— Та самая сумочка, о которой упоминается в «Истории второй магической»? — он сел на плед, Гермиона устроилась рядом, опять опираясь на его плечо.
— Нет, та пропала... Эту я собрала после войны. Мне все время казалось, что ничего не кончилось, что война не может закончится вот так, разом. То есть, я понимала умом, но с такой походной сумочкой мне было спокойнее. Я тогда была… потерянная. Знаешь… когда мы скрывались, чаще всего аппарировала я. В те места, которые были связны у меня с чем-то хорошим. В лесу Дин мы были с родителями, а…, впрочем, — неважно. Просто я думала, что эти воспоминания если и не защитят, то поддержат. Но все вышло иначе, страх был сильнее, и когда я после войны оказалась в Девоншире, а потом в лесу Дин и… от хороших, довоенных воспоминаний ничего не осталось. Страх, голод, холод, растерянность, злость, отчаянье. Мы словно эти места отравили всем вот этим. А я… — она закрыла глаза и сглотнула, — я не знала, что делать дальше. И почему-то не выходило опереться на других. Нет, было ясно, что надо сдать экзамены. А дальше? Вся эта мирная жизнь казалось чем-то таким несерьезным по сравнению с войной. Чем-то поверхностным, чем-то бессмысленным, совершенно бессмысленным…
— Я знаю, что это значит, — Северус поцеловал Гермиону в висок, она прижалась к нему теснее. — Очень хорошо знаю.
Он прекрасно понимал, о чем она. Страдая по навсегда потерянной для него Лили, он мечтал умереть, ненавидя Дамблдора за то, что тот его же собственными обещаниями пригвоздил его к миру живых до поры до времени. Тогда ему казалось, что ничего не имеет смысла. Он чуть не умер от голода, просто перестав есть, и если бы не домашние эльфы, вездесущие шпионы-сплетники, возможно, он себя бы уморил, но Дамблдор напомнил о том, что Северус поклялся быть рабом, что сам пообещал все что угодно и подтвердил свои клятвы, пообещав защищать сына Лили, и теперь должен был жить...
— В общем, я решила, что надо найти такое место, где я могу набраться сил и подумать обо всем спокойно. Я увидела этот берег на какой-то фотографии, Семь Сестер в Сассексе (Прим: Википедия говорит, что Севен-Систерс (Семь Сестер; англ. Seven Sisters) — группа меловых утесов в Великобритании, государственный парк. Расположены вдоль побережья Ла-Манша в Восточном Суссексе между городами Сифорд и Истборн, они составляют часть территории меловых образований Саут-Даунс. Юго-восточнее утесов расположен мыс Бичи-Хед — высочайшая (162 м) меловая скала Великобритании. Интересно, что несмотря на название, пиков в группе скал не 7, а 8.
Побережье вдоль утесов Севен-Систерс менее подвержено влиянию человека, и съемки Дуврских скал в исторических фильмах иногда проходили именно в этой местности («Робин Гуд: Принц воров», «Искупление» и пр.). Потрясающе, правда? Я… всегда приходила сюда одна.
Он вспомнил, как уходил в Запретный Лес, куда, кроме Хагрида, оказавшимся на удивление тактичным, никто бы и не вздумал соваться. Там он проводил дни в полном оцепенении, глядя в небо, или разглядывая какой-нибудь цветок. Мысли мчались по кругу, шло время и, — он сам не знал почему, — становилось немного легче, ровно настолько, чтобы подняться на ноги и вернуться в замок….
— Я именно тут решила, что обязательно верну родителей и вымолю у них прощение. Я не должна была стирать им память.
— Ты боялась за них.
— Да, боялась, но… я сделала это еще потому, что была уверена — я погибну. Нет, я хотела жить, я не мечтала совершить подвиги, мне было ужасно страшно и… я просто рационально просчитала шансы. Я понимала, что скорее всего не выживу. Маглорожденная, подруга Гарри…
В ее словах он слышал свою историю. Он точно так же бы уверен, что не выживет в этой войне. Точно так же рационально просчитал все шансы. Кто бы ни победил, его бы не пощадили. Он смирился с этим, хотя — как и Гермиона — питал иррациональную надежду на счастливый финал.
— А еще я так мало знала о ментальной магии. Знай я вполовину больше — не рискнула бы. Вот. Неудивительно, что, когда я решила вернуть родителям память, выяснилось, — она невесело усмехнулась, — что стирать, как и ломать, проще, чем восстанавливать и строить. У меня ничего не вышло в первый раз. Мистер Бруствер тогда смог сделать так, чтобы они приехали сюда на какой-то конгресс стоматологов. В общем, времени было в обрез, и я еще испугалась, что сделаю хуже.
— И Кингсли отправил тебя к Белинде?
— Ага, отправил к Белинде. И она помогла, предварительно отчитав, а потом сказала, что у меня есть определенные задатки целителя. Правда, она добавила, что задатки не ахти какие, но я тогда подумала: «Вот оно! Эврика! Исцелять — что может быть лучше, что может быть более… настоящим? Не оценивать, не решать — хороший или плохой человек к перед тобой, — а просто помогать… В этом был смысл.»
Он подумал о том, что главная разница между ними в том, что он — когда-то — сдался, а она — нет. Он сразу поставил крест на своей жизни после смерти Лили, а Гермиона, опустошенная войной и смертью друзей, собрала волю в кулак и стала сама создавать новый мир вокруг себя. Он был уверен, даже если бы погибли все, кого она любила, Гермиона нашла бы в себе силы стать счастливой самой и помочь обрести радость другим…
— Сейчас ты так не думаешь?
— Думаю, — она открыла глаза, приставила руку ко лубу, на манер козырька и посмотрела на него, — просто я часто действую, как слон в посудной лавке… Мне кажется, что я плохой целитель.
— Сомневаешься в выборе?
Когда утром она говорила, что растеряна и не знает, что чувствует к нему, он слышал только одно: «Не люблю!». Он не мог представить, что она сомневается не только в своих чувствах. Может, не так и не права была Гермиона, говоря, что он любит не ее, а какой-то образ? Думать об этом не хотелось, по, крайней мере, сейчас, и он только крепче прижал ее к себе.
— Белинда… она видит меня насквозь. Я злилась, что она дала мне это неделю, а сейчас… время идет, и я остываю, и все чаше думаю, что может быть Малфой был прав?
— Малфой — прав? Не думаю. Что тебе это павлин общипанный наговорил?
— Он сказал, что в целители идут не для того, чтобы помогать другим, а чтобы доказать что-то; что это своего рода тщеславие: «смотрите, как я могу!» Может, это действительно так?
— Кроме тебя никто не скажет, как на самом деле.
Она ничего не ответила, села, обхватив колени руками и пристально вглядываясь в море.
— Возможно, в тот момент целительство было лучшим выбором, — продолжил он. — Но кто сказал, что выбор остается правильным в течение всей жизни? Мне когда-то хотелось возродить род Принцев, — он усмехнулся. — Потом… потом почти ничего не хотелось, только подохнуть побыстрее…
— А теперь? — спросила Гермиона тихо. — Что тебе хочется теперь? Ни за что не поверю, что зельевар в Мунго — предел твоих мечтаний.
— Раз так вышло, что мы оба на перепутье… — он был рад, что она смотрит на море, — то можно придумать что-то такое, где нужен мой опыт и трезвость мышления, твои знания и оптимизм.
— Ты серьезно? — она снова повернулась к нему.
— Ну, — он посмотрел на чистое небо, — например, фонд по защите, эм… кого у нас сейчас притесняют?
— Или можно уехать в экспедицию с Луной и ее мужем, он классный парень. Между прочим, потомок того самого Скамандера, который написал «Чудовищную книгу».
— Главное — не учителем.
— Это точно, боюсь из меня учитель хуже, чем из тебя! — она рассмеялась.
— Не думаю, что может быть хуже. Я ненавидел преподавание, — он содрогнулся, вспоминая первые уроки, после которых ему хотелось броситься вниз с астрономической башни! Будучи студентом-семикурсником, он мечтал покинуть Хогвартс, оказавшимся отнюдь не тем волшебным местом, о котором он грезил ребенком. Что ж могло оказаться хуже, чем оказаться запертым в замке, словно джин в лампе?
— Тогда исследования?
— Нужен спонсор, то есть кто-то будет диктовать, что ты должен исследовать. Опять хозяин… Правда, если у тебя в заначке есть средства, чтобы оборудовать лабораторию, закупить все, что требуется. И да — еще должно остаться на хлеб насущный.
