— Выпускай.
— Вашество лордство, он и пастухов не слушается. Не надо бы.
— Выпускай. Не морочь голову. Милли, вон балка, запрыгнешь туда. И этого хитрого дядю подсади, как он приказ лорда исполнит.
Редедя аккуратненько поддел плаху загораживающую быку выход на волю и она упала на землю. Затем, без всякой помощи, Ред залез по стене на балку и уселся рядом с Милли. Оба с искренним интересом таращились вниз. Кино.
Бык стоял и подозрительно меня рассматривал. Вялые его мысли легко читались по ленивой морде. «И что за щегол нарисовался? Размазать его по стене, чтобы неповадно было?» Где ярость?
Чтобы ты делал только то, что мне нужно. Бык мигнул голубым контуром и яростно заревел раздувая ноздри. Это оглушает. Иди сюда, зверюга, я хочу на тебя сесть.
Бык замолчал, моргнул и подошёл. Помялся чуть и улёгся на живот, подвернув под себя ноги. Милли и Ред после акустического удара крепко держались за балку. Не описались они там?
Я взобрался на быка. Надо придумать седло или попону какую, с утолщением под задницу. Бык качнулся и встал. Ты теперь ездовой, бродяга. Лордовоз. Не обижай никого. Пока не скажу.
Бык задрал башку и заревел еще раз, но уже не угрожающе, а ликующе, триумфально. Отличный сигнал. Идем в замок галопом. Зверь побежал разгоняясь. Я так всю задницу отобью. Да он иноходец!
Я вскинул руки вверх и заорал от счастья. Ветер бил в лицо, ворота стремительно приближались. Бык подхватил мой вопль и мы ревя в одну душу проскочили ворота, гильдию магов, лазарет и кузницу. Стой! Стой приехали!
Однако эта гора мяса не стала тормозить копытами или еще как. Бык воткнулся прямо в бронзовые двери башкой и встал как вкопанный.
Огромные двери, сорванные с петель, пролетели через весь зал, и врезавшись в картину, на которой лорд поражает сверкающим мечом мировое зло, с грохотом накрыли собой мой трон.
Я летел вслед за ними немного кувыркаясь, и потому врезался в картину над троном не головой, а задом. Тем не менее было очень больно.
Бледная Ксю уже тормошила меня:
— Мой лорд! Вы живы? Что сломано? Очнитесь!
А я всё еще переживал этот удивительный полёт. Быки созданы для десанта. Запуливать своих всадников во внутрь запертых залов. Как он там, мой чудный зверь? Рожки себе не повредил?
Это нужно было немедленно проверить и я, отстранив перепуганную Ксю, поднялся и направился через зал обратно к своему, теперь однозначно самому любимому, лордовозику. Шлось не очень ровно, ну да время лечит.
Бычаро встретил меня как родного и ласково замотал огромной башкой. Стой чудило. Так. Рога целы. Ну ты и таранище. У нас с тобою еще два важных дела теперь.
Я добыл ведро воды из колодца. Это было непросто. Что-то с поясницей. И с ногами.
— Называю тебя Будугавом!
И получи целое ведро в морду, зверюган. Теперь в кузницу. Я опирался на рог Будугава, потому что отдельно мне что-то не шлось, качало сильно.
Лютик не стучал, а смотрел на нас и улыбался. Ха. Весело ему.
— Будугаву нужен шлем. Видел, что творит?
— Да уж видел.
— Сделай толстый и красивый.
— Мерку сниму только.
И кузнец принялся измерять щепкой рога и лоб моего быка. Будугавище не сопротивлялся. Похоже Лютик ему нравился. Они даже были чуть похожи. Если не присматриваться.
Меня заваливало набок. Да что же это такое. В лазарет не хотелось. Набежали Дёмыч, и Ред, и Милли и еще кучи людей. Ксюнчик что-то им рассказывала и показывала, заламывая руки. Нужно успеть.
Я поймал кузнеца за каменную лапу.
— Быка на коровнике обустроишь. Кто его обидит, очнусь — убью.
Вот теперь можно и упасть здесь под стеночкой на связки пик. Хорошо. Не реви, Милли. Не реви.
Вокруг была тьма. И тьма эта воняла палёной резиной. Самое главное — мне не было больно. Ничего во мне уже не трещало и не расползалось по швам. А еще, в темноте, на грани слышимости что-то булькало, как вода из протекающего крана.
А еще я не мог понять открыты или закрыты мои глаза. И пошевелиться не мог. Помер кажись. Но тут прямо во тьме возник ядовито зелёный в коричневых потёках, блестящий от слизи и весьма непропорциональный лорд Жругниль.
Хорошо, что я его видел раньше. Меня не так сильно перекосило от омерзения. Значит я и правда помер. И сейчас из меня сделают зомби.
Жругниль крайне неестественно изогнулся, задрожал всеми членами и лопнул. На его месте стояла маленькая девочка в пижамке. Кроха не старше пяти лет. Изумрудные глазёнки, рыжие волосики.
— Так лучше?
Спросила она тонким голосочком. Я честно попытался ей сказать, что не просто лучше, а гораздо лучше. Но сказать у меня не вышло. Кроха вздохнула печально и пожаловалась:
— С хизами всегда так. Самые хорошие ломаются первыми. Потому что лезут в места, которые другие даже не замечают. Потому что всё время создают себе ситуации, которые для нормальных существ немыслимы.
Ну как её утешить? Судя по тому, что отвечать я не мог, отвечать мне было и не положено. Ни чем, с этими бестолковыми хизами, я помочь ей не мог. Ни делом, ни словом. А ребёночек продолжал грустить вслух:
— Все думают, что нейропломба — механизм. А она давно уже организм. Паразит. Ты знаешь, кто такие паразиты? Должен знать. Но иногда она симбиот. Ты знаешь, кто такие симбиоты? Должен знать.
И дитя, наклонив головушку, крепко задумалось. И губки у нее задрожали. Вот-вот слёзки брызнут. Во всей этой пурге может и был смысл. Я его пока не улавливал.
Девочка в пижамке неожиданно грозно посмотрела на меня и топнула ножкой:
— Мне скучно, хиз!
Темнота вокруг завертелась и ухнула. Запах горелой резины исчез. Ослепительный свет заливал комнату в лазарете. Я висел высоко над койкой в каких-то дурацких растяжках. Ничего не болело. Пошевелиться по прежнему было невозможно.
Однако я видел, слышал, дышал и находился в знакомом месте. Атас! Внизу на койке спала Милли. А у окна на табурете Бум в зелёном халате читал книжку.
Меня грюкнуло о стену в тронном зале. Я успел дать имя быку и заказать ему шлем у кузнеца. И отрубился. Осада! Сколько времени прошло?
— Бум, Дёмыча ко мне.
Герой закрыл книжку, встал с табурета и строго посмотрел на меня.
— Вы очнулись, мой лорд. Регина не велела никого пускать. Я её сейчас позову.
И медленно, с профессиональной ленцой, вышел из палаты. Сволочь. Я попытался выбраться из этих медицинских пут, но они держали крепко. Проснулась Милли.
— Ты очнулся!
Вскочила и принялась меня теребить и обливать слезами. Да, я тоже очень рад тебя видеть.
— Сколько времени прошло?
— Два дня, милый.
А потом Милли отстранилась, сделала страшное лицо и принялась хлестать меня по морде, выкрикивая что-то неприличное про тупых экстремалов.
В палату вошла Регина Ашотовна. Узрев экзекуцию, доктор завизжала и бросилась защищать пациента. Разумеется, сразу же отлетела к стене и завалилась под неё отдохнуть. Нокаут.
Я же собрал все свои благословения и принял их сам в себя шуршащей стопочкой. После этого удалось таки выдернуть крючья в стенах, сломать штанги за спиной и между ног. С наслаждением содрал с себя все эти гипсы, шины и корсеты.
Милли, наблюдая мое освобождение, успокоилась. Но для порядка, все же пнула лежащую Регину Ашотовну ножкой, перед тем, как мы покинули помещение.
Медицинские работники не заслуживали такого обращения, но я внёс Буму в коридоре прямым в нос. Бум поцеловал стену затылком и тихо под нее лёг. Мне уже за это стыдно. Бить надо врагов, лорд.
С полигона доносились крики. Там шли учебные бои. Страшно хотелось пить. И есть. В зале Ксюнчик оказалась одна. На мой вопрос ответила:
— Дёмыч забрал поварят, мой лорд. Им больше семи лет. Вы правда излечились полностью?
— Излечился. И очень хочу есть.
Ксюнчик забегала, как в старые времена, накрывая нам стол. Похоже, что отсутствие Лёхи и Сани огорчало её не с технической точки зрения, а потому что она к ним успела привязаться. Пока мы ели, Милли рассказывала новости:
