Он устал. Чертовски устал спорить с упрямым кицунэ по этому вопросу. А еще больше устал от того, что не мог честно признаться в том, что на самом деле всё как раз наоборот. Что именно в тот момент, когда Сагара изображал бездушную статую для рыдающего у него на плече мужчины, горько оплакивающего свою любовь и семейную жизнь, в нем впервые проснулось необычное тёплое чувство. Бесконечная нежность к этому смешливому разведчику, вне работы оказавшемуся очень искренним и эмоциональным. Что именно с того самого дня в сердце хладнокровного и циничного арахна поселился кто-то, кроме него самого. Эти чувства вовсе не походили на уважение и благодарность, которые он испытывал к мисс Лерэйе, они были куда глубже и важнее. И они должны были умереть вместе с ним, никогда не дойдя до того, на кого были направлены, потому что видеть вину и жалость в карих глазах будет просто невыносимо.

— Я и не полагаюсь на мораль, просто попробую, — лукаво улыбнулся Такацуки, забавно сморщив нос и потягиваясь всем телом. — Я же ничего не обещаю, просто попробую. Не переживай, я же не глупый мальчишка и бездумно рисковать не собираюсь. Так что хватит на меня смотреть так, будто уже хоронить собрался. Получится хорошо, а если нет, то придумаем что-нибудь ещё…

Наблюдающий за ними Шиба, наконец, отложил листок, который держал в руках, и невольно прикрыл глаза. Он прекрасно понял, что происходит между этими двумя, и невольно вспомнил Рэя. Интересно, ему тоже было сложно скрывать свои чувства или в силу воспитания это происходило куда менее болезненно? Впрочем, в отличие от их пары, у Сагары нет и шанса. Такацуки явно не из тех, кого можно облапошить нехитрой манипуляцией, да и если он так хорошо разбирается в собеседника, скорее всего, он и сам прекрасно знает, что творится в душе мрачного арахна. И, очевидно, специально избегает этой темы, не желая портить устоявшиеся отношения признанием в отсутствии взаимности.

— Ну что, что-нибудь нашли? — тряхнув головой, оборотень перевел взгляд на притихших вампиров, изучающих документы. Натсуме, сидевший чуть дальше, с презрительной усмешкой рассматривал материалы собственной истории, а вот эти двое скорее выглядели ошеломленными и подавленными.

— Да уж, нашли, — немного помедлив ответил Рэй и, откинувшись, растер лицо руками, слегка кривясь от боли. — Лучше бы не находили…

— Брось, мы же знали что вернувшаяся память наградит нас мигренью, — каким-то странным голосом ответила его сестра, рассеянно оглядывая пожелтевший листок отчета. — Хуже, когда память возвращается сразу, вот тогда и правда жалеешь, что не умер. Впрочем, зато теперь я с чистой совестью могу заявить, что у меня самый лучший братик в мире. Даже не знала, что я тебе настолько обязана.

— Не смей так говорить, — нахмурился вампир, сжимая её руку и с болью смотря в родные глаза. — Ты ничего мне не должна. Я вообще не должен был допустить такого, надо было сразу с тобой бежать, но я растерялся и…

— Кхм, а можно подробнее для тех, кто не в курсе? — вкрадчиво поинтересовался Натсуме, чуть склонив голову. Он до сих пор испытывал это неприятное чувство ревности, когда видел, насколько близки эти двое, но всеми силами старался держать себя в руках. В конце концов, он лишь всё испортит, если позволит себе высказать хоть слово против.

Вампиры переглянулись, словно не решаясь, кто начнет первым. Наконец, Рэй заговорил…

***

Время уже близилось к ужину, когда маленькая девочка, сидящая на коленях у отца, весело запрыгала, с восторгом хлопая ладоши. Они сидели в небольшой библиотеке, больше напоминающей кабинет, уютно освещенной магическими светильниками, источающими теплый желтоватый свет. Кроме стеллажей с книгами, стоящими вдоль стен, тут был лишь один массивный стол, да сбоку приютилась шахматная доска на подставке, которая интересовала всех присутствующих куда больше.

— Шах и мат! Шах и мат тебе, Рэй! — Кэй показала сидящему напротив неё брату язык и с гордостью задрала носик. Она впервые смогла победить брата в этой мудреной игре, на радостях даже позабыв, что большую часть ходов ей подсказывал отец.

— Да, ты молодец, — с достоинством ответил Рэй, подмечая благодарную улыбку на губах дяди и невольно улыбаясь в ответ.

Леонард Эддингтон был выдающимся вампиром, не особо похожим на большинство представителей своей расы. Он всеми силами старался наладить дружеские отношения между представителями разных классов, писал научные статьи о вреде расовой дискриминации, преподавал «Разумные Расы» в Академии Элтерно и заведовал кафедрой социологии. При этом он был образцовым семьянином и, хоть злые языки и утверждали, что женился по расчету, никогда не давал повода усомниться в своей порядочности и верности, а уж в своей дочери и сыне сестры и вовсе души не чаял. Отец Рэя часто хмурился, ворча, что дай его шурину возможность, и тот сразу же забросит свою работу и окончательно впадет в детство, играя с детишками на равных. Они вообще не особо ладили, имея диаметрально противоположные взгляды на значение расы и положение в обществе. Возможно, Леонарда и вовсе бы отказались пускать в этот дом, если бы не его жена. Умопомрачительная красавица-русалка Аделин занимала высокий пост в правительстве, а такие знакомства обитатели дома старались не упускать.

— Ну что, пойдем готовиться к ужину? — поинтересовался Леонард у детей, которые моментально надулись, как два недовольных хомячка. Действительно, кому нужны эти чопорные ужины, проходящие под непонятные, скучные разговоры взрослых, если вместо этого куда интереснее поиграть или почитать что-нибудь? Заметив, что в рядах малышни энтузиазма не наблюдается, вампир легонько пощекотал дочь, хитро предложив: — А после ужина я включу вам интересный фильм и принесу тортик, идет? Только умоляю, будьте аккуратны, а то Аделин мне до сих пор припоминает то шоколадное пятно на диване.

Кэй весело взвизгнула и, обернувшись, обняла папу за шею, смеясь, а сдержанно улыбнувшийся Рэй принялся аккуратно складывать фигуры в огромную коробку. Своего дядю он практически боготворил, в глубине души жалея, что тот не его отец. Тогда бы бесконечная вереница нудных уроков хоть иногда разбавлялась играми, сладостями и просмотром захватывающих исторических фильмов, которые его родители считали лишь пустой и глупой тратой времени.

— Мы будем осторожны, честное слово, — пообещал он, искренне сомневаясь в своих словах. Сам-то он был весьма аккуратен, прекрасно помня, что за каждое пятнышко на одежде или мебели следует суровое наказание, а вот его восторженная мелкая сестричка имела склонность в процессе еды верещать, как пожарная сирена, от восторга и ронять еду на подол платьишка, а то и на пол. Впрочем, за исключением того случая с несмываемым шоколадным пятном на обивке любимого отцовского дивана им с дядей Леонардом обычно удавалось своевременно устранять последствия её бестолковости и рассеянности.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла… Нет, вплыла поразительной красоты женщина. Она была слишком красива даже для русалок, о чем прекрасно знала и не стеснялась этим пользоваться. Идеальная фигура богини, подчеркнутая платьем из тончайшего шелка кремового цвета. Минимум украшений, состоящих лишь из тускло поблескивающего обручального кольца, да тонкой цепочки на шее. Она сама была как самое восхитительное украшение, перед которым меркли все драгоценности мира. По этой же причине на изящном личике не было ни грамма косметики, ведь даже без неё Аделин производила неизгладимое впечатление, особенно на тех, кто видел её впервые. Увы, из её внешности дочери достались лишь бездонные черные глаза, да вороная грива волос, которые, в отличие от матери, девочка терпеть не могла укладывать. Своего ребенка она не особо любила и стыдилась. Еще бы, у неё, чуть ли не первой красавицы мира, родился вампир. Не очаровательная дочка-русалка, которая пошла бы по её стопам, а это несносное любопытное существо, всюду сующее свой нос и не способное усидеть на одном месте и десяти минут. Вдобавок, еще и разбалованное отцом до невозможности. Жаль, её нельзя сдать в какой-нибудь пансион и забыть навсегда. Она не достойна ни признания в обществе, ни любви Леонарда. Почему он вообще возится с ней?