– Всё решаемо! Единственное условие: твой отец помогает мне в оформлении квартиры на меня, решая все возникающие в связи с этим вопросы. В том числе право пользования телефоном. Самый крайний срок прописки в квартире: ноябрь 1966 года.

– Договорились. Я сообщу, когда придёт эксперт для оценки монет, передаваемых мне за квартиру и всю её обстановку. Или тебе удобнее принести монеты ко мне на квартиру?

– Я принесу монеты к тебе, но меня будет сопровождать мой приятель: одному нести их опасно. Не возражаешь? Только сообщи заранее, когда надо их принести. Может быть к этому моменту Вы подготовите договор купли/продажи квартиры? Тогда бы мы могли его сразу и подписать. И приступить к оформлению документов. В этом случае часть монет я могу оставить тебе как аванс, а окончательный расчёт сделать после оформления документов. Думаю, не надо писать в договоре рыночную стоимость квартиры – лучше ту, которую ты заплатил при её покупке. Меньше будет разговоров.

– Безусловно.

В июне был оформлен договор купли/продажи квартиры, а уже в июле Пётр стал её собственником и был прописан в ней. Постарался Иосиф Маркович.

Одновременно был заключён договор на её съём на год за сорок рублей в месяц семьёй Захара. Пётр собирался прожить этот год на своей старой съёмной квартире, если Захар раньше не уедет в Израиль. Кстати, Юра тоже купил квартиру, но остался жить на съёмной, так как приехали его родители. Так что для них ничего не изменилось. Пётр не стал ему сообщать, что также стал владельцем собственного жилья. Так ему было спокойнее.

Забегая вперёд скажу, что Захар выехал в Израиль в ноябре этого года и тогда же Пётр вселился в свою квартиру.

Профессор, рассмотрев доклад Петра, внёс незначительные поправки и дал добро на выступление с ним на заседании СНО. Выступление прошло в мае при полном аншлаге: кроме студентов присутствовали и преподаватели экономического факультета. Они высоко оценили доклад, а профессор в своём заключительном слове по итогам обсуждения заявил, что тема очень актуальна и вполне может перерасти в дипломную работу, а затем и в кандидатскую диссертацию. Также, оставшись наедине с Петром, объявил, что с сентября зачисляет его лаборантом на кафедру с условием поработать переводчиком неких научных статей по его выбору.

Пётр хорошо сдал весеннюю сессию, получил три «отлично» и два «хорошо» по экзаменам и заработал стипендию.

За полгода, прошедшие после вселения в самого себя удалось многого добиться, а, главное, породниться с этим новым миром.

После сдачи сессии Пётр, как и обещал матери, поехал домой. Но не прямо, а с заездом в Минск. Хотелось посмотреть, как этот город изменился по сравнению с тем, что он помнил из прошлой жизни. Очень удивился тому, что увидел.

Город похорошел. Узнать город стало трудно: не было ВОВ, не было больших разрушений, которые появились на месте разбомбленных кварталов, а значит не было новых построек в этих местах. Также не было тех огромных людских потерь, что понесла Белоруссия. Появилось много новых домов.

Подходил по городу. Сходил к «Интегралу» – производственному объединению, выпускающему интегральные схемы, где он часто бывал, выбивая в отделе сбыта внеплановые поставки микросхем. Съездил в район города «Зелёный Луг», где познакомился со своей женой, родившей ему двух сыновей.

«Обещал, что если найду её двойника, то обязательно на ней женюсь!» – вспомнил он свои слова жене, сказанные накануне вселения.

Сходил, поискал дом, где она жила в старом мире.

«Нет тут такого дома! А значит, нет и её двойника!» – решил Пётр, посчитав, что выполнил данное жене обещание. – «Совесть моя чиста!»

Пробыв в Минске три дня уехал в Новгород. О дате своего приезда заранее не сообщил, поэтому в квартире матери появился нежданно. И, как бывает в этом случае, попал в неудобную ситуацию: мать была не одна, а с «милым другом». Он знал о нём, но знаком не был. Мать была смущена, а «милый друг», познакомившись с Петром, тут же предложил выпить за знакомство, что очень тому не понравилось.

– Мама, не волнуйся, я заехал буквально на один день – по пути на Чёрное море, в Анапу. Возьму кое-что из вещей и сегодня вечером уеду в Москву. Хочу отдохнуть перед последним учебным годом: неизвестно, куда меня распределят работать после универа, и когда удастся побывать на море.

– А деньги то у тебя есть? Я могу дать рублей сто.

– Не волнуйся, я работал лаборантом на кафедре, получал стипендию и на отдых на море накопил достаточную сумму. Тем более, что должен вернуться в Ленинград к первому августа и продолжить работу на кафедре. Так что отпуск у меня всего двадцать дней получается.

Пётр осмотрел свою летнюю обувь, хранящуюся в доме матери, понял, что такую он больше носить не станет, посидел с матерью за столом, попил чаю, пока «милый друг» бегал за спиртным в магазин, быстро собрался, попрощался и отправился на вокзал.

На третий день с утра Пётр вышел из поезда в Анапе. Здесь он часто отдыхал в старом мире и хорошо представлял себе особенности анапских пляжей. Поэтому он не стал даже подходить к толпе владельцев квартир и комнат, поджидающих отдыхающих для сдачи им внаём своих «апартаментов», а сразу отправился на автостанцию для поездки в местечко Джемете. Там всегда на пляжах чистейший песок, дно моря довольно быстро углубляется и не надо по колено в воде проходить десятки метров, чтобы поплавать и понырять. А самое главное: количество детей там в разы меньше, чем в Анапе, а значит и море значительно чище.

«На дворе 1966 год, а не двадцать первый век, когда Джемете уже освоено отдыхающими и почти не отличается от Анапы. Сейчас здесь нет той толкотни, которая присутствует везде в районе Анапы, цены значительно ниже, но и возможностей для культурного времяпровождения соответственно меньше. Сюда не едет за приключениями молодёжь, тут ценится спокойствие и комфорт, собирающие средневозрастную публику, проводящую время за преферансом и шахматами, лёгким флиртом и умными разговорами, охотой в ластах и маске за рапанами, рыбами и крабами.»

Пётр довольно быстро снял комнату в небольшом доме недалеко от моря, переоделся и пошёл окунуться в морской воде, привлекая к себе внимание своими бледными телесами.

«Ничего, загар ко мне прилипает быстро. Через три дня никто не признает во мне вновь прибывшего отдыхающего с севера.»

Пётр вошёл в море, два шага вперёд, нырок и, проплыв под водой двадцать метров, вынырнул на поверхность. Затем не торопясь поплыл в море. Ветра нет, морская гладь блестит на солнце, слепит глаза. Здесь пляж не обустроен, дикий, спасательной службы нет. Несколько табличек, вбитых в песок на пляже перед водой, предупреждают отдыхающих: «Не заплывайте на глубину! Спасение утопающих – дело самих утопающих».

Пётр отлично плавал и нырял: с семи лет занимается греблей на байдарке, имеет первый разряд по плаванию брасом на стометровке. Поэтому не боялся заплывать далеко в море. Наконец, наплававшись, он повернул в сторону берега. Когда до берега оставалось метров двести, он перевернулся на спину, раскинул руки в стороны, решив отдохнуть, и лежал на воде, медленно шевеля руками и ногами. Неожиданно до него донёсся испуганный женский крик: «Помогите!» Он выпрыгнул на полкорпуса из воды и огляделся: метрах в пятидесяти от него в сторону берега женщина, ранее плававшая на надувном матрасе, которую он заметил, когда проплывал мимо неё в море, суматошно била о воду руками. Матрас отплыл от неё метров на пять и удалялся, сносимый течением.

«Заснула что ли, и перевернулась. Да ещё и матрас нечаянно оттолкнула. А плавать плохо умеет. Надо спасать!»

Тут же Пётр включил крейсерскую скорость и королём поплыл в сторону тонущей женщины. На том месте, где он только что её видел, уже никого не было. Доплыв до места трагедии, он нырнул и тут же заметил женщину, медленно опускающуюся на дно моря. Схватил, как учили, и вытащил её на поверхность моря. В его сторону уже плыли пятеро мужчин на помощь.