– Не думаю, что таковые сведения были. Операции по вывозу ценностей разрабатывались правительством совместно с британской разведкой. Хокон умер в 1957 году, они общались с дедом после войны. Он многое мне рассказывал, но документы дома не хранил. Все секретное скорее всего покоится в архивах британского экспедиционного корпуса и военно-морского флота.

– Давай посмотрим фотоальбомы, старые письма, открытки. Эти негодяи что-то искали тут, надо полагать, все свалено в этой куче?

– Нет, не все, еще на втором этаже и чердаке полно всего.

– А подвал в этом доме тоже имеется?

– Да, и подвал есть, но не думаю, что налетчики могли знать о нем. Кстати, он пуст, можно проверить.

– Преступники не могли не оставить следов. Где-то они должны были проколоться.

Они осмотрели бегло подвал, второй этаж и чердак. Везде, кроме подвала негодяи порылись, ища что-то. Но в подвале кроме ящиков с вином, двух мешков картофеля и подвешенной на балке одинокой вяленой свиной ноги с клеймом “ESPANA” не было решительно ничего. Хамон марки “Иберика” привезла в прошлом году Сара Митков из поездки в Марбелью. Тщательно осмотрели с фонариком пол. Ничего. Эксперты тут побывали и тоже ничего не нашли.

Покинув холодный подвал, они вернулись к поискам среди книг и фотографий. Мартин с грустью смотрел на милые сердцу тома энциклопедий с золотыми тиснениями на корешках. Они варварски были брошены на пол, страницы их запачканы и измяты.

Первый альбом с семейными снимками нашелся быстро, в общей куче он лежал на самом верху кучи..

Они устроились на диване, придвинув к нему стеклянный журнальный столик.

– Ты рассказывай все, что вспомнишь, – Якобсен включил диктофон и положил его рядом на диван.

Мартин начал перелистывать страницы и комментировать.

– Первый снимок датирован 1938 годом. Здесь северные маршруты деда – Нарвик, Тромсё. Он все эти места знал и любил. Сотни километров проходил на яхтах и на лыжах. Красота этих мест сказочна, она зовет к себе и зимой и летом. Здесь дед с приятелями, – рыбаками из Нарвика. Их первый улов. На фото вдалеке виднелись заснеженные вершины, а на переднем плане стояли и сидели на корточках мужики с суровыми лицами. Рядом в траве лежало одиннадцать больших рыбин.

– Хариусы, хорошие большие.

Мартин листал альбом дальше и рассказывал.

– 1940, зима, Осло. Здесь дед в компании членов правительства. Это Карл Иоахим Хамбро.

На следующем фото дед на встрече с членами Административного совета, на переднем плане их лидер – Кристенсен.

Следующий лист альбома неожиданно оказался пустым. На месте, где было фото, остался неровный островок оторванной бумаги. На следующих листах остались карандашные пометки 1940 Нарвик, 1940 Тронхейм, Молде, но снимки отсутствовали. Их просто вынули из прорезей в картоне.

Лицо Мартина вытянулось.

– Странно. В прошлом году мы смотрели этот альбом, когда Анна была у нас в гостях летом. Здесь все находилось на своих местах.

– А ты не помнишь, что было на этих снимках?

– Вот на том, которое с мясом оторвали, точно была церковь и гора вдалеке. Все фото подписаны на обратной стороне, если отклеить этот кусочек, то можно будет прочитать. Вот, – он вынул одну из фотографий. На обратной стороне надпись гласила:“1940, Руди. Лиллехаммер”

– Кто такой этот Руди?

– Откуда ж мне знать! Если даже дед и рассказывал мне что-то, это было страшно давно, и я ничего не помню. Разглядеть лицо этого самого Руди не представлялось возможным из-за плохого качества фотографии.

– Этот альбом я заберу как вещдок, думаю, ты не будешь возражать. Разумеется, потом я его верну тебе в целости и сохранности. Наверное, историков придется подключить. Вот, черт, это дело, чем дальше, тем больше запутывается. А кто-нибудь из военных приятелей бывал у вас в доме?

– Конечно, и не раз. Пять лет назад приезжали сэр Беренджер с сыном, они с дедом очень близки, вместе участвовали в нескольких операциях летом 1940, еще раньше, в 1983 была фру Митков, вдова его лучшего друга генерала Френсиса Миткова, на фотографиях она должна быть, – Мартин на минуту задумался, что-то припоминая. Да, осенью прошлого года она опять была с сыном. Но я сдавал экзамены и их не застал.

– То есть, дом на Хольте-гата знали все или почти все. А кроме этого дома была у деда еще недвижимость?

– Мою квартиру регулярно оплачивал он, с тех пор, как отец уехал. Скорее всего и она являлась его собственностью.

– А на персональном компьютере у него могло быть что-то интересное для грабителей? Они со знанием дела изъяли жесткий диск.

– Вот черт, дед только начал осваивать персоналку. Он и клавиатуру еще толком не знал, не было там ничего ценного.

Часы в гостиной уже показывали 23 часа. Адриан отжал клавишу диктофона.

– Закончим на сегодня, Мартин. Сегодня у всех был длинный день. Охрана пока остаётся около твоего дома, ложись спать. Завтра я приеду во второй половине дня и мы обсудим, что делать дальше. Вот моя визитка, если вспомнишь что-нибудь важное, звони мне в управление.

Тут Мартин вспомнил, что так и не позвонил Анне.

Адриан пребывал в расстройстве. Мотив преступления никак не вырисовывался, кроме того, действия нападавших выглядели крайне легкомысленными. Сааб приехавший с громкой музыкой, и почти всю ночь простоявший в переулке никак не вписывался в картину событий, связанных с проникновением в дом и всем остальным. Если похищены деньги, зачем пытать старика? Он мысленно попытался отбросить сааб, как объект, не имеющий отношения к делу. Тогда на первый план выходили другие события, происходившие на улице. Разгрузка стиральных машин, например, кавалькада мотоциклистов.

Ровно в восемь в управление позвонил Ленни Паульсен, и сразу же потребовал к телефону Якобсена.

– Ты представляешь, эта полька долго спала, врач сказал, что такое при сильном шоке вполне возможно, а когда проснулась, заговорила и сразу потребовала полицейского. Дежурный констебль имел при себе диктофон, я позаботился об этом. Она рассказала, как все было. Сейчас я приеду, и привезу запись. Врач считает, что она должна еще побыть в больнице под наблюдением. Охрану я не снял, вдруг кто-то захочет проведать ее?

– Хорошо, лети сюда пулей. Шеф всех в девять утра собирает.