– Безусловно, – подтвердила Лена. – Мне прошлое лето вспомнилось. Я всегда хожу в магазин через парк, потому что просто так гулять мне некогда. И вот иду я: восхитительный солнечный денек, легкий ветерок!.. Природа мгновенно отторгает грусти-печали, беды-обиды. Я отрекаюсь от забот и тревог. Хочется парить! Душа нежится и поет! В голову приходят ласковые веселые фразы, юмористические сюжеты. Хорошо-то как! И мне мечтается, чтобы это счастливое состояние не прекращалось…

– Наверное, плохо, если на изображение юных чувств накладывается возраст, усталость писателя, его иронический взгляд на жизнь?

– С этим у Риты все в порядке. В ее рассказах не нынешние спонтанные эмоции, а выношенные, выстраданные и осмысленные еще в детстве. Они узнаваемы, но в них есть индивидуальное, только ей присущее звучание. Ритины книги – крик боли ее души, а герои – обиженные войной дети, их одинокость и заброшенность. Отсюда характерная для ее произведений особая пронзительность и высокая драматическая нота. Пастораль не для нее. Благородство мыслей и яркость эмоций – вот что еще присуще ее персонажам.

«Будто не о Ритиных, а о своих книгах говорит», – опять промелькнуло в голове Инны. И она во многом согласилась с подругой.

– А твои герои, в основном, свои чувства глубоко запрятывают, не высказывают, только в мыслях позволяют себе расслабляться. Типа того? Я бы сказала, что ты насыщаешь рассказы эмоциями и переживаниями, чтобы читатель понял в себе то, что раньше только чувствовал, но не осознавал или не мог выразить словами. Допустим, дети себя героями не ощущали, но ты в них геройство разглядела, и в читателях пробудила это понимание. Твои персонажи – светлые лики на темном фоне. По мне так они как… точно иконы. Гелия Коржева называют художником беды, а я Риту и тебя буду считать писателями детской обиды, – полушутливо закончила выражать свое мнение Инна.

– Ну, не совсем так. Но поверь, Рита, безусловно, не из потока графоманов. У нее прекрасная интуитивная способность подбирать точные фразы и ставить их на определенные, нужные места. Не у всякого получается так удачно трансформировать свои чувства в слова.

– Я слышала, что люди искусства часто мысленно путешествуют за пределы разума. Они искусственно вводят себя в состояние измененного сознания или воодушевленной паники и черпают вдохновение в параллельном мире. А это не безопасно, можно не вернуться назад. А еще я читала, что искусство – не добавка к жизни, а ее суть. Оно существует для объединения в одном лице человеческого и божественного. Проводились исследования. У людей искусства мозговая деятельность оказалась намного выше, чем у профессоров-технарей. Удивила? В науке все четко, хотя мир состоит из вещей перетекающих, а в искусстве все намного сложнее, потому что неопределеннее. Чувственный опыт не менее полезен, чем умственный. И люди искусства вносят в жизнь своей страны ничуть не меньший вклад, чем ученые, – заверила подруг Жанна.

– Во мне говорит ревность технаря. Помните анекдот из нашей юности? «Он стал поэтом, для физика у него не хватило воображения». Я сомневаюсь насчет умственного превосходства людей искусства. Эмоциональность у них выше – это верно, – уверенно отреагировала Инна на рассуждения Жанны.

– А кто-то писателей назвал репортерами воображения. Я считаю, что ученым необходимо общение с искусством для развития более глубокого образного, метафорического мышления, помогающего открывать и создавать новое. Ты же не станешь отрицать, что музыка вызывает мощнейшие всплески эмоций и побуждает человека выражать свои способности в определенной области научных знаний? – придирчиво спросила Жанна.

– А я думаю, что люди рождаются с особым техническим мышлением. Мне кажется, музыка может помочь ученому расслабиться, «отпустить» мозг на свободу, чтобы вытащить в нужный момент из подсознания что-то важное, новое – и только. Открытия по заказу не делаются. Это результат интуиции и великого труда, – строго, как учительница школьнице, ответила Аня.

– Без озарения, одним протиранием штанов ничего не высидишь. Но оно посещает только идущего в гору, – поддержала мнение обеих Инна. – Я думаю, природа таланта у физиков и лириков одинаковая. Возможно, у них общие корни, но ветви все-таки разные. Я не настаиваю на своих словах. Это вопрос к специалистам.

– Ты имеешь в виду, что у них работают разные полушария мозга? Но исследования показывают…

– Можно проводить правильные опыты, но выводы из них делать абсурдные. Как-то слушала по телевидению лекцию одного американского ученого и за голову хваталась от его умозаключений, – вспомнила Жанна.

– Иногда бывает, но я бы не была столь категорична. Я читала, что лирик творит, когда под влиянием вдохновения наружу выходят неконтролируемые переживания, скрытые в подсознании. И Рита писала: «Роман вел меня за собой. У меня сначала был один главный герой, а к концу книги на первый план вышел другой. И в содержании к концу работы я выплывала совсем на другие берега. Я словно бы подчинялась чужой воле. Напишу фразу, а она будто не моя, точно кто-то мне ее подкинул. Мистика какая-то», – по памяти процитировала Инна отрывок из письма подруги. – Получается, у каждого творца свои взаимоотношения с вдохновением? Мне тоже иногда кажется, что в произведениях заранее зафиксирован определенный код, и он ведет автора. Это как… в колоколе заложен тон его звона. И в пьесах Шекспира закодировано послание, которое люди вот уж четыре века пытаются расшифровать, – высказала свое предположение Инна.

– И в Библии тоже, – напомнила Жанна. – Ты Библию и Шекспира поставила бы на одну доску?

– Постичь тайну писательства, как и тайну открытий невозможно, – ушла та от ответа.

– Пока невозможно, – заметила Лена.

– А если в подсознании пусто? – попыталась прекратить серьезный разговор подруг Аня. Она лежала с закрытыми глазами и внимательно слушала беседу. Но ее уставший мозг уже не погружался в глубину их высказываний.

– Поэтому ты и не пишешь, – мгновенно отреагировала Инна. И этим она снова явно выразила свое недовольство Аниным вторжением в их с Леной разговор.

«Трудно найти больших антагонистов, чем Инна и Аня», – подумала Лена.

– Отлипни, язва. Отзынь. (Ого, как она быстро обучается!) Приступ злого остроумия накатил? Может, дозволишь и мне черпать из того же колодца? Или хотя бы поцарапать по его дну? Каждый образованный человек способен написать один роман о своей жизни, и он может оказаться достаточно интересным. И в одном фильме талантливо себя сыграть.

Инна энергично возразила Ане:

– Не каждый. Если есть что за душой. Знала я мужичка. Всю жизнь одну беспомощную повестушку мусолил. В голову ему лезла всякая дребедень, он ловил смутные тени далекого прошлого, воображал себя великим любовником. Жена терпела. Лучше на бумаге, чем в реальности.

– А мне один наш местный поэт рассказывал, мол, поймаю какое-то яркое душевное состояние и запоминаю, а вспоминая, чувствую его как в первый раз и снова завожусь. Это, пусть даже секундное ощущение, я не забываю никогда, потому что оно – точное попадание в сердце. – Это Жанна, очнулась от легкой полудремы, и, не желая своего вовлечения в серьезный диспут, увела подруг от возможной перепалки.

– Наверное, он настоящий поэт, – сказала Аня. – А я могу рифмовать только сиюминутные чувства.

– Ты совсем как ребенок, – насмешливо фыркнула Инна и тем заткнула ей рот.

– Лена, ты утверждаешь, что Рита не посрамила память предков, написала книжки на все времена? Так отчего же она не прорвалась на «мировую арену»? – не могла ни уколоть хотя бы заочно свою давнюю подругу Инна.

– Это и есть самое трудное, – заметила Лена. И сказала она это с такой интонацией, что Инне больше не захотелось говорить на эту тему.

– Послушай, в книгах для детей ты используешь контраст жизни в детдоме с прекрасной природой, а во взрослых что противопоставляешь? На чем строишь и чем наполняешь противоборствующие сюжетные линии, что составляет их мощный контрапункт?