Получив разрешение, охранники сразу же отправились по домам. Сам же Корнилов остался в больнице, намереваясь находится там, пока не будет сколько-нибудь определенных, уточняющих состояние возлюбленной результатов.

Операция продолжалась около семи часов. Эдуард Владиславович все это время просидел в коридоре, находясь в мучительном ожидании и так и не сомкнув своих глаз. Вдруг, когда уже усталость начинала его вроде бы побеждать, дверь операционной почти торжественно распахнулась, и на пороге показался проводивший чудесное «воскрешение» Винкерт. Утерев вспотевший лоб, он направился в сторону офицера.

– Ну как, доктор? – не замедлил спросить ожидающий, – Что-нибудь уже ясно? Она будет жить?

– На последний вопрос мне ответить довольно сложно, – отвечал Бронислав Сергеевич, – случай в моей практике уникальнейший: на моей памяти ничего подобного еще не было. Поэтому делать какие-либо заключения пока еще рано.

– Но все-таки, как она? – настаивал генерал, – Ведь что-то вы все равно сказать можете? Например, в каком девушка находится состоянии?

– Состояние ее довольно стабильное. Однако в себя она прийти какое-то время не сможет, – рубленными стандартными фразами констатировал врач.

– Почему? – удивился Корнилов.

– Потому что она погрузилась в состояние глубокой комы. Эта же область человеческого состояния наукой еще в достаточной степени не изучена.

– В каком смысле? Пожалуйста, объясните.

– Пойдемте ко мне в кабинет, я попробую показать на наглядном примере.

После этих слов собеседники проследовали в кабинет доктора-нейрохирурга, находившийся в конце коридора, где медицинский специалист, разложив рентгеновские снимки, принялся подробнейше разъяснять:

– Здесь дело достаточно необычное, и ничего похожего мне ранее видеть не приходилось. Вот посмотрите.

Хозяин кабинета повесил на специальное подсвечивающие устройство изображение человеческого черепа, сделанное рентгеновским снимком. Далее, взяв указку и с ее помощью помогая лучше определить места, которые имеет в виду, врач продолжал:

– Пуля, пробив лобную кость, внутри черепной коробки изменила свое направление и, что очень удивительно, прошла через узкий проем, расположенный между правым и левым полушарием верхних отделов мозга, практически не повредив нервные окончания, и вышла далее уже через темя. Между тем и при всем при этом сила удара и термическое воздействие оказали разрушительное воздействие на кровеносные сосуды, питающие нервные клетки. Следствием этого стало образование довольно обширной и быстро распространившейся гематомы.

– Удивительно, – вставил Корнилов, – и что же теперь?

– Частично, – продолжил нейрохирург, – разрушительное действие этого образования удалось локализовать, но часть мозга остается без нормальной циркуляции крови. Таким образом, некоторые свои функции он выполняет либо неправильно, либо не до конца.

– Это и служит основной причиной такой долгой потери сознания? – попытался угадать высокопоставленный офицер и в то же время без памяти влюбленный мужчина.

– Совершенно верно. Поэтому и нельзя определенно сказать: будет она жить или нет, вернется к ней сознание, либо же она так и будет в беспамятстве. Сейчас нужно только лишь ждать. Вам же я посоветую идти домой и основательно отдохнуть, а то на Вас смотреть страшно, того и гляди, от усталости Вы сами сознание потеряете, а любое переутомление в вашем возрасте уже чревато инсультом. Оставьте мне свой телефон, если возникнут какие-то изменения, я Вам сразу же обо всем сообщу.

– Да, Вы совершено правы, – согласился офицер и тут же добавил: – я пришлю к ней на охрану двоих своих людей, и они будут постоянно дежурить возле палаты. Вы же в свою очередь поместите ее, пожалуйста, в отдельные благоустроенные апартаменты.

– Это вполне осуществимо. Не волнуйтесь, мы именно так и поступим, – закончил разговор опытный доктор.

Эдуард Владиславович вышел из кабинета, позвонил Рыкову и Громову и велел им немедленно возвращаться в больницу. Дождавшись их появления, Корнилов выразил им свое, не вызывающее никаких сомнений, строгое пожелание:

– Вот что, ребята. С сегодняшнего дня вы переезжаете к палате Екатерины Сергеевны и живете здесь, пока она окончательно не придет в себя и отсюда не переедет. И смотрите: на этот раз уж постарайтесь не облажаться, а следите так, чтобы ни одна, даже самая маленькая, козявка не просочилась. Все ли понятно?

Услышав заверения, что телохранители его поняли правильно и что на этот раз ничего из ряда вон выходящего не случится, генерал, устроив возле палаты Вернер круглосуточный пост, пусть и с «тяжелым сердцем», но все-таки отправился восвояси.

Екатерина же в этот момент находилась между жизнью и смертью. В ее воспаленном мозгу «проносилась» вся ее прошлая жизнь, возникшая в самых что ни на есть тяжелых воспоминаниях…

Детство Ветровой Катеньки протекало в небольшом провинциальном городишке, имеющим население не более десяти тысяч человек. Ее родители имели чрезмерное пристрастие к злоупотреблению спиртными напитками, причем мать была еще и женщиной достаточно легкого поведения. В квартире у них постоянно находились странные посетители, которые охотно пользовались ее услугами, направленными в основном на предоставление в торговлю своего, к слову сказать, необычайно красивого тела. При этом плата, даже не смотря на значительный спрос и, соответственно, богатый выбор «клиентов», в основном осуществлялась вино-водочными изделиями.

Отец настолько со всем этим смирился, что невольно принимал участие во всех этих непристойностях, да выражаясь попросту – оргиях, послушно дожидаясь полагающейся ему порции спиртосодержащих напитков. Он давно уже потерял работу, так как хотя и был специалистом высокой квалификации, но вместе с тем сотрудники, страдающие алкогольной зависимостью, никогда подолгу не могли удержаться на каком-нибудь месте, и этот человек не явил из себя исключение.

Девочка росла в жестоких условиях. Мать издевалась над ней как только могла.

Это была молодая еще женщина, и ей едва перевалило за тридцать. Тем не менее выглядела она гораздо старше своих полных лет, а ее еще достаточно красивое лицо носило следы длительного беспробудного пьянства, выразившегося в мешках под глазами, обвисшей и обрюзглой коже, синюшном оттенке; начинающее полнеть тело довершало печальный образ общественного падения этой некогда красивейшей женщины; единственное, что еще выдавало в ней желание к жизни, – это ее темно-голубые сияющие глаза, «горящие» озорным, по-девичьи задорным, блеском. К своей одежде она давно уже относилась небрежно и совершенно не придавала значения тому, как она сейчас выглядит. Ветрова Людмила Витальевна – имя, которое носила та женщина и которое досталось ей от рождения.

Отец мало чем отличался от матери. Он был старше ее на пятнадцать лет, притом выглядел далеко старше пятидесяти. Его «изрезанное» морщинами худое лицо мало напоминало того красавца мужчину, с которым познакомилась еще молодая Людмила Витальевна, когда освободилась из мест тюремного заключения и сразу же стала предпринимать попытки – в конечном счете увенчавшиеся успехом – «увести» его из семьи. За каких-то недолгих три-четыре года она сделала из Ветрова Сергея Геннадьевича спившегося старца, потерявшего интерес к добропорядочной жизни. Даже его серые, некогда «горящие» живым блеском глаза давно уже не показывали какого-либо интереса ко всему, что вокруг него происходит. Ростом он был много выше своей жены, возвышаясь над ней почти на «пол головы». К тому, как он выглядит, родитель девочки относился, мало сказать, равнодушно, одеваясь в старые, поношенные и неприглядно обветшавшие вещи.

Вот таким, через-чур уж печальным, образом выглядели родители маленькой Кати, когда ей только исполнилось четыре годика. Отец относился к ней более снисходительно, можно было даже предположить, что где-то в глубине души он и любил свою прекрасную девочку. Мать же, совершенно того не скрывая, говорила, что дочка ей в тягость, и при каждой ее провинности не забывала на это указывать, обличая ее чудовищными попреками. Побои и оскорбления, направленные в ее адрес, Екатерина терпела практически ежедневно. Редкий случай, когда организм Людмилы Витальевны уставал от пьянства, и она устраивала короткие перерывы от опостылевшей уже ей и самой пьяной жизни. В такие моменты женщина вдруг вспоминала про свою девочку и практически носила ее на руках.