– Снова издеваешься? Да, я считаю, что талант должен прославлять свое отечество и его людей, иначе он может сослужить и писателю, и человечеству плохую службу.

– Конечно, какие же положительные герои без традиционного букета! Нет, Анюта, ты лучше ежедневно изучай «Черную курицу» Антона Погорельского. Не затягивай с этим. Полезно. Мало еще слез пролила, читая ее своим подопечным?

– Аня, не казнись. Это же Инна с ее… заскоками. Ты же ее знаешь, – по-матерински мягко посоветовала Жанна, заметив побледневшее Анино лицо.

Лена вышла из сонной задумчивости. Пожалуй, она успела неплохо вздремнуть. Аня говорила:

– …Видно ты не читала рассказ Риты о девочке, душа которой отзывалась на разные сложные события жизни неодинаковыми по глубине и осознанности стихами. Иначе проследила бы трансформацию героини, почувствовала бы слова исполненные благодати и многое поняла в Ритиных произведениях.

– Ну как же, Рита – наше национальное достояние! – не смолчала Инна.

– Я читала, что без ярких противоречивых ситуаций не бывает стоящих произведений. Как она создает их в своих романах? – задала вопрос Аня.

– Зачем Рите придумывать противоречия? – удивилась Инна. – В нашей жизни они на каждом шагу.

– Мне очень понравилось то место в последней книге, где у нее как бы сюжет в сюжете. Там она вступает в диалог с самой собой. Не избитый ход, правда?

– Железобетонно! Ее фирменный, – подтвердила Инна и добавила:

– Лена, ты тоже работаешь в этом поле. Но ты пошла дальше. У тебя я наблюдаю стереоэффект. Он образуется из диалогов героев друг с другом, с предполагаемым автором и с их собственными внутренними «я».

– И все же дневники Риты – самое сильное в ее прозе. В них есть моменты опережающего отражения действительности. Там есть ядовитые вещи и даже… принижающие кое-кого, – снова подключилась к разговору Аня.

– Они не для печати писаны, – сказала Лена и унеслась мыслями слишком далеко, чтобы слышать, о чем рассуждали ее подруги. Последнее, что дошло до ее сознания, были слова Жанны:

– Я еще не читала произведений, состоящих из одних диалогов. Это способ развития дневникового жанра? Там человек разговаривает сам с собой, а Рита разнообразит эту «беседу» общением с друзьями?..

– …Здорово Вознесенский сказал: «Обязанность стиха быть органом стыда!» А ты готова признать это изречение справедливым? – спросила Жанна.

– Имеет место быть. Поэт не поэт, если он не считает свой взгляд на мир единственно правильным, – свернула на привычную дорожку иронии Инна.

– Огласила свой приговор?

– Прозаиков я тоже не исключаю из этого списка.

– Все они очень нуждаются в твоем замечании. Без него они оказались бы не на высоте положения, – шутливо, но миролюбиво заметила Жанна. – Тут мое представление не расходится с Аниным.

Уголки губ Ани вздрогнули в еле заметной улыбке. Она поняла и приняла иронию Жанны.

– О гениальных поэтах говорят, что они посильнее коронованных особ, – сказала Инна.

– Гениальность любого поэта в его поразительном великодушии и доброте, – упрямо заявила Аня. – «Лишь наша доброта в веках пребудет». Одна из задач литературы – смягчать сердца людей. От чернухи и крови они каменеют.

– А разве не бороться за правое дело? – насмешливо удивилась Инна. – Примитивно мыслишь, детсадовскими категориями. Перегрелась? Форточку открыть?

– Еще совсем недавно гениальных людей истребляли или высылали, а теперь пригревают и награждают, – сказала Жанна.

– Чтобы подвергнуться изгнанию из Союза писателей или выдворению из страны, надо было заслужить. Опрокинь свою память в советское прошлое. – Инна усмехнулась. – Как нас учили? «Жить надо ради того, за что можно умереть: за Родину, защищая честь и достоинство, спасая кого-то».

– А разве для совершения подвигов доброта и великодушие не требуются?

– Ритины герои все с изъянами, но нельзя сказать что плохие. Порядочность – вот что их объединяет, – сказала Аня.

– Это характеристика нашего поколения, – подтвердила Жанна.

– Емко, трогательно, сердечно прописывает своих героев. Закладывая ту или иную личность, она во многом ее с себя списывает, но с беспощадной самоиронией. «Себя в себе ищу». И читатель напитывается от нее нравственной энергии. И ведь какие вопросы ставит! «Где мы? Что мы есть сегодня, не в самую легкую годину?» По собственному Ритиному признанию – мне однажды довелось присутствовать на ее встрече с читателями, – она пытается осмыслить кардинальные проблемы современного человеческого бытия.

«Аня в Жанне нашла внимательного слушателя», – поняла Лена.

– Мудрейший Сократ в свое время тоже ставил вопросы, но не всегда на них отвечал.

– Сократ!.. – Аня покрутила головой. – Они у него высочайшего уровня, а Рита о нас пишет. Но список наших глобальных проблем тоже не такой уж короткий, – грустно закончила она свою мысль.

– Только и разговоров, что о проблемах. Не много ли Рита на себя берет? Нескромно как-то. Может, не по Сеньке шапка? Даже хроникёры теперь предвзяты, а тут художественная литература, – с сомнением пробурчала Жанна.

«Что она имела в виду – не поняла Аня. – Не могу уследить за течением ее мыслей, они все время уплывают куда-то в сторону. Может, это меня ко сну клонит?»

– Рита максимально выкладывает свое сердце людям. Для нее писательство – одна из форм личной ответственности, – пояснила Аня свое предыдущее заявление. – Ее книги – территория полной свободы. Они то, что определяет степень ее счастья.

– Она обязана быть внутри ситуации? Камикадзе, – намеренно насмешливо заметила Инна.

– Не стану тебя разубеждать. Но читая написанное Ритой, я ощутила, что не знала ее вовсе, но теперь многое в ней поняла.

– Реальность сложна и не поддается прогнозированию. В жизни столько абсурда! Вскрывать законы непредсказуемого мира семьи, изучать глубинные мотивы человеческого поведения – все равно, что пытаться изобрести вечный двигатель.

«Иннина труба снова громко вступила, – поняла Лена. – Наверное, заглушит звучание Аниной скрипки».

– Акт творчества выворачивает душу глубже, чем быт, поэтому писателю больше дано, – не согласилась Аня. – Главное, чтобы писалось без узколобого схематизма.

«Молодчина! Наш человек», – молча одобрила Лена Аню.

– Ну как сказать… – неожиданно для себя не нашлась Инна. Это была для нее позорная, выбивающая из привычной колеи, пауза.

«Теряет хватку, выдохлась?» – удивилась Жанна.

– Тебя, Инна, может понять только один человек – ты сама, – грустно пошутила Аня.

– Умно. И яркие краски в голосе появились. Когда ты от страха не прячешься в скорлупу, с юмором у тебя все в порядке. Ты-то сама поняла что сказала? – не могла не добавить уже взявшая себя в руки Инна.

– Растолковать? Кое-кто не может быть только без себя самой и только от себя получает победные реляции, – с еле уловимой гримасой удовольствия пояснила Аня.

Она вдруг почувствовала неловкость за свою невинную радость от самой же сказанного и за неожиданное, отчаянное желание сохранить в себе это редкое чувство.

Губы Инны передернулись, как от резкой боли, а в потемневших ненавидящих глазах на мгновение промелькнула бездонная оторопь, тут же сменившаяся искусственным наивно-сочувственным интересом, а потом и намеренным ленивым благодушием. Такого от Ани ей еще не приходилось слышать!

«Промахнулась Инесса. Плохо чувствует? Нездоровье не способствует нормальной работе мозга», – про себя прокомментировала ситуацию подруги Лена.

– Не буди лихо, пока оно тихо. Меня учить – только портить. Ты это к вопросу о пересечении линии жизни с зигзагами характера? Так они переплетаются не по законам эвклидовой геометрии, а по Лобачевскому. Все мы не совсем правильные.

– Это уж точно. – Аня быстро и положительно приняла неожиданно прямой и честный ответ Инны. Спорить тут было не о чем.