– Тебе нужен ордер? Сейчас я спущусь на второй этаж к судье, он позвонит премьеру, я вернусь с ордером и начну тебя трясти как грушу. Нет, я вызову тебя сегодня в управление и продержу там ровно столько, сколько сочту нужным. Ты понял, что это дело на контроле у правительства?

Маленькие глазки нотариуса забегали. В это время по интеркому секретарша сообщила, что звонит внук Хальворсена.

– Передай, что я сам перезвоню ему.

– Вот и ответ на первый вопрос.

– Я не имею право предоставить доступ к завещанию до похорон. Но мы можем встретиться завтра во второй половине дня и решить все вопросы. Но лучше это сделать после поминок. Я готов пойти навстречу следствию и раскрыть завещание после похорон ранее установленных клиентом десяти дней, если будет ордер.

– Хорошо, будет тебе ордер, звони Мартину Хальворсену и договаривайся на завтра. По-моему, родственники и друзья прибыли из дальних краев не для того, чтобы торчать здесь две недели. Прошу поставить в известность всех лиц, упомянутых в завещании сегодня же.

На этом переговоры с крючкотвором Зелински были закончены, и, ругая себя за мягкотелость и уступчивость, Якобсен покинул нотариальную контору.

Вечер он провел за составлением списка возможных фигурантов по данному делу. Он сделал несколько звонков, получил информацию от Паульсена о пассажирах, прибывших рейсом из Лондона вместе с Хальворсеном, переговорил с Мартином. Пока ничего интересного не вырисовывалось. Ни одна фамилия не привлекла его внимания. Он вновь расставил все события того злосчастного дня с вечера до шести утра, еще раз прослушал показания Магды и просмотрел отчет экспертов. Решительно, что-то начнёт проясняться после оглашения завещания. Во всяком случае, информации будет больше. Неужели, кроме Зелинского, в этом деле его пока никто не раздражает? Сегодня должны были приехать не только родственники Хальворсена, о которых упомянул Мартин, но и друзья. Надо было сделать передышку и с новыми силами тщательно проверить каждый факт и каждого фигуранта.

Его мысли переключились на Алекса, усталое лицо посетило подобие улыбки. Адриан вспомнил про башенный кран “Лего” и стал собираться домой. Он вполне успевал до закрытия “Гласмагазинет” и решил поторопиться. Адриан надел плащ, В голове все еще крутились фамилии членов семьи Хальворсена и его британских друзей. После похорон он пойдет в архив и поднимет там всё про транзит ценностей. Наверное, есть и секретные документы, регламентирующие действия участников процесса перемещения, все это нужно будет раздобыть, заручившись поддержкой премьера. Но это уже только через шефа.

Ночью перед похоронами Мартин спал скверно. Отец, мучимый сменой времени, и жаждой после выпитого, ходил по всему дому, гремел стульями, пил воду и звонил по телефону в Австралию. Начало светать, юноша ворочался с боку на бок, спать уже не хотелось. Нахлынули тяжелые мысли об убийстве деда, о том, что негодяев, скорее всего не найдут. Тупые и прямолинейные действия полицейских наглядно доказывали это. Наконец, когда поднялась нестерпимая боль в голове, молодой человек принял вертикальное положение. Обычно это помогало. Мартин умылся ледяной водой и направился в кухню. На часах было еще только четыре часа утра. Он убрал пустую бутылку из-под виски, вымыл кофейные чашки. Сегодня должна прийти Магда, она уже оправилась от потрясения и обещала Мартину помочь в организации поминок. Он не знал, как дальше быть с этой женщиной, оплачивать услуги экономки и прислуги ему было не под силу. Да и кому она теперь будет служить, после всех формальностей с похоронами и завещанием ему надо возвращаться в Берген и делать диплом. Придется оставить ее без работы. Плохо. В голове завертелись какие-то детали расследования, неясно очерченные полицейским чиновником. Он только задавал вопросы, а Мартину в результате яснее не становилось. Закипел чайник, он бросил в чашку пакетик липтона и пару кусков сахара. После чая голова начала приходить в норму.

К семи утра приехала на такси Анна и сразу же включилась в работу. Она убрала в гостиной все лишнее, раздвинула обеденный стол, постелила новую скатерть.

Мартин опешил:

– Ты погоди, Магда же сейчас придет!

– Ничего, мы с ней обговорим как все устроить на поминках, чего не хватает, купим. Тут где-то рядом магазин?

– Да, супермаркет “Рема 1000”. Там есть абсолютно все, Магда справится, а ты поедешь со мной.

К одиннадцати часам они были у церкви. Народ собирался. Мартин узнал среди пришедших следователя Якобсена, Сару Митков и Кристиана Беренджера. Высокий светловолосый джентльмен лет тридцати, вероятно, был сыном Сары. Остальная публика была ему незнакома.

Магда остановилась на ступеньках при входе в портал и негромко прочла по-польски молитву.

Потом она на несколько секунд согнулась в низком поклоне.

Внутри как обычно было все строго и торжественно. Гроб стоял в глубине нефа посередине, а по бокам все пространство занимали цветы. Родственники и знакомые прибывали и зал быстро заполнялся.

Дед лежал в гробу и был узнаваем, но легкая гримаса боли присутствовала в его лице. Отец вцепился в руку Мартина, по его щеке скатилась на пол слеза. Мартин будто впал в транс, не замечая никого рядом. Бледная Анна повисла у него на плече.

Отец Густавсон приветствовал Гедеона и Мартина поклоном, они ответили ему тем же и заняли свои места в первом ряду. Сильвия тоже находилась в первом ряду, но по другую сторону прохода. Она о чем-то негромко беседовала с дамой, сидящей слева. За ними расположились Кристиан и Сара, Мартину они были почти не видны. Лишь в пятнадцать минут двенадцатого появились люди из аппарата премьера, уполномоченные проводить бывшего коллегу в последний путь. Теперь можно было начинать прощальную службу.

Пастор взошел на кафедру и в это время зазвучал орган. Его звучание медленно всплыло в сводах Ураниен, померцало переходами Букстехуде, а потом также плавно затихло. Густавсон произнес речь. В его выступлении не было ни лишнего пафоса, ни капли напыщенности. Он говорил об ушедшем человеке, славил человеческие ценности, любовь, искусство, духовность.

В рядах сидящих сзади людей кому-то стало плохо. Мартин обернулся и увидел как одну из женщин выводят из на свежий воздух. Затем слово взял генерал Беренджер. Он вспомнил славные дни сопротивления, спасение государственности, отпор фашизму и прочее. Говорить торжественные и скорбные речи Кристиан за долгие годы, видимо, научился. Потом еще много чего было сказано в коротких выступлениях мужчин и женщин, знавших Хальворсена.

Гроб погрузили в катафалк, процессия двинулась в сторону кладбища.

Анна дернула его за рукав:

– Это ты гроб заказывал?

– Я, а кто же еще? Все только вчера к вечеру начали подъезжать.

– Дорогой, наверное. Из красного дерева? Зачем, все равно сожгут. Он бы не одобрил.

– Ладно, не все ли равно. Это не красное дерево, канадский кедр. Вечно ты со своей прагматичностью! Тут люди из правительства, ты не в курсе?

– Тем более, могли бы и помочь средствами, между прочим. Она села на пассажирское сиденье “амазона” и закрыла дверь.

Отец с матерью ехали впереди на машине Сильвии. Сзади на арендованном черном мерседесе ехали генерал с приемным сыном и Сарой Митков. Пошел дождь, и когда кортеж достиг крематория торжественную часть перед входом сократили до минимума. Потом Мартину стало плохо. Бессонная ночь и волнения дали себя знать. Они еще долго ждали очереди в крематории, затем, наконец процессию пригласили в зал, где состоялось прощание с дедом. Люди из аппарата премьера на поминки с родственниками и друзьями ехать не пожелали, вручили пухлый конверт с деньгами от муниципалитета и откланялись.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.