Джек накинул полотенце ему на плечи и самым бесцеремонным образом притянул Женьку к себе.
— Я рад, что ты в относительном порядке, — сообщил он доверительно.
Женька заглянул ему в улыбающееся лицо и почувствовал, как брови сами становятся на привычное место. Ну не мог он долго злиться на этого придурка! И тут у него от голода забурчал живот, напоминая о насущном.
— Ой! Жень, пойдём на кухню! Сейчас мы тебя накормим… Супчик, яишенка, салатик, уже всё готово!
— Погоди, дай одеться сперва!
***
— …и подрался с семёркой моего бывшего хозяина и выжил, — докончил Джек короткий рассказ, пока Женька тяжёлой ложкой с изукрашенной финифтью черенком хлебал суп-пюре из фарфоровой тарелки.
То, что выжил — это здорово, но остальное…
— Не нравится мне, как ты его зовёшь, — признался Женька.
— Бывшим хозяином?
— Угу.
— А как надо?
— Ну, хотя бы по имени. А то развёл тут… Хозяин то, хозяин сё…
— Что поделать, если он был прописан у меня во владельцах. От этого никуда не денешься.
Женька, ощущая беспомощность, отложил ложку. Джек тут же забрал у него тарелку и подставил другую, наполненную яичницей и тонким ломтём мяса. Всё красиво было украшено веточками какой-то зелени и сбрызнуто соусом. И когда успел всё это приготовить?
— Янис, он… — Женька взялся было за нож и вилку, но замер и опустил руки на край стола. Сглотнул. — Янис сказал мне, что ты упал с обрыва. И умер. Но я не поверил.
— И правильно сделал, что не поверил, — покивал Джек воодушевлённо. — Ты же знаешь, я сильный. Меня таким сделали.
— Да, знаю, — ответил Женька без энтузиазма. Ему вспомнился давешний лабораторный опыт, невольным свидетелем которого он стал. Шлем, управляющий наноимплантатами, может убить киборга за восемь минут. А останавливает вообще мгновенно. Хорошо, что у Яниса не было такой игрушки с собой.
Без особой охоты Женька принялся за мясо, разрезая его на крупные куски и закидывая в рот. Было вкусно вообще-то. Очень. Он признался в этом Джеку, с трудом прожевав, и тот просто расцвёл на глазах.
— Я старался, — только и ответил он. Женька отвёл глаза в сторону. Ну вот чего он опять?
— Что ты всё время на меня смотришь?
— Просто смотрю. Рад, что ты рядом. Мне перестать?
— Перестань.
— Не получается.
Женька прожевал последний кусок яичницы, ощущая, как желток растекается на языке. На самом деле, вкусно.
— Спасибо, — честно поблагодарил он.
— Чаю?
— Давай. И пялиться перестань. А то кусок в горло не лезет.
— Да я уж заметил. Ел за милую душу.
— Чтобы сделать тебе приятное, — добродушно съязвил Женька и отхлебнул из подставленной кружки. В меру горячий, в меру сладкий, всё как он любит. Ух, Джек!..
— Жень, да ты никак шутить научился?
— С тобой поведёшься, чему только не научишься. Всякой ерунде.
— Например?
Женька глотнул ещё чаю. Ополовинил кружку.
— Например, как по придури стягивать с людей полотенца после душа.
— Жень, это вовсе не придурь, тебя ведь били.
— А тебя, можно подумать, нет?! Раздевайся.
Руки Джека тут же метнулись к горловине футболки, но остановились почти сразу.
— Вот ещё. Зачем?
— Хочу посмотреть, как ты выжил после драки с семёркой и полёта с обрыва.
— Жень, да там вода была. И ещё… — голос Джека прозвучал приглушённо из-за стаскиваемой им футболки. После дождя Джек тоже переоделся, но волосы у него всё ещё были влажные и оттого тёмные. — И ещё киборги крепче людей, я же говорил.
Его тело, всё ещё не потерявшее загар Охары, теперь украшали бледные, хорошо заметные шрамы. Женька протянул руку и провёл по рубцам и едва заметным следам от ниток.
— Это он метил в сердце, но не попал. А тут просто поверхностная рана, внутренние органы не задеты.
— Ага… А ещё есть?
Джек вытянул вперёд руку:
— Вот. Был перелом, но тут вообще ничего не видно. И эти тоже скоро рассосутся. Следов почти не останется.
— Хорошо… — Женька осторожно убрал руку, погладив напоследок предплечье Джека. Тот хитро сощурился и предложил:
— Жень? А пойдём в кровать?
— Чо?!
Если бы он ещё ел, то наверняка бы подавился.
— В кровать, Жень.
— На фига?
— Или ты хочешь прямо здесь? Ты прав, стол тут достаточно устойчивый.
Женька тут же выскочил из-за стола, будто тот превратился во вместилище разврата.
— Чего это тебя так быстро перемкнуло? — спросил он, настороженно разглядывая Джека. Нет, вроде накидываться и заваливать его на барной стойке (а тут и она была, рядом с варочной поверхностью) он не собирался. Стоял, держа в руках свою скомканную футболку.
— Меня очень давно на тебе перемкнуло, Жень, — просто ответил Джек. — Неужели ты не заметил?
— Я заметил просто дружескую помощь, — ввернул Женька, не удержавшись. Та история и та фразочка всё ещё его царапали.
— А как ещё это назвать?
— Ну… Ёпт… Не знаю. Но не дружбой уж точно!
— Но мы ведь дружим!
— Не только! — Женька вспомнил тот поцелуй на крыльце модуля. С него всё началось, с того поцелуя их дружба стала другой.
— А что ещё мы делаем?
Женьку захватила немота. Он не смог выдавить из себя ни звука и только коротко дёрнул плечами. Мол, не знаю, не спрашивай.
— Не знаешь? Не можешь подобрать названия? — снова приподнятые плечи. — Ну и я не могу. Давай разберёмся вместе?
— В чём?
— В том, как это называется? — Джек уже был рядом. — Я думал, у людей для всего есть названия.
Женька опешил от того, как быстро, как бесцеремонно его лишили личного пространства и возможности отвечать. Джек положил обе руки, — нормальную и с зажившим переломом, по сторонам от его тела, приперев его к той самой барной стойке, и прижался своим полуголым телом — теперь со шрамами, ёпт, — горячим, он что, специально поднял его температуру? Или Женьке только кажется, что оно такое горячее? — прижал его к столешнице и поцеловал. Сладко и долго. И так хорошо. Женька почти сразу закрыл глаза и охотно включился в поцелуй, пробуя и касаясь губами губ Джека. Мягко, влажно, горячо. Этот поцелуй был приятный и долгий. Женька, млея, погладил Джека по плечам, перевёл руки выше, на его шею, помассировал влажный затылок. Джек прижался к нему теснее, вызывая у его тела ответный отклик. Женьке показалось, что внутри у него что-то расслабляется, как его отпускает какое-то застоявшееся напряжение, волнение — отпускает.
— Жень? — шепнул Джек, отодвинувшись от его губ. Женька тяжело задышал, переводя дыхание. Глаза пришлось открыть.
— Да? — шепнул он, потому что после таких поцелуев голоса у него просто не было.
— Здесь или в каюте?
Женька прикрыл глаза снова. Джек был невозможной сволочью.
— В каюте, — выбрал он.
И тогда Джек повёл его за собой, — взял за руку и повёл. Женьке ничего не оставалось, как пойти следом, в его силах было только справиться с глупым ощущением, которое возникло от всей этой ситуации. Вот они идут, взявшись за руки будто дети, в спальню, чтобы…
Дверь за ними закрылась, а верхний свет не включился, зажглась только лёгкая подсветка по углам каюты. Женька хотел было поблагодарить Джека за такое внимание к мелочам, но не успел. Его снова целовали, а руки Джека уже вытягивали из-за пояса брюк край футболки. Женька послушно поднял руки вверх, позволяя её с себя стянуть.
— Эй!.. — он вовремя шлёпнул Джека по рукам, нахально теребящим пуговицу его брюк.
Джек сделал удивлённый вид, и Женька, сам удивившись своей первой реакции на его действия, — значит, всё-таки нервничает, — пояснил, смущаясь:
— Я и сам могу.
— Хорошо, тогда давай сам, — покладисто согласился Джек и занялся своими джинсами.
Ёпт, никогда не думал, что это будет так трудно! Раздеваться у Джека на глазах. А тот совершенно обыденно, будто возле кровати они стоят, чтобы спать ложиться, расстегнул и спустил с ног джинсы вместе с трусами, сложил всё, отложил в сторону на какой-то пуфик, видимо, для этого и предназначенный, и сел на кровать, застеленную лоснящимся в полутьме синим атласом. И выжидательно уставился на Женьку, который в этот самый момент только взялся за застёжку брюк. Ар-р-р!! Скрипнув зубами и бессловесно себя выругав придурком, Женька механически повторил все действия Джека, стараясь не торопиться и не допускать в свои движения нервозности. Не очень-то получилось: когда он откладывал свою одежду на прикроватную тумбочку, руки у него подрагивали. Они что, действительно прямо сейчас займутся этим самым? Ну… Этим… В принципе, это было ожидаемо. То есть Женька думал и допускал, что подобное возможно, что Джек когда-нибудь исключительно по своей дури предложит, и даже временами ждал: а когда? Но сейчас… Женька в изнеможении присел краешком голой задницы на свою сторону кровати и сказал: