— Нашлю на них болезни и страдания. Лишу их покоя, — определилась я. — Вот тут-то и началось.
День их свадьбы я пережила чудовищно. Дошла до последней точки, связалась с гадалкой, посулила денег и потребовала, чтобы она навела порчу на молоденькую баронессу. Дала ей наказ извести Ребекку, чтобы жена Роберта ушла из жизни при невыясненных обстоятельствах. Гадалка все исполнила, и в семье Визельборгов начались беды. Сначала Ребекка теряла одно дитя за другим, не вынашивая. А я радовалась, ликовала, непонятно, на что рассчитывала, на что надеялась? Мое состояние походило на полное затмение. Но вот, наконец, у молодой баронессы родился здоровый малыш. Супруги были счастливы, радость поселилась в их доме. Они сочли, что Господь смиловался над ними, и беды покинули их дом навсегда. Наивные. Я не успокоилась, бес не давал опомниться. Подкупила одну из их служанок, и она мне докладывала, дома ли родители, где малыш, один ли в саду или с няней? Не будет мне прощения, — графиня умолкла.
Я видела, как она преодолевает свое состояние, собираясь с силами, чтобы продолжить монолог.
— В тот день их ребенку исполнился годик. Праздновать собирались вечером, позвали много гостей. Я дождалась, когда супруги Визельборг уехали за подарками, а няня ненадолго отлучилась в дом, приблизилась к ребенку и… пошла на крайнюю меру — дала мальчику отравленную конфету. У матушки в ларце хранился яд. Разломала лакричную конфету, она была мягкая и мясистая, повар только что их приготовил, не успели застыть. Всыпала в нее порошок, слепила и вложила ребеночку в рот. Убить меня надо было в тот же момент. На кого руку подняла? В чем малыш был виновен? Он смотрел на меня ласково и улыбался. Чудный малыш. На кого подняла руку? — повторила она. — Но не дано мне было понять тогда весь ужас содеянного. Ад плакал по мне в тот час. Служанка рассказала, что мальчишечка в страшных муках скончался, — зарыдала графиня, закрывая лицо ладонями. — Самой Бог не дал детей, и их наказала — оставила бездетными. После этого Ребекка больше не носила и не рожала. Потрясение было слишком тяжелым.
Верите, не смогла проронить ни слова. Представила глубину трагедии, свалившуюся на Визельборгов. Взбалмошная девица не нашла в себе мужества пережить счастье человека, которого когда-то так любила, и лишила ни в чем не повинных людей смысла жизни. Мне и этого показалось мало, полное помешательство. Узнав о смерти Ребекки, я задумала разорить их наследников, — перескочила графиня в день нынешний.
— После похорон сына траур навечно поселился в замке. Роберт начал болеть, но крепился, вида не подавал, щадя Ребекку. Он, конечно же, догадывался, чьих рук дело. Но ни разу не пришел, чтобы высказать мне в лицо негодование и отвращение. Баронесса тоже не проявляла антипатии в мой адрес. Они меня не замечали, игнорировали, для них я не существовала. К величайшему сожалению, истинное прозрение наступило слишком поздно. Что сейчас слезы лить, прощения мне нет и не будет. Прошу вас, поедете на кладбище, у могил Визельборгов пророните два слова, что несчастная, богом убитая, судьбой поцарапанная графиня все осознала, признала свою вину, да, кается, но слишком поздно. — Она тяжело задышала, сип сменился шумным хрипом и прорывался в учащенном дыхании. Кашель усилился.
Невероятно, насколько сильным было желание раскаяться, если в предсмертном состоянии графиня вновь повторила:
— Мисс Мери, будете навещать могилы Визельборгов, прошу, скажите им, что порченая, пропащая, утратившая рассудок графиня Бедфорд — убийца их сыночка — просит прощения за искалеченную жизнь. Знаю, что ждет ад, другой дороги нет. — Ей стало нехорошо, началась одышка. Она задыхалась. Синий ободок пролег вокруг губ и окрасил их лиловым цветом. Я смочила платок в воде и протерла лицо графини. Она сильно побледнела, и в углу рта потянулась тонкая струйка сукровицы. Закатились глаза. Опустились тяжелые веки. Графиня похолодела.
— Бриг, быстро зовите Бейли, пусть пошлет за доктором.
Когда Бейли пришел, графиня была мертва.
Я очень расстроилась. Никак не ожидала, что финал встречи закончится так трагически.
— Просил вас, будьте осмотрительны. Доктор предупредил, что ей нельзя волноваться, — произнес Бейли, подошел к постели, склонился как мог и поцеловал графине руку.
— Она успела покаяться, — дрожащим голосом проговорил Бриг.
— Успела, слава богу, последние дни только об этом просила Бога, — многозначительно произнес старый слуга.
Воровство — порок и преступление. Графиня, ведомая завистью, любыми путями воровала счастье у благополучной семьи, кромсая его, не оставляя шанса на спасение. Она преступала закон совести, не задумываясь о последствиях, которые постигнут невиновных и о том, что рано или поздно сама заплатит по счетам.
Послевкусие
Мы уехали, но рассказ графини не покидал меня. Я вновь и вновь переживала события давно минувших лет.
— Бедная моя тетушка, какая страшная судьба ей досталась. Никто не заметил этого. Всегда жизнерадостная, веселая, добрая, отзывчивая, внимательная. С сестрицей тетушка делилась. Они были очень близки по духу. Почему матушка не обмолвилась со мной словечком? Щадила, наверное. А может, тетушка не хотела, чтобы я знала.
— Да, трагедия души. Бедная баронесса. А я, старый осел, ничего не замечал. Правда, справедливости ради замечу, все события произошли до моего появления в замке.
— Не смогу теперь жить спокойно, камень лег на сердце.
— Мисс Мери, с вашей тетушки надо брать пример. Вы слышали: ни словом, ни жестом они оба не отплатили врагу, а ведь могли.
— Могли. Благородство души не позволило.
— Вы правы, мисс Мери.
Я пережила трудный день, насыщенный трагическими событиями. На душе было неспокойно. Опять и опять возвращалась к рассказу графини.
Время близилось к ночи. Зачиталась, спать не хотелось. Я выглянула в окно. А там застыла удивительная картина: туман густым белым полотном накрыл дома, деревья. С крыш стекали остатки уставшего дождя, я слышала музыку падающих капель. За два дня город утонул в огромных лужах, в их отражении наблюдалась затейливая беседа крон деревьев. Они стояли с опущенными головами под тяжестью дождя и напоминали обиженных детей, жалующихся на свою судьбу.
В природе шла своя жизнь, она отличалась от той, которую вели люди. С застывших скал незаметная рука стягивала вниз в ущелье плотную, как молоко, завесу. Мне показалось, что горы величественно расправили плечи и с облегчением вздохнули. Ан нет: прошло всего лишь одно мгновение, откуда ни возьмись с новой силой налетел ветер, и густой поток устремился к небесам, поглощая весь город. И только фонари на высоких столбах, словно светлячки в ночи, попеременно мигая, указывали путникам дорогу.
Умная чашечка знала, что колдовала
После завтрака миссис Стенли и миссис Пеккеринг, уединившись, беседовали в гостиной.
— Дорогая, мы не виделись с пасхальных праздников. Это ни на что не похоже. Расскажите, что нового в свете, где побывали за это время. Как дела у Джастина? Сгораю от нетерпения, — недвусмысленно намекнула миссис Пеккеринг.
— Действительно, давненько не встречались. Время пробежало, не заметила. После пасхальных праздников пришлось срочно ехать на воды. Представьте, бесконечные праздничные трапезы привели к тому, что появились лишние складки на бедрах. А я такого не допускаю.
— Фигурка у вас, как у не рожавшей женщины, — восхищалась собеседница. Вашей целеустремленности можно позавидовать.
— Бросьте, то ли было в молодости. Сейчас остатки роскоши былой… — сыронизировала миссис Стенли. — И отказать неудобно. Люди приглашают, не будешь сидеть белой вороной и смотреть по сторонам. Нужно уважить тех, кто старался.
— Воспитание наше всему виной. Сама не могу отказать. А потом лишние складки и жировые накопления.
— Вы знаете, когда моя массажистка объявила мне о новых складках, тут же строго наказала: «Срочно на воды». Что вы думаете, пришлось отказать себе в излишках. Распорядилась, чтобы готовили мне постную пищу, как в период поста.