– Послушай, Лоренцо, оттого, что ты будешь читать мне нотации, тупик никуда не денется. И я не лошадь, которой требуется пряник или кнут для того, чтобы бежать быстрее. Я работаю. Изучаю и собираю улики. Это всё же нетривиальное преступление. Как только у меня будут новости – ты узнаешь об этом первым, – спокойно ответил Райнере, не глядя на брата, и добавил: – И ничего не трогай, пожалуйста, – это место преступления. Хотя… уже светает, – он махнул рукой констеблю и крикнул: – Я закончил.

– Райно, вот и ты послушай, – Лоренцо склонился к плечу брата и произнёс тише, – ты же понимаешь, что именно поставлено на карту?

– А ты полагаешь, что не понимаю, и пришёл мне это разъяснить?

– Как знаешь. Надеюсь, ты тут приберёшься и не оставишь ничего лишнего. Не нужно газетчикам трубить на всю Альбицию, что подеста не может организовать поимку вампира-убийцы беззащитных девушек!

– Пока идёт следствие, об уликах никто распространяться не будет. Да и, как видишь, Альбано тебя понял без слов, – Райнере указал на людей командора.

Они бросились заворачивать тело в старый плащ, чтобы погрузить его в лодку, а он сам принялся сбрасывать лепестки в канал с помощью обломка весла.

– Думаю, всё-таки стоит обсудить дополнительные меры, – произнёс Лоренцо, посмотрев на светлеющее на востоке небо.

– Что-то вроде твоих идей пустить по следу собак, организовать ночной патруль или повесить по городу объявления о вознаграждении в пятьдесят дукатов за поимку убийцы? – спросил Райнере с лёгкой усмешкой. – Ты не слишком оригинален в своих методах, Лоренцо.

– Поскольку твои методы не работают, приходится импровизировать на ходу…

– Мои методы научны, и именно наука приведёт нас к разгадке, а вовсе не толпа шарлатанов, желающих получить твою награду в пятьдесят дукатов. Ты мог бы ещё приписать на плакатах адрес: палаццо Скалигеров. Представляю у нашей пристани толпу желающих поживиться.

– Полагаю, кто-то из них мог бы быть полезен…

– Полагаю, на триста двадцать восьмом нищем, желающем получить пятьдесят дукатов, который что-то видел и слышал, ты бы, наконец, прозрел и понял всю глупость этой затеи. Лоренцо, оставь свои попытки быть полезным: как говорят, ростовщику судить о золоте, а карбонарию – об угле. Когда будут новости, я дам тебе знать.

– И чем была плоха идея с патрулём? – спросил Лоренцо, повернувшись к брату.

– Чтобы найти иголку в стоге сена, нужна целая армия… муравьёв. Ровно столько же понадобится людей в патруль, чтобы обшаривать каждую ночь все закоулки. Лоренцо, повторюсь: оставь попытки быть полезным в этом деле. Просто жди. И… не мешай.

– Найди мне кого-нибудь, кариссимо! Любого бродягу, пьяницу, какого-нибудь преступника, вампира, наконец, которого можно вздёрнуть на пьяцца Романа. Мне нужно успокоить город.

– Кого-нибудь?

– Кого-нибудь. Главное – быстро.

Райнере развернулся и, превозмогая боль, направился к своей гондоле, отмахнувшись от слов Лоренцо. Он бросил последний взгляд на место преступления. Лепестки лежали на воде, и гондольер, махнув веслом, потянул их за собой, увлекая туда, где слабое течение вскоре отнесёт их к мосту. Площадь опустела, и на башне-кампанилле[22] коротко звякнул колокол, возвещая наступление рассвета.

Ночь забрала свою жертву, и теперь жёлтые лепестки на тёмной воде выглядели как погребальный венок.

– Отчаливай, – коротко бросил Райнере гондольеру, и быстрое веретено лодки бесшумно заскользило по тёмной воде. – И подай фонарь.

Он положил трость рядом и открыл свой блокнот. Ему есть, над чем поразмыслить.

Вернувшись в палаццо, он медленно поднялся в кабинет. Пока свежи впечатления, нужно всё расставить по местам. Сварил ещё кофе, достал блокнот и, вырвав листы, разложил их на столе. Взял рисунок с сегодняшней «бабочкой» и прикрепил на стену с фреской, на которой была изображена огромная карта Аква Альбиции со всеми каналами и мостами. Здесь уже висели зарисовки с других мест преступлений в сопровождении его заметок на маленьких клочках бумаги.

Четыре «бабочки»…

Четыре площади…

Это должно что-то означать… Послание? Но кому?

Лепестки жёлтой магнолии – послание дожу? Предупреждение об убийстве дожа? Грядущее покушение? Возможно…

А может, они ничего не значат.

А может, ритуал? Но какой? И почему жёлтый цвет?

Он изучил в библиотеке все культы, известные на сегодняшний день учёным мужам, но не нашёл ничего похожего.

Больше всего раздражало то, что он не может уловить тонкие связи. Всё в этих убийствах слишком похоже, и нет ничего, что позволило бы оттолкнуться от очевидных улик и подняться над общей картиной. Его дневной план был разрушен, колено болело, и цейтнот, в который загонял его старший брат, требуя поймать хоть кого-нибудь, чтобы вздёрнуть на площади, раздражал, наверное, даже больше всего остального.

Райнере скрестил руки на груди и погрузился в глубокие раздумья. В раздумьях прошла половина утра и завтрак, который он проглотил, даже не заметив. В раздумьях он рассеянно отвечал своей экономке монне Джованне, в раздумьях разбил чашку, поставив мимо столика, и только появившийся ближе к полудню Лоренцо с очередным сомнительным предложением смог вывести его из этого состояния.

Предложение было не просто сомнительным, и даже не просто глупым, как идея развесить объявления по всей Альбиции. Сегодняшнее предложение было откровенно бредовым, особенно для главы города, хотя, может быть, степенью бредовости теперь измерялось отчаянье Лоренцо?

Его, конечно, можно понять: никто не хочет расстаться с местом главы города из-за убитых путан и торговок бисером.

А суть предложения заключалась в том, чтобы привлечь к расследованию… потусторонние силы. Ну, или как там это правильно называется?! Райнере от неожиданности сразу даже и не вспомнил.

– Цверра?! – спросил он, удивлённо воззрившись на брата и выслушав его внимательно.

– Цверра.

– Девушка?!

– Девушка.

– Гадалка?!

– Гадалка.

– Ты шутишь? Хм… Нет. Вижу, ты серьёзно… Нет… Я не верю своим ушам! Если я тебя правильно понял, кариссимо, ты предлагаешь мне воспользоваться помощью грязной девицы с засаленной колодой карт и бутафорским шаром, которая дурит доверчивых богатых старух рассказами о «небывалой удаче»? – Райнере даже повысил голос, настолько был поражён предложением брата. – Услугами шарлатанки с самого дна Альбиции, которая надевает на себя за раз все юбки и стеклянные бусы, что есть у неё в гардеробе?! Хотя, что это я… какой там может быть гардероб! И… ты всерьёз предлагаешь мне пойти к ней просить о помощи?

– Ну зачем же идти, – спокойно ответил Лоренцо. – Она уже здесь. Прошу, входите, монна Росси.

– Ты притащил цверру сюда? Святой марангон! Советую тебе, дорогой брат, запастись средством от блох и велеть монне Джованне запереть серебро на ключ! – воскликнул Райнере, понимая, что, кажется, порядок в мире рухнул окончательно.

Лоренцо притащил сюда цверрскую гадалку!

И хотя брат и сказал, что это девушка, но воображение Райнере всё равно нарисовало совершенно другой образ: жутчайшую старуху, каких он видел сидящими на кампьелло Бовиани. С глазами, подведёнными углем, и скрюченными пальцами, в которых веером топорщилась колода засаленных карт. Разноцветные юбки, надетые одна поверх другой, аляповатые стеклянные бусы в семь рядов, тюрбан с перьями, огромные серьги, браслеты и кольца из дешёвого чернёного серебра… Старухи сидели прямо на мостовых у воды, подогнув одну ногу под себя, и зазывали клиентов, ловко тасуя карты.

При них всегда орудовала орава детишек, которые лишь с виду выглядели страдающими ангелочками. Но, пока ты тянулся с милостыней к одному из них, двое других уже срезали твой кошелёк остро заточенной монетой, чтобы затем раствориться с добычей в хитросплетении переулков и дворов.

Райнере представил, как подобная старуха окажется в их гостиной, и решил позвать дворецкого и велеть ему выставить цверру прочь, потому что ничто не заставит его пасть так низко, чтобы променять науку на бутафорский стеклянный шар.