Она потянулась и, обняв лицо Советника ладонями, поцеловала его, зажмурившись, потому что тогда не было так страшно и так стыдно. Принцесса Пак Наюн наверняка бы сошла с ума, едва ещё два месяца назад ей сказали, что она будет целовать почти незнакомого парня прямо на глазах будущего мужа, пусть он и не видел их, скрытых под иллюзией. Принцесса Пак Наюн наверняка бы захотела умертвить себя, лишь бы семья не знала такого позора, как чужие крупные ладони на её талии, чужие губы на её губах, чужое тело, вжимающееся в её собственное.

Наюн не знала, что хотела доказать и кому хотела доказать этим своим действием. Но в груди поднималась непонятная гордость — неправильная, неразумная — когда до слуха дотянулось эхо удаляющихся шагов Короля Гиаронда, а следом — чуть позже — очередной хлопок двери. Ким Тэхён в ту же секунду пальцами зарылся в волосы на её затылке, сжал их в кулак, заставляя запрокинуть голову и выдохнуть громко, отрываясь от его губ, и Наюн сглотнула, вновь встретившись с тёмным, уже безо всякой магии, взглядом. На самом краю сознания ей подумалось ещё, что причёска наверняка безвозвратно испорчена, но на это было откровенно плевать — по крайней мере, сейчас, когда Советник Ким дышал громко в её губы, кусал свои собственные, будто о чём-то задумавшись, и смотрел так, что почему-то внутри всё дрожало и неясное, прежде не знакомое, стремилось наружу.

— Если бы вы знали, Принцесса, — хрипло выдохнул он и резко за талию притянул к себе, не давая между их телами появиться ни малейшему расстоянию, — что я хочу сделать с вами… Вы бы не целовали меня столь безрассудно. Совсем ничего не боитесь?

Её щёки вновь опалило смущением. Запоздалым, совсем уже неуместным, но в словах Советника сквозило столько неприкрытой двусмесленности и столько неприличных абсолютно намёков, что тело задрожало против воли, и стало жутко стыдно за собственную имульсивность. Снова захотелось убежать и спрятаться, оттереть губы от вкуса чужих, закрыться в своих покоях и не высовываться до тех пор, пока делегация Гиаронда не покинет стен их Дворца. Но вместе с тем проснулась потребность не упасть в грязь лицом, захотелось быть смелой, ответственной за собственные поступки Принцессой, и поэтому подбородок будто бы сам собой вызывающе дёрнулся.

— Так расскажите, — кинула она, изо всех сил пытаясь казаться уверенной и сильной. — Что такого вы хотите сделать, Советник, раз мне стоит бояться?

Ким Тэхён моргнул удивлённо, растерялся, кажется, на пару коротких секунд, а потом снова вернул своему лицо совершенно снобское выражение, натянул усмешку и, потянувшись, зашептал на ухо, разгоняя по всему телу мурашки:

— Хочу обладать вами, Принцесса. Хочу, чтобы вы принадлежали мне, а не моему брату. Хочу, чтобы у него не было на вас ни единого права, потому что, едва вы врезались в меня в день нашей первой встречи, я понял, что заполучу вас, чего бы мне этого не стоило, — Наюн, судорожно выдохнув, отступила лишь на полшага, но Советник вновь дёрнул её на себя, заставляя вжаться в собственное тело, а затем пальцами вцепился в ленты корсета на спине. — Уже убегаете? — хмыкнул он. — Я ведь даже не сказал ещё, как сильно хочу стянуть с вас это орудие пыток и позволить дышать полной грудью. И что хочу узнать, насколько мягкая у вас кожа. Она такая бледная… Уверен, на ней легко появляются синяки. Я бы оставил десятки следов на одной только вашей шее и…

— Довольно.

Ким Тэхён усмехнулся, удивительно согласно замолкая, а потом чуть отстранился, за затылок почти привычно приподнимая её голову, и уставился на губы. Наюн хотелось отвернуться, потому что лицо горело огнём, и хотелось закусить изнутри щёку, потому что душа полнилась смятением, но Советник крепко держал её волосы и ленты в корсете.

— Вы сами поцеловали меня, — усмехнулся парень.

— Вы сделали это первым.

— А вы не возражали.

Наюн нахмурилась, потому что он был прав, и, не найдя ни одного слова «против», дёрнулась, показывая всё своё недовольство и неожиданно почувствовала вдруг свободу. Ким Тэхён отступил от неё на шаг, спрятал ладони в карманы брюк, и девушка, подхватив платье, быстрым шагом двинулась в сторону выхода, потому что нужно было срочно спасаться.

А затем остановилась резко, вспомнив вчерашний их разговор.

Быть может, Советник был прав. Быть может, бегать и прятаться бессмысленно. Быть может, нужно встретить удар грудью и, выдержав его, выйти из этой непонятной игры победителем.

Наюн фыркнула, решив, что это — абсолютно верное решение, двинулась в сторону стоящих посреди библиотеки кресел и упала в одно из них. Она сама не знала наверняка, что и кому пытается доказать, но, едва только Ким Тэхён показался из-за стеллажей, резко отвернулась и, услышав смешок, потянулась и взяла ближайшую книгу с невысокого столика. Советник последовал её же примеру, выбрав соседний, слишком близко стоящий к её креслу диван, и углубился в молчаливое чтение, прижав пальцы к губам.

Девушка чувствовала себя странно: уши горели, сердце колотилось слишком быстро, а ещё чувство вины давило на плечи невыносимой тяжестью. Рядом с этим невозможным Советником Кимом она снова и снова забывала о всех правилах приличия, пыталась ещё изо всех сдерживаться, а сегодня, в конце концов, упала ниже некуда, почти разбилась на осколки, но никак не могла найти в душе сожаления и стыда за совершённое, сколько ни пыталась.

Принцесса Пак Наюн, конечно же, грызла себя и мешала сосредоточиться на поиске хоть отчасти полезной информации в книгах. Но сама Наюн лишь бросала короткие взгляды на Советника Кима, кусала губы, чувствуя, как щиплет глаза, и думала о том, что целовать его оказалось очень приятным занятием.

Время тянулось очень медленно, девушке хотелось кричать иногда, потому что Ким Тэхён был слишком непривычно молчалив: он не трогал её, не пытался задеть острым словом, не предлагал попрактиковаться в магии и не прижимался затем к её спине, на ухо нашёптывая заклинания и мешая на самом деле больше, чем помогая.

Наюн выдохнула громко, зашуршала юбками, чуть меняя своё положение, и снова углубилась в чтение, пытаясь найти неизвестно что. Слух затем обжёг смешок Советника, и девушка глянула на него остро, тут же сталкиваясь с его глазами. И столько насмешки в них было, столько превосходства и будто бы понимания каждой мысли, что её мучила, что Наюн рассердилась в ту же секунду и снова отвернулась, демонстративно утыкаясь в книгу.

— Вас задевает моё безразличие?

— Ничуть.

— Тогда что вас злит, Принцесса? — и опять одни сплошные мурашки вниз по спине от этого совершенно невозможного тона. — Не могу отделаться от ощущения, будто виноват перед вами в чём-то. Вам нравится, когда я более настойчив?

— Прекратите нести бред, — нахмурилась Наюн и снова посмотрела на него. — Меня угнетает лишь то, что мы никак не можем найти решения вашей проблеме, — солгала она. — Есть ли вообще толк искать это в книгах здесь? Неужели в Доме Песни нет нужной информации?

Ким Тэхён вздохнул, вытягивая ноги, и лениво взглянул на неё, подставив под голову ладонь и отложив в сторону книгу в кожаном переплёте.

— За все те годы, что я потратил на обучение в Доме Песни, я не смог найти ни одного ответа на свои вопросы. Ни один из учителей не смог сказать ничего внятного, потому что подобная магия слишком сильна и слишком неизведанна. В моём распоряжении слишком долго была одна только подсказка — та самая Го Хара, которая создала это заклятье и которая исчезла потом в месте, которое вы называете Ледяной Пустыней. Если я не найду ответы здесь, в Каталии, и не с помощью Принцессы, поцелованной самой Нитару, то не найду их нигде и никогда.

— Почему вы так хотите избавиться ото льда на сердце? — спросила его Наюн, чуть подавшись вперёд. — Что такого плохого в том, чтобы не чувствовать ничего? Многие отдали бы за это всё. Пусть не будет радости, но не будет и горя. Не будет разочарований, не будет обид, не будет грусти и желания плакать в бессилии.

Ким Тэхён усмехнулся, поднимаясь на ноги, и подошёл ближе к ней, заставляя запрокинуть голову, чтобы не потерять его взгляда.