Она не понимала, а не понимать чего-либо Гермиона не любила. Накладывая на Блэка чары забвения, она хотела провести и диагностику, самую простую, которую применяют колдомедики к детям, чтобы проверить наличие магических способностей, но условия были явно неподходящие...
Гермиона снова перевернулась на другой бок, Рон с тяжелым вздохом, бормоча что-то про ужей на сковородке, которым не место в отделе тайн, крепко обнял ее и задышал в затылок. Гермиона замерла, улыбнулась и закрыла глаза, решив, что подумает обо всем завтра.
Но на следующий день все мысли о Блэке вылетели из головы: Алисе Лонгботтом опять стало хуже. Еще недавно Гермиона радовалась, что теперь Алиса, благодаря новому зелью, стала запоминать некоторые события прошедшего дня. Ее память не хранила воспоминаний прошлого и возвращать их ей, считали все без исключения, не надо. Но ее взгляд стал более осмысленным, она выучилась считать до десяти и помнила несколько детских считалок. Ей рассказали, и она запомнила, что молодой человек, приходящий к ней по средам, ее сын, Невилл, и она с теплой улыбкой встречала его и вполне осмысленно слушала его рассказы о цветении Перьевого Капутника и тяжелом характере Зловредной Нуменолии.
— Вечером же все еще было в порядке! — сокрушалась целительница Адамс, дежурившая накануне. — Она даже согласилась заняться вышиванием, а сегодня… — целительница махнула рукой.
Алиса лежала, подтянув колени к груди, лицом к стене. Глаза она зажмурила и выглядела ребенком, который старательно делает вид, что спит.
— Спасибо, — Гермиона присела на кровать Алисы, Адамс с видимым облегчением покинула палату.
— Алиса, что случилось? — спросила Гермиона, впрочем не слишком рассчитывая на ответ.
— У меня в голове черные пауки, — прозвучал глухой ответ. — Там больно, очень больно и страшно. Фрэнк… он же… — Алиса всхлипнула.
— Посмотри на меня, Алиса, пожалуйста, — Гермиона ненавидела применять Легилименс, но иногда без него было не обойтись. — Я постараюсь осторожно.
Алиса повернулась и доверчиво посмотрела на Гермиону.
Гермиона подумала, что было бы здорово позвать Белинду или кого угодно еще, только бы не лезть в мысли Алисы самостоятельно, и произнесла заклинание.
Привычный туман, в котором плавали цветные отрывочные воспоминания недавних дней. Никаких ярких и ясных картин: туман повсюду. Гермиона поставила ментальный якорь и стала пробираться сквозь туман, попутно отмечая, что цветных воспоминаний, отдаленно напоминавших магические фотографии, становилось все больше, и там, где были они, серый туман отступал, закручиваясь в спирали. Гермиона нахмурилась: раньше над туманом, напоминая клубок змей, плавал черный шар — воспоминания о жутких пытках. Теперь шара не было, зато его ошметки были повсюду и, кажется, росли, угрожая поглотить рассудок Алисы полностью.
— Вот же драконьи яйца!
Гермиона вернулась к якорю и вынырнула из мыслей Алисы.
— Алиса… я помогу тебе, обязательно помогу. Ты устала?
Алиса, сдерживая слезы, кивнула. Сейчас она выглядела трогательной старушкой в своей аккуратной белой длинной рубашке с кружевами.
Гермиона протянула Алисе успокаивающее зелье, Алиса снова свернулась клубочком и отвернулась к стене. Вскоре ее дыхание стало ровным и тихим. Гермиона укрыла ее одеялом и вышла из палаты. Раньше бы она опрометью бросилась бы к Белинде, а сейчас прошла в ординаторскую, бросила в чашку пакетик чая (с легкой руки маглорожденного Сневанса чай в одноразовых пакетиках пили почти все целители Мунго), плеснула кипяток и села за свой стол.
Надо было признать, что успех с Алисой Лонгботтом был временным, и цена за него будет высокой: пройдет совсем немного времени и ее сознание будет черным-черно, а вместе с этой темнотой придет боль. Гермиона вздохнула, вспоминая слова наставницы: «Иногда, Гермиона, надо просто признать поражение». Конечно, Белинда была права, уже столько раз Гермионе приходилось признавать свое бессилие — не сосчитать. Пациенты умирали, просто потому, что приходил их срок и никакая магия не могла вдохнуть в них жизнь, пациенты оставались больными на всю оставшуюся жизнь, потому что — как и у маглов — разрушать всегда легче, чем создавать или врачевать. Другие целители, и Гермиона это видела, смирялись. Кто быстрее, кто чуть медленнее и только она одна настырно пыталась переломить ситуацию. Каждый раз она сражалась до конца с таким упорством, будто дело шло о спасении мира, каждый раз — о спасении мира. «Ты себя спалишь, — как-то бросила Белинда, — всех не спасешь. Надо набраться мужества и признать это». Но Гермиона была уверена, что мужество требуется как раз для того, чтобы не сдаваться.
— Ты что такая грустная? Алиса, да? — Ханна Эббот тоже работала целителем, но на другом отделении — детском. Принимала роды, возилась с новорожденными, устраняла самые разнообразные последствия спонтанных выбросов магии. У нее было чутье, особый талант к целительству и, глядя на Ханну, Гермиона иногда с горечью думала, что занимается не своим делом.
— Алиса, — вздохнула Гермиона. — Становится хуже. Я посмотрела, лучше уже и не будет.
Ханна взяла свою чашку, села рядом с Гермионой.
— Ты думаешь, еще можно… попытаться что-то сделать?
Гермиона нервно повела плечами.
— Я когда на тебя смотрю, думаю, как меня взяли в Мунго? — продолжила Ханна, сбрасывая туфли и забираясь на диван с ногами. — Может надо было спокойно заниматься травами, потому что… вот ты — целитель, ты за каждого сражаешься, ты такая… а я… у меня бы давно опустились руки.
— Мое упорство — это не всегда хорошо, — ответила Гермиона. — И я бы с детьми не справилась никогда, да что там я — никто лучше тебя не справится.
— О, да у нас вечеринка! — в комнату ввалился всегда веселый и довольный жизнью Сневанс. — Я тоже хочу чаю. Гермиона, тебя кличут в приемное, там помутнение рассудка, приезжая, американка, пятьдесят пять лет. Она видит себя вейлой. Умора, с учетом того, как она выглядит. Правда, — под осуждающими взглядами коллег Сневанс перестал хохотать и нахмурился, — ее мужу, вроде как, не очень смешно.
По дороге в приемное отделение Гермиона отчего-то вспомнила Блэка. Наверное, потому, что считала его еще одной неудачей. Может она устала? Может — это такое проклятие и стоит попросить Белинду о диагностике? О супервизии, которая уже маячила в планах, Гермиона вспоминать не хотела. Две неудачи подряд, что-то многовато и рассказывать о них не хочется.
С «вейлой» тоже вышло не очень удачно, пришлось накладывать серьезные заклинания и переводить в палату по соседству с Локхартом. Слава Белинде, которая добилась, что пациенты с такими нарушениями должны лежать в отдельных палатах.
День шел своим чередом и в короткие минуты передышки Гермиона все время возвращалась в мыслях к Блэку. Она должна была решить эту загадку, хотя бы для того, чтобы больше не мучиться сомнениями. И чтобы одной неудачей стало меньше. Постепенно, к вечеру, план стал вырисовываться, оставалось навести кое-какие справки, тщательно подготовиться и… набраться смелости, нет, поправила себя Гермиона, смелость тут не причем, надо было как-то договориться с собой на тему применения заклятий к маглам. По этому вопросу они часто спорили с Роном и Гарри, которые были абсолютно уверены, что если заклинание безобидное, вреда не наносит и человек о нем не знает, то и говорить не о чем, все в порядке! А она им рассказывала о свободе воли и праве каждого знать, что с ним делают. И вот теперь она сама собиралась использовать на человеке пару заклинаний, безобидных, и все же — без ведома и не спрашивая. Она собиралась обманывать и пока не могла придумать оправдания, которое примирило бы ее с собой.
План был готов через неделю.
А как только был готов план, сомнения исчезли. Недаром Гермиона так любила списки и составляла их мысленно даже когда просто собиралась выйти из дома на работу. План, в котором были предусмотрены самые разные варианты развития событий, с расчетом лучшего времени воплощения задуманного (нумерология оставалась увлечением Гермионы до сих пор), позволял поверить, что все под контролем.
