— А ты не хочешь ничего рассказать?

— Не сейчас, Еын, — протянул он, — потом расскажу. Что у тебя?

Девушка вздохнула, чувствуя неприятный комок в горле от того, что всё происходящее от неё почему-то скрывается, но всё же произнесла:

— Сегодня приходил господин Чон.

— Называй его Хосок, пожалуйста, это бесит, — пробубнил он недовольно. — Я даже себя, если ты не заметила, не прошу назвать иначе.

— Я заметила, — кивнула Еын. — Но Хосок попросил, чтобы я уговорила тебя на то, чтобы на Рождество мы были у них.

— Мы? — переспросил Юнги, а девушка тут же засмущалась.

— Так он сказал, — пожала она правым плечом как бы безразлично. — Сказал, что ты совсем один и что всегда отказываешься от приглашений.

— Жалеешь меня?

— Скорее понимаю, — чуть улыбнулась девушка и, почувствовав, как ослабла хватка на талии и лоб оторвался от плеча, обернулась. — Я ведь тоже одна.

Юнги тогда обхватил её запястье пальцами и потянул на себя, заставляя усесться на его колени, ноги расположив по двум сторонам от его бёдер. Он затем чуть сжал её талию и пододвинул ближе к себе, оставив между их телами лишь жалкие сантиметры её левой руки.

— Ты хочешь туда? — спросил мужчина, а у неё сердце снова забарабанило в груди, и уши наполнились шумом. — Мы можем поехать, если хочешь.

— А ты? — чуть нахмурилась Еын. — Почему не говоришь, чего хочешь сам? Мне плевать, где праздновать Рождество, если там будешь ты. Забыл? Ты теперь — мой парень, и мне плевать, что ты думаешь по этому поводу, — передразнила она его. — Так что я рада буду остаться здесь. Можем заказать что-нибудь из ресторана, есть и смотреть то, что хочешь ты. Я знаю, что Рождество — это семейный праздник, но мы просто могли бы притвориться на какое-то время семьёй, раз уж своих у нас нет.

Юнги улыбнулся — снова так красиво и по-нежному мило, что у неё затрепетало сердце — и, потянувшись, всё же поцеловал её. Правильно, вкусно, по-взрослому — как любил сам. И как готова была полюбить Еын.

— Что хочешь в подарок? — спросил он, едва оторвавшись от неё, а ей очень сильно захотелось притянуть его обратно и самой попытаться соскользнуть языком между его губ.

— Почему всегда спрашиваешь?

— Чтобы подарок был нужным. Я не хочу дарить бесполезную вещь.

— Тогда можешь сделать мне документы? — попросила Еын, закусив нижнюю губу. — Только не поддельные, а настоящие. Хосок забрал всё, что у меня было, но даже тот мой паспорт всё равно нуждался в замене.

— Хочешь документы на имя Ли Еын? — улыбнулся Юнги. — Готова вернуться?

— Не Ли Еын, — категорично мотнула головой девушка, потому что решалась на это действительно долго. — Кан Еын или Ха Еын… Это не так важно на самом деле. Я просто хочу начать всё заново, понимаешь? Я очень любила и люблю отца, поэтому уверена, что он поймёт моё желание отказаться от всего того, что связывало меня… со всем прежним. Даже от фамилии. Ты сможешь это сделать?

— Скажи, — ухмыльнулся вдруг Юнги, — я доживу до момента, когда ты попросишь у меня что-нибудь обычное? Кольцо или машину? Твою старушку давно уже пора сменить.

— Не называй её так, — скривилась Еын и хлопнула его протестующе по плечу, в ответ получив смешок. — И ты сам сказал просить что-то, что мне правда нужно.

— Будут тебе документы, — хмыкнул Юнги, — но придётся сфотографироваться.

— Я знаю, — улыбнулась довольно девушка и спросила: — А ты что хочешь на Рождество?

— Тебя, — ни капли не раздумывая, ответил мужчина, а Еын вновь покрылась невозможным смущением. — Но я уже сказал, что дождусь твоего выздоровления. Так что запишу в долг.

Девушка, если бы только была на это способна, обязательно бы ракетой стартовала прямо в космос от переполнившей её неловкости и поселившегося вдруг в душе от одних только слов странного предвкушения.

Комментарий к Fourteen

Всегда очень жду ваших отзывов и мнений :)

========== Bonus (Hoseok x Chaerin) ==========

Маленькая комнатка в общежитии, где обычно снимают жильё студенты, готовящиеся без ума и без памяти к экзаменам. Меньше десятка квадратных метров, общая кухня сразу на половину этажа и перманентное желание переехать. Но денег нет, как нет и перспектив, и иногда очень хочется умереть, чтобы всё это просто закончилось.

Пак Черин не верит во многие вещи: в искреннюю благотворительность, в речи политиков, в слова мужчин, в справедливость и воздаяние. Но верит в возможность перерождения — просто потому что хоть во что-то ведь верить надо, так? И девушка очень сильно хотела бы родиться в следующей жизни кем-то, кого бы просто любили: не за то, что он красивый или богатый, не за то, что умный или потрясающе разбирается искусстве. В кого-то, кого любили бы просто за то, что он есть.

Черин в списке контактов нашла номер, который удалить никак не поднимается рука, хотя что-то внутри — что-то очень плохое — говорит сделать это. Она тут же приложила телефон к уху и вслушалась в долгие гудки, разъедающие слух и заставляющие голову болеть, а ещё подняла взгляд и посмотрела в зеркало прямо перед собой. Девушка привычно растянула в улыбке губы, чувствуя, как потрескалась на них кожа, и чуть сощурила глаза. Пак Черин именно такая — всегда улыбающаяся и ни о чём не заботящаяся, яркая и открытая, чуть саркастичная и страшно обаятельная. И до самого настоящего скрежета в груди ненавидящая ту девушку, что отражается в зеркале.

— Ты время видела? — раздался в трубке хриплый ото сна голос, страшно недовольный и раздражённый. — Времени — одиннадцатый час утра, чего трезвонишь в такую рань?

— Привет, мам, — выдохнула Черин, чуть дрогнув уголками губ. — Как ты?

— Чего звонишь? — проговорила женщина в ответ и, судя по звукам, поднялась с кровати. — Говори уже, чего нужно.

«Ох, я тоже в порядке, мама, — ответила она мысленно. — Спасибо, что спросила впервые за двадцать лет».

— Я перевела тебе деньги, — сказала в итоге Черин и посмотрела на сберегательную книжку в своих руках. — Думаю, этого должно хватить на месяц. Постарайся не сильно тратиться, хорошо? Я не смогу сейчас по первой же твоей просьбе отправить ещё, если вдруг понадобится.

В столбике остатка значились очень грустные двадцать с небольшим тысяч вон, и Черин очень сильно сомневалась, что ей самой хватит этого до конца месяца. Занимать у Минхо, который сам едва только вылез из всевозможных долговых ям, совсем не хотелось, а обращаться к Еын, у которой с деньгами в последнее время было совсем туго, не было и вовсе никакого смысла.

— Ты ещё учить меня собираешься? — фыркнула пренебрежительно женщина. — Опять с работы попёрли? Я сразу тебе сказала: не умеешь работать головой, работай руками, не умеешь руками — есть много других способов.

Черин стало так обидно, что больно укололо где-то внутри, под самыми рёбрами, и она сглотнула.

— Почему сама тогда не работаешь? — тихо спросила девушка, глядя на своё отражение, что перестало скалиться в отвратительной гримасе.

— Что ты сказала?

— Сказала, что люблю тебя, мам, — выдохнула Черин искренне и закусила задрожавшую нижнюю губу. — Очень сильно люблю тебя.

Женщина помолчала какое-то время, позволяя ей слышать лишь шум на заднем плане и медленно умирать внутри, понимая, что ничего с этим сделать нельзя. Этот цветок нелюбви был посажен маленькой совсем семечкой в самом детстве, но теперь разросся, достигнув почти исполинских размеров, и раздирал в клочья все внутренности своими острыми шипами, впрыскивая ещё и яд, что убивал крайне мучительно, не позволяя страдать физически.

— Это всё, зачем ты звонила? — спросили на том конце, и Черин прикрыла веки, промычав согласно в ответ. — Не могла сообщение написать? Ты разбудила меня.

— Хотела услышать твой голос, мам.

— Услышала? — хмыкнула женщина. — Давай, Черин, мне некогда болтать с тобой. Дел выше крыши.

Девушка даже попрощаться как следует не успела — услышала в телефоне короткие гудки и так и замерла с приоткрытым ртом. Она затем усмехнулась скептично, положила смартфон на тумбу перед зеркалом и снова посмотрела на себя.