— Вполне, — голос был хриплый, царапающий. И было в нем что-то еще, что Веерсу совершенно не понравилось. Этот человек — кем бы он ни был, не нуждался в их сочувствии, но это не означало, что он не нуждался в их помощи.
— Отлично, давайте тогда я обрисую ваши перспективы... — он прошел по палате в одну и в другую сторону. — Память может вернуться, а может и не вернуться никогда. Лекарств для возвращения воспоминаний не существует. Гипноз, психотерапия, арт-терапия и прочие методики — это все, что возможно. Увы, амнезия — очень сложный случай, а такая, как у вас — еще и редкий. Позвольте мне прибегнуть к метафорам. Это похоже не на стену, а на капсулу, в которую ваше подсознание упрятало огромный кусок вашей жизни, почти целиком. То, что по мнению вашего подсознания необходимо для выживания — ряд навыков, самых элементарных, — осталось нетронутым. Вы словно сами расщепили себя, словно пытались защититься от чего-то... Так бывает и так... не бывает. Каждый случай уникален и каждый раз мы ищем дорогу заново. Ваше положение осложняется тем, что нет никого, кто мог бы пролить свет на вашу личность. В привычной обстановке, рядом с близкими людьми выздоровление идет быстрее, но... — он развел руками, — я очень сомневаюсь, что вы сможете наладить жизнь в социуме, хотя мы и готовы вам помочь.
— Вы собираетесь положить меня в сумасшедший дом?
— Я обязан буду это сделать, — мягко проговорил Веерс, — мы не знаем о вас ничего, попытки найти хоть какого-то родственника, близкого, того, кто искал человека, похожего на вас, ничего не дали. Подумайте, что вас ждет. Мы предлагаем вам комфортабельную жизнь под наблюдением хороших специалистов. И сейчас мы не называем эти места “сумасшедшим домом”. Клиника неврозов, например, или...
— Это не меняет сути, — оборвал его пациент, — я все понял. Я могу остаться сейчас один?
— Конечно, конечно, мы сейчас уйдем... И вот что еще — обычно, длительное пребывание в больнице оплачивается из страховки...
— Которой у меня нет.
— Которой у вас нет.
— Я все понял, — пациент демонстративно включил телевизор, прибавив звук.
Врачи вышли.
— Печальный, печальный случай, — поджав губы, сказал Веерс. — Но вы сделали все правильно. Он жив и относительно здоров. Оформите бумаги на перевод, правда... ох, администрация нас съест за пациента без социальной страховки!
— Будем оптимистами! — заявил Шелдон, — память — вы же сами сказали — может и вернуться! А с администрацией мне разбираться не впервой!
— Дай бог вам удачи, — коллеги раскланялись и каждый пошел по своим делам.
<empty-line>
— Привет, как дела? Ты сегодня мрачный что-то, — Прюденс привычным жестом закрепила жгут, взяла с подноса шприц, щелкнула по нему ногтем, — по слухам, вас переводят, мистер... — в коридоре, за стеклянной перегородкой все еще говорили Веерс и Шелдон, Прю на всякий случай делала равнодушный вид.
— Ты же в курсе, я не знаю, как меня зовут, или у тебя тоже амнезия? Я вообще мало что знаю, а то что узнаю, — он показал на экран телевизора — вызывает желание сразу забыть, — он переключил канал. — И я все прочитал.
— А, вот в чем причина хандры? Это ерунда, я принесу книги завтра. — Прюденс легко попала иглой в вену. — Вот так... — развязала жгут, — пятнадцать минут...
— Руку не разгибать — у меня амнезия, а не склероз.
— Оу, сэр уже знает, что есть склероз?
— Я смотрю сериал про больницу, сегодня по Н1 гоняют без перерыва, очень познавательно.
— Значит — до завтра? — она взяла книги и подошла к двери.
— Вряд ли. Завтра меня переведут к сумасшедшим.
— Вот черт, — Прюденс вернулась и плюхнулась на его кровать, — но ты — не сумасшедший!
— Уверена?
— Ну не больше, чем я!
— Глядя на твои красные лохмы и серьгу в носу, я бы не счел это доказательством нормальности.
— Да сейчас все так ходят! Слушай... Если хочешь смыться, то я — помогу, — в ее глазах зажегся азартный огонек.
— Почему?
— Просто вы мне нравитесь, сэр, — она улыбнулась.
— А если я преступник? Скорее всего это так...
— Из-за татуировки? Да ты бы видел тату у моей восемнадцатилетней кузины, обзавидовался бы. Это все Диккенс, картинка мира после него того, немного съехавшая всегда, я в детстве читала — жуть же!
Он выключил телевизор, посмотрел на Прюденс пристально — она заерзала под его взглядом. — Значит, ты мне поможешь?
— Фигня вопрос!
— Научишь как жить?
— Ну... конечно... то, что сама знаю... расскажу и покажу, — она облизала губы и прошептала, — мне всегда нравились такие вот романтичные безумные герои.
Он усмехнулся:
— Я — не герой...
3.
Они ушли из больницы ранним утром. Прюденс принесла ему одежду: черные простые джинсы, голубую рубашку, потертую куртку и кроссовки, которые немного жали. Он быстро оделся и она вывела его какими-то темными, пахнувшими острым неприятным запахом коридорами. Потом он думал — как хорошо, что он оказался на улицах Лондона пока город еще спал. Редкие прохожие, свежий, но уже по-летнему теплый воздух...
Они долго ехали на автобусе, потом шли, пока не добрались до ее квартирки, которая была чуть больше его палаты в больнице. Одна комната, в которой помещался большой диван, кресло и два встроенных шкафа (один с одеждой, другой с разным хламом, среди которого, правда, попадались и книги), на кухне двоим было уже не разойтись, а откидной столик не давал возможности передвигаться и одному, если другой ел. Санузел, в котором ютился унитаз, душевая и маленькая раковина, пугал размерами, но радовал почти что больничной чистотой.
— Ну... вот, — Прюденс обвела взглядом свое жилище, — это, конечно, не “Холидей Инн”, но жить можно.
Он кивнул. От долгой поездки и новых впечатлений его мутило и больше всего хотелось лечь и лежать в темноте. Ему даже на мгновение показалось, что надо вернуться в больницу. И пускай упекают куда хотят, может так будет лучше?
— Ты устал, надо отдохнуть, — Прюденс взяла халат и направилась в ванную, — я скоро, ты можешь занять кровать, но чур — только на время или по очереди, — она смотрела на него выжидающе.
Он снова кивнул и с трудом выдавил из себя:
— Как скажешь.
Пока Прю принимала душ, он стянул с себя рубашку и кроссовки, лег на кровать и натянул полосатый плед, который был короток и приходилось поджимать ноги. Но несмотря на непривычные запахи, на резкие звуки, доносящиеся с улицы, он очень быстро уснул.
Он проснулся, когда на улице было темно и не сразу понял — где он. Ужас накатил волной и тут же отхлынул, когда он увидел мирно сопящую рядом Прю. Во сне она чуть приоткрыла рот и выглядела совсем юной. Он повернулся на спину и уставился в потолок. В больнице можно было делать вид, что главная задача — выбраться, можно подумать он кому-то там нужен и они бросятся его искать. Но теперь — там, за окном, реальная жизнь. Что дальше?
Во-первых, нужны документы и деньги. Сколько он не смотрел передачи в эти дни — никакой полезной информации по этому вопросу он не узнал, но что-то ему подсказывало, что обращаться к властям не стоило: он не сможет даже доказать, что он — гражданин Британии. Ну кто докажет, кто поручится за него? Да и даст ли что-то такое поручительство? Возможно ли найти работу без документов? Наверное да, но — судя по тем же передачам — в страну ежедневно приезжает столько мигрантов и не только со всей Европы, но и с Востока, из Африки, но может быть то, что он — белый, будет ему на руку? Но кем он может работать, что делать?
Он закрыл глаза и попытался вспомнить: он представлял себя маленьким мальчиком, рядом с матерью и отцом. Наверное, мама была маленькой и хрупкой, а отец — высоким и носатым. Наверняка он в отца. В школе он учился, наверное, не очень, да и жизнь у него складывалось, наверняка, неинтересно...
Нет, все это было чушью. Вместо того, чтобы вспоминать, он занялся придумыванием для себя новой биографии. Но какую бы историю он себе не выдумывал, укус змеи и рваная рана на горле никак не желали вписываться в придуманные жизни.
