Таким образом, версия, впервые зафиксированная в научной литературе юным Бикерманом, опять стала научной, как говорил Шкловский, аксиомой.
В целом можно сказать, что первое выступление Бикермана на научном поприще на ниве пушкинистики оказалось чрезвычайно успешным. О том, что ссылки на его раннюю пушкинскую публикацию продолжают появляться, он с гордостью писал М. А. Дандамаеву 5 июня 1972 г.: «Пушкинист, друг младшего Пиотровского127, прислал мне письмо, и я был тронут и польщен, когда узнал, что пушкинисты до сих пор читают и цитируют мою маленькую статью, опубликованную в 1916 г.».
К Пушкину он вернется еще один раз, спустя 36 лет, в расцвете своего творчества. Статья будет написана по-французски – живя в США и перейдя в основном на английский язык, Бикерман продолжал иногда писать по-французски.
Статья называлась «Пушкин, Маркс и рабовладельческий интернационал»128. Бикерман посвятил ее «Анри Грегуару (Henri Grégoire), человеку свободному и либеральному (homme libre et libéral)». Адресатом посвящения был современник Бикермана, известный бельгийский эллинист, византинист и славист, главный редактор журнала «La nouvelle Clio», в котором была опубликована статья. Но история знает еще одного Анри Грегуара – знаменитого деятеля французской революции. И, учитывая то, что в своей статье Бикерман обсуждает проблему рабства и что оба определения, данные Бикерманом Анри Грегуару, как нельзя точнее описывают знаменитого француза, появляется соблазн предположить, что в посвящении содержится второй план и что Бикерман вспомнил и о другом носителе этого имени, который, кстати, имел некоторую связь с Россией. Анри Грегуар был священником (позднее епископом), выступал за веротерпимость, эмансипацию евреев, дарование гражданских прав свободнорожденным неграм и мулатам колоний с последующей отменой рабства. Он собрал и издал сочинения негров и мулатов для того, чтобы опровергнуть представление о них как о низшей расе. Он первый принес присягу на верность гражданскому устройству духовенства, за что и поплатился в конце жизни: перед смертью от него потребовали отречься от присяги, а когда он отказался, лишили причастия и церковного погребения. Грегуар был сторонником суда над Людовиком XVI, но категорическим противником его казни. Парадоксальным образом его, избранного почетным членом Казанского университета, в 1821 г. этого звания лишили за якобы участие в казни короля.
Начинает статью Бикерман с обсуждения не завершенного и не опубликованного при жизни сочинения Пушкина, которому издатели дали название «Путешествие из Москвы в Петербург». Его публикация вызвала в свое время скандал. «Когда в 1841 г., – пишет Бикерман, – статья была, наконец, напечатана в посмертном издании, русский читатель с потрясением обнаружил в Пушкине настойчивого апологета рабства»129. И, казалось бы, для этого есть основания. «Фонвизин, – начинает рассуждение о положении крепостных крестьян Пушкин в главе "Русская изба", – лет за пятнадцать перед тем (перед Радищевым. – И. Л.) путешествовавший по Франции, говорит, что, по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца. Верю… судьба французского крестьянина не улучшилась в царствование Людовика XV и его преемника…». А дальше Пушкин переходит к описанию ужасов жизни английских рабочих: «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона… У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен…»130. Заканчивается глава констатацией того, что «судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения… Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества…»131.
Бикерман обращает внимание на то, что в черновом варианте статьи фигурирует англичанин, оказавший с героем «Путешествия» в одной карете. На вопрос: «Что может быть несчастнее русского крестьянина?» он отвечает: «Английский крестьянин». Из второй редакции статьи исчезает и англичанин, и упоминание об английском крестьянине. Сравнение положения русского крестьянина с английским в пользу первого было общим местом сторонников крепостного строя в России, и Пушкин, отказавшись от затасканного сравнения, заменил его сравнением неожиданным. Во второй редакции он сопоставляет не современных крестьян, а русского крестьянина с его французским собратом времен Людовика XV и Людовика XVI. В черновом варианте у него после этого сравнения стояла фраза, убранная впоследствии по цензурным соображениям: «Все это, конечно, переменилось, и я полагаю, что французский земледелец ныне счастливее русского крестьянина». Появление рассуждения о несчастной судьбе английского рабочего Бикерман объясняет тем, что Пушкин следил за современной политической жизнью и не мог не сострадать его мучениям: «Nul doute que le coeur généreux de Pouchkine ait éprouvé de la compassion pour les ouvrriers anglais»132. «Можно было бы подумать, что Пушкин здесь вносит новый и личный аргумент в обсуждение русского рабства», – пишет Бикерман и тут же показывает, что это не так: утверждение о том, что жизнь рабов была счастливее и более обеспеченной по сравнению с жизнью английских рабочих, активно обсуждалась в его время. Далее в статье Бикерман от Пушкина переходит к издевательскому обличению марксизма. Он обращает внимание на своеобразный парадокс: как борцы за права рабочих, так и сторонники рабовладения во всем мире использовали одинаковую аргументацию: два интернационала – марксистский и рабовладельческий – находились в этом отношении в полном единении.
Эта статья, похоже, была дорога Бикерману и представлялась ему важной: в письме к М. А. Дандамаеву, с которым Бикерман близко подружился, после того, как получил возможность приезжать на родину, и вел оживленную переписку вплоть до смерти133 (последнее письмо Дандамаеву было написано за полтора месяца до кончины Бикермана134), датированном 12 апреля 1973 г., он просит связаться с пушкинистами и передать им, что хотел бы сделать доклад на тему «Пушкин и английские рабочие». Он хотел их поставить в известность о том, что у него есть английские публикации пушкинского времени, которые им недоступны.
Вообще тема рабства его интересовала и он касался ее не только в своей последней пушкинской статье.
В письме Дандамаеву от 7 марта 1974 г. Бикерман писал: «Девушки, выставленные на продажу на рынке, для того, чтобы найти хорошиx покупателей, дающих щедрую цену (generous), должны были выглядеть накормленными. Вообще говоря, общая ошибка авторов, пишущих о рабстве, состоит в том, что их информация окрашена справедливым моральным негодованием. Раб был не только instrumentum vocale, но также и серьезной инвестицией. За исключением некоторых безумных хозяев-садистов и нескольких особых случаев (рабы в шахтах, которые принадлежали государству и таким образом не были защищены интересами хозяев), о рабах заботились – если угодно, как о лошадях – но заботились, в то время как (так называемый) свободный работник должен был полагаться только на себя. Еще ок. 1850 г. больной раб в США продолжал получать еду и уход. Свободный рабочий, когда он заболевал и не мог прийти на фабрику, просто переставал получать зарплату или она уменьшалась вполовину. Я написал несколько строк на эту тему в моей статье об Антигоне из Сохо135, экземпляр которой я давно послал Вам (или Амусину) и собираюсь вернуться к этому предмету (Я писал об этом также в моей французской статье о Пушкине и рабстве негров)».