— Извини, — продолжал говорить Женька, — я и сам напугался. Тут ведь темно. И я не знаю, где оказался…
Он говорил ещё и ещё, какую-то чепуху, которая со страха лезла ему в голову, а неопознанное чудище на него всё не нападало. Только шелестело чем-то совсем рядом. Будто листьями, что ли. Женька запоздало потянул носом воздух, надеясь хотя бы по запаху определить, что за зверь должен его схарчить, но звериного запаха не почувствовал. Пахло сырым картофелем и землёй. И ещё мёдом, совсем слабо.
— Вот я человек. А ты кто? — спросил Женька без особой надежды.
Внезапно ему на грудь прыгнуло что-то тяжёлое, повалив навзничь. Женька как раз только-только осторожно уселся на пол, и теперь полетел назад, ударяясь головой о пластик двери. В нос ударил запах цветов, медовый и сладкий. Женька отодвинул голову насколько мог далеко. По шее скользнули побеги и листья, затрепетав, будто от порыва ветра. Ошибки быть не могло. Он сидел в камере с растением! С очень любопытным и нахальным растением.
— Эй! А ну хватит! — сделав сердитый голос, потребовал Женька, в очередной раз отдёргивая голову: маленькие листочки залепили ему глаза, а в ноздри полезли какие-то тонкие усики. К счастью, обошлось устным увещеванием. Растение, будто устыдившись, что сделало что-то не то, подалось назад. Женька снова услышал шорох по сторонам. Неужели, если вот это с цветочками и листьями — верхняя часть, то всё остальное, шуршащее по стенам и полу — это корни?
— У тебя корни, как у большого дерева, — сказал он доверительно. В ответ те самые корни оплели его запястья и отдёрнулись, наткнувшись на металл. Потом пробежались по рукам снова, забираясь в рукава давно подранной и испачкавшейся рубахи. Оно его… Ощупывало. Знакомилось с ним.
Женька прикрыл глаза и замер, позволяя ему это делать. Кричать и вырываться? А смысл? Оно сильнее. Да и страха перед ожившим цветком он не испытывал. Кто видел хоть одну стаю сыроежек, ходячей берёзки уже не испугается.
Внезапно рукам стало свободно. Браслеты наручников остались на запястьях, а цепь между ними как будто истончилась и порвалась сама. Женька шевельнул руками, потёр натёртую металлом кожу, осторожно ощупал концы цепочки: как отрезана. И сказал:
— Спасибо.
Цветок снова бросился ему на грудь, кажется, взметнув при этом в воздух тучку пыльцы. Видеть её Женька не мог, но усиливающийся запах мёда ощутил.
— Слушай, может, тебе тепло надо? А я как раз тёплый…
Растение, разумеется, ответить не могло, но Женьку это не смущало. На Эдеме он привык общаться с бессловесными тварями всех мастей, начиная от грибов и заканчивая Филькой. Этот… цветочек чем-то напоминал ему об Эдеме. Опасный, но на самом деле ранимый и пугливый. И большая часть опасности происходила именно из-за пугливости. Это у цветка только корни и листья, а у человека и железо, и электрошокер, и бластеры с лазерными ружьями… Разумеется, цветку нужно защищаться, вот он и ведёт себя агрессивно.
Когда зашипели приводы и открылась дверь, у Женьки уже затекло всё тело. По внутренним ощущениям, прошло часа два, а может, и шесть. В стрессовой ситуации время течёт по-разному, то замедляясь, то ускоряясь, а уж Женька сейчас находился в по-настоящему стрессовой ситуации! В общем, среагировать на распахнувшуюся дверь он не успел. Он только глаза раскрыл и тут же сощурил их, защищаясь от яркого с непривычки света. Зато среагировал цветок. Да так бурно, что Женьку попросту опрокинуло на пол снова, да ещё и к дверному косяку прижало. Перед глазами мелькнули-пронеслись какие-то жгуты, пахнуло землёй. Раздался человеческий вопль. Женька вскинулся и успел заметить только выпадающий из чужой руки электрошокер. Самого человека прибило к дальней стене коридора, вот только человека под мешаниной змеящихся корней и зелёных длинных усов было уже не разглядеть. Только ноги в чёрных берцах подёргивались, вися в воздухе. Прозвучал ещё один задушенный возглас, и всё стихло в зловещей густой тишине, нарушаемой только шелестом, шорохом и чмоканьем. Женьку продрал по спине озноб, и он грешным делом подумал, а не заползти ли ему по-тихому обратно в камеру, да ещё и дверь за собой прикрыть. Авось, не сожрут.
Охранник приходил навещать Женьку в одиночку. Что ему было нужно, узнать уже никак бы не получилось. Может, поглумиться хотел, может, передать от Яниса или Никоола какое-нибудь издевательское сообщение. Но Женька понимал, что его скоро хватятся, а потому нужно бежать отсюда поскорее. Сперва он потянулся к валяющемуся на полу электрошокеру, — как-никак, а хоть какое-то оружие, но потом покосился на цветок и решил не рисковать. Филька тоже заводился и становился бешеным, если видел в руках у человека станнер. Так что не будем рисковать. Вспомнив Фильку, Женька мимолётно и тепло улыбнулся. Тут цветок отвалился от стены, неизящно шлёпнулся всей копной кореньев и жгутов на пол, и улыбку Женьки стёрло, словно её и не было: вместо человека на стене висела какая-то… клякса с руками и ногами. Обескровленная и иссушенная. В следующее мгновение цветок метнулся к нему. Но не для того, чтобы и его пришпилить к стене и запустить в него корни. Откуда-то из мешанины корней и длинных зелёных усов показались листья, тонкие и перистые, необычного лилово-розового окраса. Вслед за листьями поднялась цветочная плеть с мелкими бело-розовыми цветками. Женька почувствовал уже знакомый медовый аромат. Цветочная плеть припала к его груди, листья тоже прижались и облепили тело. Да не тело, а рубашку! Его ведь совсем недавно обливали водой, чтобы привести в чувство.
— Только не говори, что это ты пить хотел, — пробормотал Женька, стараясь лишний раз не коситься на противоположную стену. Зато он заметил кое-что другое и хмыкнул. В самом конце коридора стоял допотопный кулер с наполовину пустой пластиковой бутылью воды. Кому здесь, на этаже с тюремными камерами, понадобилось устанавливать эту поилку, непонятно было. Разве что раньше это были не камеры, а офисные кабинеты? Или водно-питьевой режим очень важен для каких-то инопланетчиков, которые регулярно появляются на этой базе? Женьку этот вопрос не сильно занимал. Он шагнул к кулеру и выдернул бутыль из подставки.
— На, пей.
Цветок, почувствовав разливающуюся по полу воду, оттолкнулся от пола корнями и плюхнулся в натекающую лужу, будто голодный вепрь рылом в кормушку влез. Женька старался не сильно умиляться, глядя на эту картину, но у него плохо получалось.
Запоздало подумав о себе, Женька обнаружил, что на дне бутылки воды осталось всего на несколько глотков. Он выпил их с жадностью и отставил пустой пластик в сторону. Распрямившись, он уже знал, что будет делать. Всё-таки здесь была не тюрьма. И бежать отсюда было плёвым делом. Хотя бы через эту вентиляционную решётку, что расположена почти под самым потолком неподалёку от кулера. Женька подставил аппарат поближе к решётке, влез на него и принялся изучать крепления, которыми панель крепилась к направляющим. Пластиковые зажимы легко отщёлкнулись от стены, и решётка буквально упала ему в руки. Женька почувствовал себя очень глупым. Ему будто специально подсказали путь побега, и эта лёгкость настораживала. Впрочем, дурак он будет, если вместо вентиляции попрётся по лестнице и по верхним коридорам, битком набитым учёными центаврианами и мафиози в костюмах. Выяснить бы ещё, где он находится… — помечтал он. И ещё бы не мешало сообразить, где они держат Рейчел и других похищенных. Женька не забыл о криокамерах. Но прежде, чтобы освобождать заключённых, подопытных, похищенных или какой они все здесь имели статус, нужно было разведать, куда их всех спасать. Если он по пути своего следования обнаружит видеофон или комм, то вызовет полицию. Профессионалы гораздо лучше него, дилетанта, лесника, отслужившего всего полтора года в армии, разберутся, как спасать людей.
В общем, Женька подтянулся на руках и полез в тесный ход — только-только места хватает взрослому человеку по-пластунски проползти. Вряд ли Рейчел и остальные замороженные из криокапсул смогли бы проползти здесь. После разморозки требуется до двух суток, чтобы прийти в себя, Женька знал, что именно поэтому криокапсулы практически не использовались в дальних перелётах. Мало того, что часто выходили из строя и будили своих владельцев раньше срока, так ещё и человек самостоятельно из анабиоза выйти не мог, зачастую ему требовалась медицинская помощь.
