— Значит, Ли сильно пострадал, — протянул Учиха, хмурясь.

— Есть риск, что ему придется забыть о карьере шиноби, — вздохнула Сакура и зябко повела плечами. — Этот Гаара… с ним что-то не то. Наруто?

Узумаки помялся, а затем признался.

— Он такой же, как я, — мальчик красноречиво коснулся рукой живота там, где находилась печать. — Саске, — в голубых глазах мелькнула сталь, — если я пойму, что ты можешь погибнуть, вмешаюсь, даже если ты меня потом возненавидишь.

— Какой же ты порой придурок, — подопечный положил руку на плечо друга и слегка сжал пальцы. — Постараюсь до этого не доводить.

***

Постороннего в квартале почувствовала, стоило тому минуть ворота. Вот только личность была хорошо знакома. Хатаке собственной персоной. Интересно, зачем он решил составить компанию Саске? Особой тревоги не возникло. Хотя то, как ощущался подопечный, несколько напрягло. Пусть на людях Учиха и демонстрировал эмоциональность кирпича, внутри у него бушевал тот еще ураган страстей.

Сняв с плиты кастрюльку с готовым ужином, решила все же глянуть, что происходит. Интересно, а у меня возможны галлюцинации? Немногочисленные духи, находящиеся в квартале вечером, явно задавались тем же вопросом. Оценив открывшуюся картину, вынуждена была признать: это суровая реальность. Хатаке переступил порог дома, притормозил. Чуть помялся и, настороженно поглядывая по сторонам, донес тушку до дивана и сгрузил Саске на него. С облегчением констатировала, что подопечный просто спит. Пропыленная, мокрая от пота и местами порванная одежда говорила сама за себя.

С сомнением покосилась на стол. Там лежал карандаш и несколько листков. Велик был соблазн написать пару-тройку особо волнующих вопросов и ткнуть список под нос Какаши. Вот только так раскрывать себя рискованно. Одно дело байки о духах, а совсем другое — когда эти самые духи начинают требовать ответа.

Посчитав свою миссию выполненной, сенсей ретировался из дома. Чего это он такой дерганый? Махнув рукой на поведение джонина, присела рядом с Учиха. Его надо как минимум накормить. А ещё стянуть пыльную одежду и выкупать. И если переодевание и мытьё проделаю и с бессознательным телом, то вот рис с овощами и мясом как-то не тянули на еду, которую можно впихнуть в коматозника.

Хихикнула, поняв, чего это занервничал Хатаке — Учиха живет один, весь день был с ним на полигоне. А дома пахнет горячей едой, недавно вымытые полы ещё хранят влагу. И не похоже, что позаботились сокамандники — следов чакры нет.

Легонько потрясла за плечо.

— Саске, ты как? — столь убитое состояние подопечного вызвало опасение. Давненько он уже домой не приползал. А тут принесли. Спасибо, хоть на спине, а не через плечо, как мешок картошки.

Учиха разлепил глаза, с трудом сфокусировал на мне взгляд.

— Надо поесть, — озвучила то, что ему в любом случае придется делать самостоятельно. Хотя бы жевать.

Работа мысли была чуть ли не визуальной. Наконец Саске понял, чего я добиваюсь, и сел.

— Сейчас принесу, — поняв, что Учиха может просто вырубиться дорогой, метнулась на кухню, сервировала поднос и притащила на диван.

— Что произошло?

Тишина, но на ответ особо не надеялась. Наконец миска опустела, а взгляд у подзарядившегося подопечного стал осмысленнее.

— Это точно был не Гай-сан под хенге? — поинтересовался Саске.

— Нет. — Вопрос удивил.

— А как будто он. Может же тренировать, когда хочет.

— Полагаю, осознал, что иначе тебя разотрут в порошок не фигурально. А смерти он вам не желает. Тем более ты в селении последний Учиха. Твою гибель, да ещё по его халатности, Хатаке не простят… А какие у тебя варианты?

— Сёри, ты о чем? — удивился Саске.

— Сам же интересовался, что буду готовить на завтра.

— Но я только подумал об этом!

— Странно, я была уверена, что слышала твой голос.

“А сейчас? На обед хочу удон с курицей”.

— Не вопрос, удон с курицей так удон с курицей.

Голос подопечного слышался отчетливо, вот только Учиха и рта не открыл.

— Прекрасно, теперь мне не придется изображать разговаривающего самим с собой сумасшедшего.

— Что хорошего, если я буду слышать все твои мысли?! И почему это проявилось именно сейчас?

“Может, потому, что ты вселялась в мое тело?”— вновь пришел мысленный ответ. — “Давай я подумаю о чем-то не касаемо тебя.”

Повисла тишина.

— Ну как? — осторожно уточнил Саске, видимо по-привычке, вслух.

— Сработало! Ничего не слышала, — облегченно выдохнула. — Я тебя люблю, но столь близкое соседство — уже чересчур.

Учиха смутился. Всё никак не привыкну к загонам местных насчет признаний в чувствах. Как о ненависти говорить, так пожалуйста, а как о чем-то хорошем, начинаются танцы с бубнами.

— Сёри, ты ведь дух-пакостник, откуда в тебе столько заботы?

— Знаешь, большинство людей лишит покоя факт того, что им кто-то поправляет одеяло или гладит по волосам, хотя дома они одни. Разумеется, это не сработает, если сон крепкий или тактильный контакт настолько привычен, что просто прикосновения не воспринимаются угрозой в принципе. Но, как правило, человек начинает дергаться, нервничать, срываться на окружающих, совершать ошибки. И, как результат, моя миссия выполняется. Но при этом не приходится напрягаться, придумывая что-то заумное, или скатываться до чего-то травмирующего.

***

Успокаивающий чай уже просто не лез. От осознания того, сколь масштабная игра закручивается вокруг злосчастного экзамена, хотелось проклинать тот миг, когда согласился на участие.

— Побыть экзаменатором для талантливых детишек, — раздраженное шипение прервал кашель. Уже не такой надрывный, как раньше, но всё равно не дающий нормально работать. — Простенькая миссия, самое оно, чтобы отвлечься во время восстановления.

Желание запустить чашку в стену было велико, но удерживало осознание, что этим делу не помочь, а товарищи наверняка услышат звук удара и заглянут посмотреть. Ему только сочувственных взглядов не хватало!

Вынужденное бездействие было худшей пыткой. Хотя уж лучше так, сидеть, не высовываясь, чтобы враг верил, что ты мертв, чем действительно умереть. Вокруг юного Учихи закручивалась такая игра, что впору ожидать очередную войну.

Учиха… Пальцы невольно коснулись губ. Кто бы мог подумать, что это не ещё одна легенда, порожденная воображением гражданских и искаженным восприятием вымотавшихся шиноби.

Хаяте и сам затруднился бы объяснить, что тогда привело его в столь поздний час именно на ту крышу. Интуиция, пополам с обрывочными данными, которые смогла собрать разведка.

— Ками-сама, какой же идиот… — чунин наконец перестал вертеть в руках полупустую чашку с уже остывшим чаем и поставил её на столик. — Какого биджу меч не отпустил?

То, что он мог это признать здесь, а не в чистом мире, при их работе можно приравнять к чуду. Легкая растерянность от того, что “Танец полумесяца”, его лучшее дзюцу, оказалось бессильным и вернувшаяся после запрещенной пока нагрузки слабость заставили совершить глупейшую ошибку — хвататься за рукоять меча как за единственную опору. Вместо того чтобы бросить и бежать! Что толку собрать данные, если ты унесешь их с собой в могилу?

Он должен был тогда погибнуть.

Вот только перед глазами внезапно полыхнуло красным. Тело оцепенело, а пальцы стали разжиматься.

Сильный удар в грудь отправляет в короткий полет, отбивая дыхание. Меч, заблокированный джонином Суны, вылетает из рук, остаётся в теле врага. Тот продолжает держать его за лезвие, пятная кровью крышу и одежду.

Удар выходит смягченным, хоть и не было возможности сгруппироваться.

Невидимые, но ощутимые горячие пальцы на губах не дают проронить ни звука, навалившаяся тяжесть прижимает к крыше так, что не дернуться. Но противник продолжает смотреть прямо перед собой. В темноте как алые угли вспыхивают, вот только они двигаются парами, и расположены огоньки в них на небольшом расстоянии друг от друга. Как глаза.