— Нет, я этого не могу представить, — выдал в итоге загадочную фразу Джек. И на все предложения зарегистрироваться в ОЗК впредь отвечал отказом. Мол, ему и так неплохо. Что Джеку не нравилось в собственной официальной разумности, Женька так и не смог понять.
А потом у Женьки случился разрыв с Аллой, а с Джеком случился психующий, но старающийся вести себя рассудительно и спокойно Женька. И им обоим стало резко не до ОЗК.
Женька топал по тропинке прочь от модуля, на ходу поддёргивая застёжку куртки до самого ворота. Переменчивые эдемские осенние холода ещё не сменились стойкой зимней стужей, и до сих пор ещё случалось время, когда днём воздух прогревался до ласковых восемнадцати градусов, а к ночи выстывал в кромешной тьме, и минусовая температура царила повсеместно, будто зима давно наступила. К утру в лесу обнаруживались скованные ледком, вымерзшие до самого дна лужи, которые хрустко проламывались под сапогом, будто тонкое стекло, а на голых, уже облетевших берёзах и осинах каждая веточка выглядела облитой не льдом, а сладкой рыжей карамелью — так красиво блестели они в солнечных лучах.
Женька набрал полную грудь холодного утреннего воздуха и выдохнул густой пар. Пусть он после того злополучного купания в омуте и стал относиться к холоду с ещё большей нелюбовью, чем раньше, но всё же. Как он сможет оставить всю эту красоту? Этот лес? Этот запах? Цикад? Омлохи? Ему не хотелось видеть, как все деревья вокруг срубят под корень. Не хотелось участвовать в отлове диких кабанов, — да каких же диких, они ж ему чуть ли не родные, а повадки некоторых, почти прирученных, он знает лучше, чем иной фермер знает свою собаку, — и после этого как поднимется рука готовить их к дальнейшей перевозке в дальний заповедник аж в другом полушарии Эдема? Не хотелось Женьке оставаться здесь, когда этого самого «здесь» уже не станет.
Тогда что ему делать? Куда податься?
Женька понял, что топчется на одном месте, рассеянно глядя на особенно раскидистую и разлапистую ель. Даже удивительно, как она умудрилась вырасти здесь, окружённая тёмными осинами и парой омлохов, такая по-королевски роскошная. Сколько её видел, каждый раз втихомолку восхищался.
Позади на тропинке хрустнул сучок. Джек, когда хотел, передвигался по лесу совершенно бесшумно. Ну а раз начал хрустеть ветками, значит, подавал ему знак о своём приближении.
— Просил же не ходить, — проворчал Женька. Впрочем, он уже почти успокоился, и от недавней вспышки — и отчего вообще вспылил, непонятно, — почти ничего не осталось. Какое-никакое, а решение он принял. На первое время и того хватит.
— Ты говорил, не ходить за тобой, — Джек всё время играл в эту игру «подлови хозяина», хотя они уже давным-давно переросли отношения хозяин-киборг. Похоже, ему просто нравилось проявлять упрямство таким образом. Почему? Может просто потому, что он мог. — А ходить просто так не запрещал.
— Попробуй тебе что-нибудь запрети, — тихо проворчал Женька. Впрочем, недостаточно тихо для киборга. Он вовремя обернулся и увидел, как Джек уголком рта улыбается. Услышал. Намотал на ус. Догадался, что Женька не сердится.
— Всё в порядке, Жень?
Неожиданный вопрос, да ещё и заданный с таким неожиданно серьёзным видом — нахмуренными бровями и внимательным взглядом, — заставил Женьку вздохнуть. Ну и где твоя хвалёная рассудительность? Киборга не обманешь, разве что себя. Может, он и вправду ведёт себя, будто подросток, может, Алла права была, когда жаловалась, что он всё никак не повзрослеет.
— Да нет. Как-то не очень, — ответил Женька и тут же отвёл взгляд от Джека в сторону, уставился в ствол ближайшего дерева.
— Тогда пойдём, поедим?
Джек снова улыбнулся, и Женька, совершенно неожиданно для себя, почти от всей души, улыбнулся тоже. В последнее время подобные перепады настроения сделались для него привычными. Осенняя хандра, слухи о расформировании и расставание с Аллой раскачали его, будто чаши весов, заставив потерять душевное равновесие. Ну а киборгу, конечно, самое главное — это пожрать. Возможно, с Джека ему стоит взять пример и постараться жить сегодняшним днём и текущим моментом. Не думать о неотвратимом будущем, не держать в голове прошлое, в котором только боль. А вместо этого пойти и позавтракать.
Женька хмыкнул, кивнул и двинулся обратно. Джек пристроился у него слева за плечом и пошёл следом. Неожиданно мысли Женьки перескочили на статью об адаптации киборгов авторства какого-то известного в инфранете специалиста ОЗК Збышека Ковальского, в которой говорилось о том, что многие киборги, осознав свою разумность, сталкиваются с проблемой отображения эмоций. Мало того, что молодому неокрепшему разуму трудно разобраться, что именно он чувствует — радость, гнев, растерянность, страх, так теперь у организма возникает потребность выразить эмоцию, которая прежде блокировалась процессором.
— Джек, а ты…
— Да, Жень? — и всегда этот ровный голос, такой выверенный до граммулечки: спокойный тон и чуть-чуть интереса. Женька, в плохих предчувствиях — будто ему ещё и Джековых проблем для полного счастья не хватало, — пару секунд помялся, не зная, как потактичнее спросить, а потом плюнул — ёпт, ну не умеет он задушевные разговоры разговаривать, — и постарался спросить максимально прямо:
— Ты когда улыбаешься, это ты улыбаешься, или процессор тебе подсказывает? Вот помнишь, ты якобы отключал программу компаньона, когда я тебе приказал? Ты был… — «как машина», чуть не сказал Женька и всё-таки тактично умолчал. Збышек Ковальский советовал подобных сравнений избегать.
— Тебя интересует мой блок эмоций? — уточнил Джек. — С ним что-то не в порядке?
— Ах, так значит, всё же есть какой-то блок?
— Жень, — Джек преувеличенно тяжело вздохнул и положил руку ему на плечо. Женька уже устал отстаивать свои личные границы, выпестованные им в многолетнем лесниковском одиночестве. С Джеком всегда так: проще смириться, чем растолковать, почему нельзя. — Понимаешь, они у меня базовые. Свои собственные, в смысле. Извини, если что не так, но я по-другому не умею. Не знал, что для тебя это важно.
— Да нет, совсем не важно, — замахал Женька руками, одновременно развернувшись к Джеку лицом и попутно сбросив его ладонь плеча. — В смысле, важно. Ну, что они у тебя свои собственные.
— Ты снова те статьи о психологии киборгов читал?
Джек выгнул бровь, мол, неужто ничего более скучного на сон грядущий не нашлось?
— Нет, больше не читал. Это ещё с того раза.
Вот так вот. Джекова улыбка — его собственная, никаких типовых мимических сокращений. Женька удовлетворённо вздохнул: его Джек вообще особенный и даже талантливый. Ощущать за него гордость было глупо, но Женька всё равно мимолётно её ощутил.
Он, и правда, больше не открывал сайт ОЗК с рекомендациями по адаптации и всякими статьями всяких специалистов. В тот единственный раз, когда Женька опрометчиво решил заняться самообразованием, Джек повёл себя странно, сперва буркнул, уж не хочет ли Женька сдать его под надзор в ОЗК, раз уже на их инфосайт отправился, а потом, получив короткое «нет», развернулся к стенке в своём спальнике и, вроде бы, ушёл в спящий режим… Однако время от времени Женька слышал возню и шевеление в углу, когда Джек показушничал и оборачивался, проверяя, не закрыл ли он наконец неугодную его киборгу информационную страничку. Так что вскоре страничку действительно пришлось закрывать и отправляться на боковую. А на следующий день Джек вёл себя образцово-показательно и преувеличенно бодро, как должен вести себя «правильный», в его понимании, киборг-компаньон. Почти не дёргал, не тормошил с трудом просыпающегося над кружкой с кофе Женьку, подал завтрак — воздушный омлет с колбасой, нарезанной толстыми ломтиками, без напоминаний приготовил бутербродов для перекуса во время обхода, запланированного Женькой, и даже пару яблок для Фильки не забыл… И всё крутился вокруг, то бросаясь наводить порядок в комнате, то гремел продуктами на полках холодильника. Так что, в итоге, Женька психанул и сдался первым, выпалив:
