– Гура…
– Что?
– Ты мне про Мару расскажи.
Гура перестал жевать, вытер руки о скатерть и облокотился на стол.
– Ну, слушай. Печальная у нее история. Родилась она в семье местного ремесленника Гордыни. Родители ее погибли во время мора. Гордыня, дед ее, полностью посвятил себя воспитанию внучки. Других детей у него не было. А, стало быть, и внуков тоже. Жили они ни бедно ни богато на окраине города со стороны восточных ворот… Ну там, где сейчас заброшенная кузница стоит. Видел, небось. Так вот эта кузница некогда принадлежала ее деду. Он работников держал, да и сам не слабак был молотом помахать в свои-то года.
Ну так вот. Мара росла в основном сама по себе. Видать, оттого-то она и отличалась от других девочек. Добрая, смешливая и ко всем лезла с помощью. Хотя работать по дому она не особенно-то и любила. Ну, все эти бабские дела – пряжа там, харчи варить. Не ее это было. А вот с лошадьми возиться да в кузнице среди мужиков – это да. В общем, если бы она была юнцом, еще понятно. Но тут девка-то! Говорят, она даже упрашивала деда научить ее владеть оружием. Да Гордыня только отмахивался, дескать, не девичье это занятие мужицким делом заниматься. Ровесники ее не принимали – странная она для них была, все в облаках витала. В игры ее не брали, а при случае и подшучивали над ней. Иногда – зло. Но вот что удивительно, она хоть и обижалась, а порой и плакала, но зла на них не держала. Бывало, поплачет-поплачет и снова бежит помогать, если о помощи попросят. Никому не отказывала, открытая душа.
Однако время шло и исполнилось ей тринадцать лет. Тем же летом повез ее Гордыня на праздник Мокалуши в соседние Вышняки. Упрямилась она, ни дать ни взять – перегруженный осел! Но слово Гордыни закон, и против него не попрешь. Там повстречался ей некто Митро, парень из Вышняков. Выходцем из работяг он был. Приглянулась она ему. Да и он ей не был особо противен. Согласилась стать его женой, другие-то не особо на нее обращали внимание. Не красавица была, так еще и со странностями. А вернуться одной обратно с праздника, значит, покрыть седую голову деда позором. Девку-то вырастил, да никому она не нужна.
Вот только спустя какое-то время Митро потерял к своей юной жене интерес. Стал из дому пропадать. По девахам непотребным шляться. В тавернах засиживаться. Иной раз мог на неделю пропасть, а то и вовсе на две. А Мара ждала его. Привязалась она к нему очень, многое терпела. Пока однажды, совсем потеряв стыд, не заявился бедовый муженек домой ночью. Да не один. В обнимку с разгульной девицей из таверны. Посчитав, что жена недостойно их встретила, избил ее да выгнал из дому в чем была.
Говорят, будто пешком она шла от самых Вышняков. От обиды поклялась она Мокалуше, что больше никогда не выйдет замуж. Но у судьбы свои превратности.
По дороге встретился ей молодой красавец Загривко, сын аннича нашенского. Тот как раз после смерти отца своего только начинал городом править. В то время он в Вышняки ездил к брату своему, Младичу, договариваться о торгах или что-то в этом роде.
Он-то и привез ее обратно домой и передал в руки деду. Дед принял ее обратно. Не виновата же она, что муж оказался недостойным человеком. И вот что интересно, на следующий же день Митро в темницу отправили на полгодика – посидеть, подумать над своим поведением, а Мара оказалась разведенной. Благо, детей у них не было.
Тут уж и ежу понятно, что к этому руку приложил Загривко. Тем более, он стал захаживать в гости. Уж очень ему полюбилась Мара. На какие только ухищрения не шел юный аннич, чтобы привлечь ее внимание. А она – ни в какую.
Однако капля точит камень, а настойчивость и смекалка – девичье сердце. Влюбилась Мара и, забыв про свою клятву, вышла замуж за аннича. Но с богами шутки плохи, и уж на клятвы у них память хорошая. Разозлилась богиня, да и послала проклятие. Мара стала превращаться в лесную кошку. Каждый месяц в одну из недель она уходила в леса, где ночью принимала звериное обличье…
– А как же аннич не замечал этого? – перебил Гуру Странник.
– А он оказался заядлым охотником. Мог месяцами дома не появляться, выслеживая какого-нибудь кабана или оленя. И хотя жену он любил, но охоту он любил больше.
Вскоре по городу поползли слухи о том, что в лесах появилась кошка лесная небывалой красоты. Большая, как рысь, с золотой шерстью. Узнал об этом Загривко. Как-то на пиру, знатно перебрав вина, торжественно поклялся найти эту кошку и поймать ее. Сделать из нее ковер и принести жене. Испугалась Мара. Долго пыталась отговорить от этой затеи мужа. Да только ничего не вышло. Аннич буквально помешался на идее поймать золотую кошку. Тем временем, у них родились двойнята – два золотоволосых мальчонка – Рал и Рам. Мара не отходила от них ни на шаг. Вилась над ними, как орлица над орлятами… И все бы хорошо, но проклятье есть проклятье. Оно не щадит никого.
Пришло время, и Мара снова отправилась в лес менять обличье. Мужа-то, поди, неделю не было. Когда появится – неизвестно. Но не повезло ей в тот раз. Обнаружил ее Загривко вместе со своими подручными. Долго гоняли они ее по лесу. Аннич подстрелил-таки золотую кошку. Стрела угодила прямо в плечо. Только чудом ей удалось сбежать.
Раздосадованный неудачей, он вернулся домой на следующее же утро. Заметив, что у жены рука ранена, он смекнул, что она – та самая лесная кошка. Видать со страху, что его жена оборотницей оказалась, Загривко малость умом тронулся. Запер ее вместе с детьми малыми, да и поджег терем. Вопли такие стояли, что народ посбегался со всех сторон. Тушили как могли. Но, увы, дети погибли в пожаре, а Мару, еле живую и страшно изуродованную, забрала к себе в лес служительница Верховной богини Житявницы Светозарка.
Долго ее выхаживала жрица, очень долго. Иные думали, Мара совсем не вернется. Она вернулась. Но вернулась другой. Не стало больше той веселой Мары, которую знали все. Будто злыдень принял ее обличье. Светозарка как могла лечила ее, но половина лица, да и большая часть тела Мары остались покрыты жуткими шрамами. Светозарка говорила, что шрамы эти остались из-за той боли, горечи и ненависти, что навсегда поселились в душе оборотницы. И избавиться от них она сможет лишь тогда, когда найдет в себе силы простить своего обидчика. Кстати, Светозарка-то и обучила Мару всем этим целительным премудростям. Вот такая история.
Странник молча обдумывал услышанное. Он разлил вино по кубкам, и жестом указал Радомирке, чтобы кувшин сменили.
– Что-то меня смущает в этой истории, – наконец произнес он, пока служанка меняла кувшины. – Вроде бы все складно… Но, насколько мне известно, Мокалуша бы не стала проклинать… Хотя сам Черног не разберет этих богов…
Наемник лишь пожал плечами.
– За что купил, за то и продаю. Одно могу сказать. Хоть Мара и злобная баба, но и с ней договориться можно…
– Это неудивительно. Если то, что ты говоришь, правда, то ее понять можно. Убийство детей – это какую угодно женщину превратит в злыдня, пострашнее Чернога. А что случилось с анничем?
– Знамо дело. Свихнулся он. Надел конский хомут на шею, да и утоп. Его потом только аж через неделю нашли в Вышняках.
– А почему Младек заорал так, словно его режут, когда он посмотрел в глаза Мары?
Гура задумчиво почесал подбородок.
– Знаешь, об этом молва тоже ходит. Поговаривают, будто после ухода Светозарки к Великим Матерям, куда после смерти попадают все истые служительницы Житявницы, к оборотнице стал захаживать не кто иной, как сам Черног. Видать, его привлекли ее озлобленность и жажда мести. А может, и сама она его призвала, кто знает. Он научил ее обращаться в лесную кошку по собственному желанию. Также наградил даром карающего взгляда. Человека, осмелившегося заглянуть ей в глаза, сжирают его собственные грехи. Столкнуться со своим собственным злом – это, знаешь ли, не от жриц Мокалуши голым по крышам убегать. Младека ты сегодня видел.
Странник наконец-то принялся за еду.
– Но знаешь, – прервал молчание Гура, задумчиво заглянув в пустую кружку. – Она, конечно, отъявленная пакостница – то охотников со следа сбивает, то неверных мужей силы мужской лишает, то пьянчуг пугает. Но в душе ее доброта по-прежнему теплится. Ее дети любят. А дети все чувствуют. Они к злым людям не тянутся. Радуются, когда она приходит. Женщин оберегает. Если скотина заболела, то все к ней на поклон бегут, помощи просить. Ребенок захворал – снова к ней за помощью спешат. Муж бесноваться начинает – опять все к Маре. Уж она-то мастерица мозги вправлять. Слышал же, как ее Брюхоскуп называет – Матушка Лесная Госпожа. Или же ее еще называют Лесной Кошкой. Или Марой-оборотницей. Здесь ее боятся, но уважают. Даже несмотря на все слухи и сплетни о ее связи с Черным Богом. Многие здесь ей здоровьем, а то и вовсе жизнью обязаны. Она мою жену три дня спасти пыталась. Я сам видел. Своими глазами наблюдал, как она возле нее практически трое суток не спала… Но, увы… Сколько отмеряно нитью Арны, столько и живет человек. Больше ему не выпросить у богини… Ты своди к ней коня своего, она поможет. Только ты это… В глаза ей не смотри. Если вдруг петь начнет, уходи подальше, чтобы голоса ее не слышать. Иначе заснешь, можешь проснуться в такой чащобе, что месяц плутать будешь, а дороги обратно не найдешь.