Вот только люди не должны были догадаться, что он киборг! Женька сглотнул разом пересохшим от волнения горлом, когда понял, что сейчас Джек раскроет себя. Девушка с медузами на коже уже всплыла, чтобы глотнуть воздуха, а Джек всё ещё был занят разговором с охарцами, знакомясь и общаясь уже с другими двумя. Женька постучал костяшками пальцев по плотному стеклу, надеясь, что Джек его поймёт и тоже догадается всплыть. Ну же! Женька указал наверх, когда Джек повернул голову в его сторону. Джек кивнул и обернулся обратно к своим собеседникам, прильнул к ним, словно хотел вжаться в них всем телом, слиться с их щупальцами и мягкими телами, и те вдруг оттолкнули его от себя прочь, вверх. Джек вытянулся, выставил вперёд руки, пробивая ими поверхность воды, вынырнул, вздохнул, задышал жадно, будто ему и правда не хватало кислорода. Женька украдкой перевёл дыхание и посмотрел по сторонам, не заметил ли кто что-нибудь для себя странное, не вычислил ли в Джеке киборга. Сорванным киборгом никого не удивишь, сейчас быть сорванным разрешено законом. Но все разумные киборги должны быть зарегистрированы в ОЗК, это их право, но и закон тоже. Нарываться на предупреждение и штраф, участвовать в разбирательстве и давать объяснения, почему они не обратились в общество по защите киборгов, Женьке не хотелось. Но никто ничего не замечал. Играла музыка, люди и инопланетчики танцевали в меру своих способностей, физических данных и в соответствии с собственными вкусами. Быстрые ритмичные биты по-прежнему сотрясали кости. «Сити Ловерс» пели о любви. Джек спустился по хромированной лесенке, ловко съехав по ней вниз, держась ладонями только за перила. В толпе кто-то взвизгнул от неожиданности, когда он приземлился рядом.

Сегодня встретились мы, и я увидел тебя,

И глаза твои всё сказали сами.

Будешь ты моей лишь на эту ночь,

Так приди и поцелуй меня,

Так приди и обними меня

Губами, руками…

Джек прошёл мимо разделяющих их людей, словно нож сквозь масло, и оказался перед Женькой раньше, чем тот успел догадаться, что будет дальше.

— Волновался обо мне? — спросил он, накрывая Женьку мокрым телом, пахнущим странной смесью трав и йода. Должно быть, состав воды, комфортной для охарцев, отличался от воды, привычной для человека. Или то было своеобразное развлечение для спрутов, ненадолго окунуться в среду, отличную от воздуха и обычной морской воды родного мира. Женька не успел об этом поразмыслить как следует. Внезапная близость Джека вообще напрочь лишила его этой способности — мыслить.

— Нет. Вот ещё. Больно надо, — ответил он, не справляясь с собственным дыханием.

— Я всё видел, — сказал Джек. Чтобы говорить в шуме музыки, ему приходилось наклоняться близко-близко. Женька отодвинулся было, но упёрся спиной в стекло. Оно было тёплым, но Джек всё равно казался горячее.

— Что именно? Не выдумывай. Я просто не хотел, чтобы кто-то понял, что ты…

Джек накрыл его губы поцелуем. Женька стукнулся затылком о стекло. Джек прижал ладонь к стеклу рядом. Даже если кто-то и видел их поцелуй, Женька не видел ничего. Губы у Джека оказались солёными до горечи и сладкими, и пряными, а язык таким горячим, что голова у Женьки тут же поплыла, будто отделённая от тела. Он не чувствовал ни рук, ни ног, лишь Джека, в которого вцепился, словно утопающий. Судорожно сжатыми пальцами — в обнажённые плечи, в сильный загривок, во влажные волосы, колкие на затылке и спутанные на макушке.

Между мною и тобой расстояние условно,

Только страсть — она одна на двоих.

Ты со мной един, навечно, безусловно.

Дикий космос наших чувств оставляет нас слепых.

Заполни мою пустоту. Собою.

Пустоту.

Дурацкая песня билась в уши, но Женька не различал слов; пальцы Джека раздвинули полы его рубашки, и как только пуговицы расстегнулись сами собой, прервал поцелуй и скользнул губами по его подбородку, дразняще прикусывая. Женька тяжело вздохнул и запрокинул голову к тёмному потолку. Губы накрыли его шею, засасывая нежную чувствительную кожу, и Женька не удержался, выдохнул весь набранный воздух с громким удивлённым стоном. Кругом была куча людей, это тревожило его, но гораздо больше его тревожил Джек. Тревожил, бередил, дразнил, сводил с ума. Только Джек, и никто кроме него. В голове звучали слова из незамысловатого припева: «Заполни мою пустоту», и они делали с Женькой что-то странное, заставляя действительно ощущать себя пустым и голодным, и утолить его голод мог только Джек, он был рядом, он был весь для него.

— Ты обещал, помнишь? — сказал Джек, и Женька не смог бы оттолкнуть его сейчас, даже если бы захотел. А он не хотел, он хотел ближе, глубже, он был таким пустым… Джек встал перед ним на колени — так быстро, решительно, что Женька только вздохнул и сжал пальцы в его волосах и на шее. Джек посмотрел ему в глаза, и от взгляда снизу Женьку продёрнуло как от прикосновения к электрическому проводу. Щека Джека, прижавшаяся к его паху, оставила на джинсовой ткани влажный след, Женька чуть не потерял равновесие, неловко переступив ватными ногами. В голове пронеслась куча мыслей о том, насколько долго на самом деле Джек может задерживать дыхание, образы о том, как порнографично будут смотреться эти губы, растянутые членом, сознание того, что кругом множество людей, и любой может наблюдать, как Джек сейчас расстегнёт его ширинку и… и…

— Джек, прекрати. Пожалуйста, не здесь, Джек…

Он улыбнулся и легко поднялся на ноги, вжался в него всем телом, обнял, с силой прижал к себе. Женьку пробила крупная дрожь, и пару минут он просто стоял, вцепившись в плечи Джека и крепко их сжимая. Джек в это время… Что? Легко и невесомо касался губами его виска? Нет, наверняка показалось.

— Не волнуйся, я и не собирался, — сказал он, когда Женька слегка подуспокоился. — Если хочешь, пойдём в ту комнату, ты поспишь, а я посторожу.

— Тебе тоже надо отдыхать…

— Мне достаточно всего трёх часов для сна. Попозже наверстаю.

— Но…

Джек почти что силой потащил его за собой, будто специально выбирая, где будет меньше народу. Женька сейчас не хотел никому смотреть в глаза, — и ему почти не пришлось. Они быстро миновали парадный вход и прошли в другое крыло, в котором были устроены комнаты отдыха. Джек шёл первым.

Внезапно он остановился, и Женька наткнулся на него от неожиданности. Упёрся, словно в стену.

— Подожди.

— Что?..

Джек не ответил.

— Чего «подожди»? Джек, что там? Там кто-то есть?

Дверь в зал для переговоров была закрыта, а в комнату с диваном можно было попасть только через неё. Возможно, ещё был другой вход через второй этаж, но гости туда не допускались. Женька вспомнил все странности в поведении Джека — которых и не было вовсе, если рассудить. Здесь долго копался при сборе вещей, тут недоговаривал, там — вернулся до последней нитки мокрым и врал. А вот оговорка о том, будто Женька тоже что-то понял, о том, что кто-то или что-то есть на этом — именно на этом! — острове заставила Женьку встревожиться уже всерьёз.

— Слушай, может, вызовем полицию?

Джек, прислушивающийся к тому, что происходило за закрытыми дверями, с удивлением обернулся и посмотрел на Женьку, как на идиота.

— Зачем? Ведь ничего же ещё не произошло.

— Но произойдёт?

— Надеюсь, что нет.

— Тогда что там делается? — Женька указал на дверь.

— Просто… — Джек помедлил, а потом явно кого-то процитировал: — Деловые переговоры. Отец Алины бизнесмен. Сейчас они о чём-то торгуются. То есть разговаривают.

— Ах, вот оно что. Просто разговаривают? Тогда чего ты тут стоишь, напрягшись, как собака, почуявшая кабанью лежку?

— Потому что это очень неприятный кабан, Жень.

Женька засопел носом.

— И мы, конечно, совершенно случайно здесь оказались.

— Нас ведь пригласила Алина на вечеринку… — начал было Джек.

— Нет, не на этом острове. На Охаре, Джек. Ты выбрал билеты сюда случайно или знал, что встретишься здесь с этим своим… кабаном? Кто это, кстати? Кто-то из твоих бывших хозяев? Один из его знакомых? Ты хочешь ему отомстить за что-то личное? Что он заставлял тебя делать? Доставать коммы из бассейна?