мама, это только грант, это работа на год, максимум — на два, и не забывай, что я волшебница: я могу примчаться со скоростью света, или что-то около того.
Мать грустно улыбнулась:
— А Рон? Такой хороший мальчик!
— Да, хороший мальчик. И с ним все будет в порядке.
— Может, вы помиритесь? — отец посмотрел на нее с горечью. — Надо было ему половину зубов удалить без анестезии, этому Джо Снейпу! Но раз так получилось, может, все-таки стоит помириться с Роном? В семейной жизни, знаешь, многое бывает. Надо уметь прощать.
— Мне не за что его прощать, а Рон меня… не думаю, что сейчас у него получится. И вообще, — Гермиона хлопнула ладонями о стол. — Я не хочу сейчас отношений, никаких. Честно.
На следующий день Снейп вырос перед ней словно из ниоткуда прямо посреди коридора Мунго.
— Я могу попросить зайти ко мне? Когда будет время? Есть один вопрос… Я бы хотел обсудить.
— Я освобожусь поздно, — она обогнула его и продолжила свой путь.
— Я ночую в больнице, заходи в любое время… — он пошел рядом.
— Ты что, живешь тут? — от удивления она резко остановилась, и он чуть не налетел на нее.
— Лондон мне больше по душе, чем Хогсмид, да и смысл мотаться туда-сюда?
Ей очень хотелось спросить, только ли в Лондоне дело, но она сдержалась, кивнула:
— Хорошо, зайду, если будет минутка, обычно я заканчиваю около девяти.
— Отлично, — он смотрел на нее так, что она сочла за лучшее закрыть мысли. Не столько для того, чтобы он их не прочел, сколько, чтобы успокоиться самой. Меньше всего ей хотелось признаваться, что он ее волновал.
И до девяти она сто раз пожалела, что согласилась, что не пошла к нему сразу, чтобы не мучиться вопросами — зачем он ее пригласил. То есть, конечно же, само собой, ему надо знать ее мнению по поводу зелья для какого-то пациента, но… Она зачем-то заготавливала фразы, никак к работе не относящиеся и одергивала себя: Снейп прекрасно дал понять, что границу, которая прочертила она сама, он переходить не намерен. Но ведь они могли бы быть друзьями? Гермиона с грустью вспомнила тот поцелуй, один из первых, когда он, прижимая ее к стене, на одной из улочек Лондона, шептал: «Ну, просто дружба? Только дружба?» Мерлин, что же он за человек такой — без него тоскливо, с ним — невыносимо, и друзьями с ним не стать, потому что — и тут он прав — то, что она к нему чувствовала до сих пор, к дружбе никакого отношения не имело.
Впервые за время, которое прошло с их последнего разговора, Гермиона позволила себе задуматься, что с ними будет дальше. Она не давала себе права думать об этом, гнала эти мысли, но… он сказал ей, что любит ее, она призналась ему в том же самом, а потом выяснилось, что они несмотря на чувство не могут быть вместе. Не из-за того, что кто-то разлучает их, а потому что… Потому что — что? Любовь — это выбор в пользу другого. Она думала, что готова к этому, она думала, что так и поступает, но оказалось, что она ничего не понимает в любви. Печально, что и Снейп не был в это силен. Два слепых дурака.
Гермиона посмотрела на часы, была почти половина десятого. Она проверила, как выглядит, пригладила волосы и застегнула верхнюю пуговицу на халате, вздохнула, посмотрев на себя в зеркало, но, ничего не поменяв, отправилась в лабораторию.
Она собиралась постучать, но дверь открылась сама, словно приглашая войти.
— Погоди минуту, — Снейп поднял предостерегающе руку, досчитал вслух от десяти до нуля и погасил огонь под горелкой. — Спасибо, что пришла. Проходи. Насколько я могу подойти к тебе, чтобы в меня не полетели проклятья? — он не сделал ни шагу в ее сторону.
— Я тогда погорячилась. Никаких проклятий. Здравствуй, — она сама подошла к нему и протянула руку.
— Я рад, что опасность миновала. Тогда… я только день назад узнал, что у тебя грядет день рождения. Прости, не смог поздравить вчера, не успел. Вот, — он протянул плоский сверток, в котором без труда угадывались очертания книги.
— Спасибо, — она сняла обертку и с удивлением стала рассматривать что-то едва похожее на обыкновенную книжку.
— Та самая электронная книга. Немного колдовства, и она пригодна для чтения даже там, где магический фон зашкаливает. Оказывается, Уизли торгуют такими защитами очень бойко. Куда катится мир, — он усмехнулся, — скоро в Хогвартсе появятся мобильники. Держись Альма матер… Смотри, — он взял книгу из рук Гермионы, — вот тут включаешь. Одно но: заряжать придется где-нибудь у маглов, где есть нормальные розетки, но я думаю в Луизиане полно кафе, где можно не только кофе попить, но и зарядить ридбук. Я закачал сюда много книг, магловских. Кстати, вот бы оцифровать бы все магические книги, но я отвлекся. Вот так открывается меню…