– Критики и вознесут, и с грязью смешают. Были бы деньги. Мне вспомнилась шутка времен СССР: «И муху, и министра можно прихлопнуть газетой». Редакторы – проводники воли цензоров или теперь наоборот? – зачем-то ушла от темы Инна и раздраженно махнула рукой.
– С критиков надо брать клятву Гиппократа: «Не убий», – рассмеялась Аня.
– «На тех, кто впал без умысла в ошибку, не гневаются сильно», – процитировала Жанна Софокла.
– Ты о себе? – спросила Инна.
– О тебе, – ответила Жанна. – Критика не должна переходить меру справедливости. Большая доза «лекарства» может убить и талант, и самого человека.
– Не существует справедливости в книжном понимании. И вообще, несправедливость – понятие субъективное. Нельзя копить в себе плохое.
– Один писатель жаловался мне: «Денег нет, жена пилит, а тут еще шквал ненависти в интернете. Остается только повеситься. Как приучить себя не слушать чужие мнения?»
Инна не отреагировала. Конструктивного разговора не получилось.
Из Инниного молчания Жанна так и не поняла, согласна та с ней, или как всегда дразнит, пытаясь любую поддержку чьего-то мнения истолковать как заигрывание. «Инна хочет возвыситься в своих или моих глазах? Внушает мне комплекс неполноценности, зная, что меня это очень огорчает? А я обману ее ожидания, да еще и поквитаюсь», – решила она и спросила голосом наивной овечки:
– Откуда у тебя столь «глубокое» знание возможностей СМИ? Самой доставалось от них, попили твоей кровушки или чужие слова повторяешь?
Но Инна снова уклонилась от ответа и, как ни в чем не бывало, продолжила свою мысль:
– После активного анонсирования некоторые писаки мелькнут еще несколько раз в телепередачах, черкнут о себе пару статеек в газетах, между делом успеют провести несколько встреч с читателями – и вот тебе гарантия уважения народных масс.
– Да мы завистливы! – радостно удивилась Жанна.
– Инна, предложи писателям иной способ рекламирования своих произведений, – попросила Аня.
– Я думаю…
– Не слишком ли много ты сегодня думаешь? – с наигранным чувством мрачного удовлетворения остановила Инну Жанна. И неожиданно любезно, без явной иронии в голосе добавила:
– Не перетрудись, пожалуйста.
Ане не потребовалось много времени, чтобы оценить уровень язвительности этого скромного замечания. Она умоляюще взглянула на Лену. В ее глазах читалось: «И эта туда же? Меня ужасно удручает ее неприветливое высокомерие. Огради».
Но Жанна опередила Лену.
– Надоело пикироваться, – сказала она и пренебрежительно вздернула плечами, словно надеялась стряхнуть с себя впечатление, произведенное своей же издевкой. (Неплохой способ уйти от ссоры.)
Но надо слишком плохо знать Инну, чтобы не ожидать ответного удара, когда противник смирился или отступил.
– Тебя волнует историческая фантастика? Генералиссимус ты наш неосуществленный, с ярко выраженной индивидуальностью! Тебе же надо непременно знать, что всё в книге закончится превосходно. Ты всегда ждешь хорошую любовную историю, чтобы были могучие телом мужчины и лихие намёки на флирты с ними. Ну, в общем, что-то развлекательное, но… не очень умное.
Так этого добра везде навалом – читай не хочу. А вот книги Риты не о событиях, а о людях, не о катастрофах вовне, а о сложных, так необходимых нам всем взаимоотношениях между мужчинами и женщинами. Они о драмах и трагедиях внутри человека, о том, что пораженное горем или бедой сознание не способно смотреть в лицо реальности. И вот тут-то один отворачивается от своей трагедии, начиная играть несвойственную ему роль, другой попадает в поток чужой жизни, теряет все свои прекрасные порывы и тупо, как вол на пашне, тянет ярмо духовной и материальной нищеты или ищет призрачное счастье на стороне. А третий, окунаясь в безрадостную человеческую юдоль, борется из последних сил. Еще они про тепло и нежность в семье, про близость. Ей не скажешь, мол, пиши обреченнее, злее, больнее. И так всего этого там сверх головы… Русскому человеку надо, чтобы все было по совести, по справедливости, по жалости. Про свои чувства у нас все понимают.
– Прекрасная речь! Но зачем все это «отливать» в строки? Чтобы «от мук не знать свободы»? Счастье, счастье… Есть вещи более важные и глубокие, более достоверные, чем счастье, – в пику Инне сказала Жанна просто так, чтобы позлить ее.
«Ловко заставляет других считать себя такой, какой она не является и даже сама себе не представляется, – молча отреагировала Инна на замечание Жанны, очень ей близкое и понятное. – Хотя… я бы не удивилась, узнав, что это ее собственная мысль. Глупой она никогда не была. Но в ее словах постоянно сквозит недосказанность, которая меня раздражает».
– Жанна, Ритины книги о том, как сберечь и защитить семью, как, будучи зависимым человеком, сохранить свое достоинство. В них главные действующие лица – любовь, стыд и совесть. Тема трагедий, потерь и утрат сложная для выражения словами. Рита достигает эффекта многозначности и многоплановости с помощью иронично-лиричного сопоставления судеб. Такие книги может писать только человек с чистой, грустной и доброй душой. Они не заслуживают забвения и принадлежат не только настоящему, но и будущему, – на всякий случай пафосно прибавила Аня весу своему прочувствованному монологу.
«Вот это песня!» – подумала Лена об Ане как о совершенно постороннем человеке.
– И чтобы всё было смертельно правдиво? Это что-то тревожно-позитивное, с женским характером и с женским лицом? – страстно предположила Жанна. – А не провести ли нам параллель с Толстым? (Иронизирует?)
– С которым? Их несколько, – вполне серьезно попросила уточнить Аня.
– Когда говорят «Толстой», то всегда имеют в виду Льва Николаевича. – Инна раздраженно дернула плечом, мол, как можно не знать таких простых вещей!
– А что, в центре его произведений почти всегда семья, верность, покаяние. Клубки человеческих проблем. А в них одни узлы. Не распутать. Их легче завязывать, чем развязывать. Часто рубить приходится, – заметила Аня.
– Сравнили с Толстым. Не на любые темы стоит шутить, – тихим голосом осадила подруг Лена.
– Можно, но тоньше, – возразила ей Инна.
«Вот и вызвали Лену на разговор. А то ведь клещами из нее слова не вытянешь», – молча обрадовалась Аня.
– Мне кажется, Ритины произведения для взрослых в основном вытягивает любовная линия, – попыталась возобновить беседу Аня.
– Это естественно, – согласилась Инна.
– При Сталине писатели в основном массами занимались, а не отдельными личностями. А теперь мы в книгах наблюдаем, как из простого человека рождается герой? – спросила Жанна. – Так это тоже уже было.
– Ритины герои – нормальные, прекрасные люди. Не шарахайся в крайности, – упрекнула ее Аня. – Если глубоко вникнуть, то на нынешнем этапе в нашей стране проблемы не столько технологические, сколько человеческие.
На том разговор и пресекся. И Лена провалилась в топкий как трясина сон.
* * *
Сквозь дрему Лена услышала тихое бормотание Ани и Жанны.
– …Готова поспорить, что она с детства заряжена писательством.
– Что нового на этой ниве можно изобрести? Уже есть десять заповедей для поддержания мира, гармонии и справедливости в человеческом сообществе. Только мало о них знать, надо иметь силы их выполнять. Нагорную проповедь я считаю не набором моральных норм, а социальным проектом.
– Вот поэтому всегда есть о чем писать.
– Если бы люди соблюдали заповеди, они сделались бы праведниками. Не возникало бы произвола, насилия, жестокости. И на земле был бы рай, – грустно-мечтательно сказала Жанна.
– Идеалистка, легковерная душа. Лучше упасть с облаков, чем рухнуть с дуба?
– Ты еще вспомни юность, время, наполненное звездными фантазиями… Чем дальше от жизни, тем ближе к вечным понятиям, к таким как порядочность, доброта… Знаешь, люди, достигшие моральных высот, часто бывают примитивными, – усмехнулась Инна.