— Стоило догадаться, — кивнула девушка, а потом вспомнила о том, что друг был на складе, и почти в панике посмотрела на подругу. — Он же в порядке? С ним всё нормально?

— Дуракам везёт, — отмахнулась Черин. — Пара ссадин да синяков, одно ножевое. Но его уже зашили, так что Минхо снова бегает и прыгает. Он ушёл буквально за пятнадцать минут до того, как ты проснулась. Что-то по работе.

Еын кивнула и снова задумалась о том, как же всё разрешилось. Она старалась всячески отгонять от себя мысли о том, сколько людей пострадало, скольких убили. Ей плевать было на тех — чужих, и она бы только порадовалась, узнай о смерти Хубина, но понимала вместе с тем, что проблем в том случае не избежать, и путалась, не зная, какой исход был бы лучше.

— Еын, — позвала её Черин, отвлекая от размышлений, а потом мягко улыбнулась, — с совершеннолетием тебя.

Девушка моргнула, смотря на подругу, что протягивала ей прямоугольную небольшую коробочку, а потом вспомнила, что вчера, кажется, было семнадцатое декабря, и ей действительно было уже двадцать. В мыслях в тот же миг появился образ Мин Юнги, усмехающегося довольно и припоминающего ей её возраст, и Еын улыбнулась, думая, что теперь такое будет совершенно бессмысленно.

— Знаешь, — хмыкнула Черин, когда девушка протянула руку и приняла подарок, — я помню, как ты мечтала о том, как оторвёшься в своё совершеннолетие. Ты собиралась напиться, проколоть язык и пупок, сделать татуировку и выкурить целую пачку самых дорогих сигарет.

— А ещё лишиться девственности с самым красивым стриптизёром, — засмеялась Еын, понимая, что больше этого не хочет совсем. Кажется, ничего из перечисленного не хочет.

— В любом случае, под пулю ты вроде бы соваться не собиралась, — хмыкнула Черин и, замечая, что она не может справиться с коробкой одной рукой, помогла ей.

Еын поблагодарила её короткой улыбкой, почувствовав себя, однако, немощной и ущемлённой, а потом замерла, едва увидела перед собой серебряный кулон: на тонкой и довольно длинной цепочке, будто капля с тонким ажуром и крошечными фианитами — страшно красивый и невыносимо желанный.

— Это же… — протянула неверяще девушка и посмотрела на Черин, широко раскрыв глаза.

— Ага, — коротко хихикнула она. — Знаю, что это немного…

— Смеёшься? — перебила её Еын, вспоминая, как впервые увидела этот кулон в витрине ювелирного магазина и едва ли не прилипла к стеклу, страстно его самым натуральным образом возжелав. — Да я мечтала о нём больше полугода! Так что сейчас же обними меня, потому что я не могу, и помоги его надеть!

Черин подалась в её сторону со смехом, обвивая руки вокруг шеи, и девушка невольно ойкнула, когда подруга неосторожно задела пострадавшее плечо. Она тут же со страхом отстранилась, но Еын поймала её правой рукой и прижала снова к себе, думая, что это совершенно точно не то совершеннолетие, которого она ожидала, однако всё равно невероятно счастливое.

***

Дни затем потянулись за днями: невероятно бесконечно, выматывающе и нестерпимо долго. Еын стабильно терпела все визиты докторов, отвечала на абсолютно одинаковые вопросы и на третий день уже безо всякого страха смотрела в зеркало на свою перебинтованную руку, которая теперь бесполезным куском мяса болталась — ни живая, ни мёртвая — в повязке. «Плечу нужен покой», — с упорством баранов повторяли доктора и медсёстры, а Еын страшно хотелось выбраться из этой больничной одежды, из слинг-повязки, из бинтов и просто зажить уже своей привычной жизнью.

К ней изо дня в день приходила Черин, не уставая, кажется, совсем, и улыбалась много и искренне, поддерживая её невозможно сильно. Минхо забегал от случая к случаю, а ещё притащил огромного белого игрушечного медведя в честь её совершеннолетия.

— Мне двадцать, а не двенадцать, — напомнила она тогда, скептично приподняв брови, но парень только отмахнулся.

— Девочки в любом возрасте любят игрушки.

— Ты всех-то под одну гребёнку не греби, — усмехнулась Еын, а тот щёлкнул её по носу.

— Но тебе же нравится.

Она расплылась тогда в улыбке, потому что — да — очень нравится. Мягкий белоснежный медведь, несмотря на изначальные возмущения медсестёр, стоял теперь рядом с её кроватью и невероятно сильно радовал глаз. Еын иногда, приходя с нескончаемых обследований, падала прямо на него, вместо кровати, и, обнимая рабочей рукой, носом зарывалась в то, что называлось мехом. Она тогда сжимала плотно веки и громко дышала через нос, представляя, правда, что вовсе это не медведь, а тот самый человек, которого она ждала намного больше всех остальных.

Но её навещали все, кто только мог, помимо него, а ещё неустанно поздравляли с днём рождения, пока Еын хлопала ресницами, думая о том, что даже не общалась как следует со всеми этими людьми — лишь улыбалась приветливо им всем, встречая в доме Мин Юнги, и считала нужным поддержать разговор с теми, кого мысленно с гордостью называла «коллегами».

— Так Минхо всех на уши поставил, — прояснил всю ситуацию Ха Рёук, — бегал и спрашивал, что принято дарить на совершеннолетие.

— Ага, — протянула Еын и скептично осмотрела палату, превращающуюся постепенно в обитель белых игрушечных медведей всех форм и размеров, — и с фантазией, видимо, у вас большие проблемы.

Ей на самом деле было ужасно приятно. Она не могла вспомнить, получала ли когда-то ещё столько внимания, как сейчас. Подарков всегда было много, а вот внимания не было совсем. Тринадцатилетняя Ли Еын думала, кажется, будто это и неважно совсем. Что, пока у неё есть дорогие игрушки и вещи, всё остальное не имеет никакого значения. Ли Еын, которой стукнуло двадцать, понимала, что любовь и внимание были куда более ценными.

Ей даже прислал огромную коробку с разнообразным шоколадом Ким Югём. Внутри была маленькая открытка со словами: «Пожалуйста, поправляйся, чтобы я смог скорее извиниться перед тобой», и Еын впервые за очень долгое время не смогла сдержать слёз. Она просидела в итоге, уткнувшись в шерсть самого большого медведя, до самого вечера, а потом мокрыми и красными глазами с огромным удивлением смотрела на Чон Хосока, который с лицом критика-дизайнера расставлял по всей палате букеты роз.

— Я не знал, какие ты любишь, так что просто купил все, которые были, — хмыкнул он, полностью довольный собой, а Еын шмыгнула носом, головой прислонившись к носу медведя.

Она видела красные с розовыми, белые, а ещё жёлтые и синие, и это показалось таким смешным, что девушка даже смогла усмехнуться.

— Я ненавижу розы, — честно призналась она.

— А это и неважно, — отмахнулся Хосок, опускаясь перед ней на корточки, — главное, чтобы ты меня не ненавидела.

— Я вас и не ненавижу, — протянула она, — просто недолюбливаю. И цветы не помогут вам, я до сих пор против того, чтобы вы лезли к Черин-онни.

— Значит, белые медведи, — кивнул он торжественно. — Путь к твоему сердцу лежит через них?

— Притащите такого, и я лично спущу вас с лестницы, — пообещала она с улыбкой, а мужчина в ответ вдруг протянул руку и потрепал её по волосам.

— Уже лучше, малышка. Слёзы тебе совсем не к лицу. Страшненькая становишься, аж жуть.

Еын тогда, кажется, схватила с кровати подушку, наплевав на всё, а мужчина подскочил, довольно хохоча, и за дверью скрылся скорее, чем та в него прилетела. Зато потом девушка, выпустив из кулака сжатую бумажку с посланием друга, сильнее обняла медведя и улыбнулась.

Её действительно навещали почти без устали, а ещё двое, что по очереди несли вахту возле её палаты — «по приказу господина Мина» — совсем не игнорировали её, как полтора месяца назад, а улыбались и поддерживали беседу, едва ей становилось невыносимо скучно, и она выбиралась в коридор. Они сменялись каждый день, но с упорством отказывались отвечать на любой её вопрос, который хоть как-то оказывался связан с произошедшим.

— Приказ такой, Еын, — пожал как-то плечами Джувон — тот самый страшно глазастый парень, который прежде в её сторону посмотреть боялся.