Крейсер был огромен, парабола светового крыла уходила в закатное небо, словно вздернутая вверх рука какой-то древней статуи. Гигантская тень корабля через океан потянулась к платформе. Солнце совсем исчезло, а небо над океаном стало темно-синим, тревожным. Плазма в последний момент ярко вспыхнула у самой чаши, и блики света побежали по широченным бокам грузового крейсера. Раздался хлопок, и махина, мягко соскользнув в вакуумную воронку, замерла на стапелях чаши.

В общем, ничего особенного, но за спиной захлопали в ладоши. А парень с планшетом взглянул через плечо и угрюмо усмехнулся краем губ.

– Зачем ты пришел сюда? – внезапно хрипло и зло бросил Тим.

А зачем ты? Тебе следует быть в другом месте.

– А ты зачем? – повторил мысли худощавый и смерил его взглядом.

– Мне кажется, я первый спросил. Не стоит ответ заменять вопросом.

– Не стоит начинать хамить с первых слов, обращенных к незнакомцу.

– Незнакомцу, который раздулся так, словно на голову выше всех присутствующих?

Я нарываюсь, хочу нарваться.

Парень пожал плечами и уставился в свой планшет. Ему явно плевать на ссору. А в Тима хлынула чернота. Как вакуум из воронки. Темный вакуум вытеснял мысли и сомнения, оставляя только себя самого и был чем-то гораздо большим, чем пустота.

Чем-то, чему Рей, пока был жив, не придумал названия.

Тим с силой выдернул черный планшет и швырнул его вниз. Худощавый дернулся следом, но прямоугольник закрутился веретеном и ушел в воду.

– Какого предела ты творишь, урод!

– Ты сам урод! Лысый урод.

И Тим с силой толкнул в черную грудь, ощущая потребность отправить парня следом за планшетом – в холодный океан. Тот резко отбил руку и ударил Граува в челюсть. Боль молнией пробила голову. Все сразу стало просто и понятно, так бывает, когда в темном туннеле где-то далеко пробивается свет. И можно двигаться.

Тим влепил кулаком прямо в переносицу слишком на его вкус длинного носа. Под пальцами хрустнуло, но придурок даже не пытался активировать свое защитное поле.

Это хорошо.

Граув оставил свой датчик, интерком и китель на проклятом интендантском судне. Зато в кармане льняных штанов болтался острый складной нож.

Совсем неплохо, если у худощавого найдется похожий.

Новый удар в челюсть выбил Тиму сразу два зуба. Он рассмеялся и сунул руку в карман.

Пыльная бутылка коньяка опустела, да и день катился к исходу. Можно отправиться куда-нибудь и догнаться. Розовым шампанским, например. А лучше анжуйским, которое освежает мысли, а на губы ложится, как поцелуй шальной девки.

Но особого желания двигаться не было.

Ларский мог бы сделать копию той же пыльной бутылки и прогуляться по саду верхнего пирса. По вечерам запах там пьянил. Особенно у центральной белой башни, где цвели лилии. И никогда и никого не было. Могут ли лилии вызвать желание расслабиться или устроить свидание самому себе в самом сердце Планетарной прокуратуры? Будет забавно прилечь под сводом закона и полюбоваться звездами. Особенно если ты генерал-майор комитета межпланетных расследований. И идти тебе особо некуда.

Нет, весело убить время – не проблема. Можно на выбор: скутер, авиетка или челнок для полного отрыва, и через часок накручивать рулетку в самом шикарном казино Макао. Спустить к дьяволу несколько сотен тысяч кредитов, чтобы не напрягать мозги на тему «куда бы деньги с пользой пристроить и прирастить». Там же, может удастся похватать за задницы развлекающихся красоток, и какая-нибудь, возможно, будет не прочь переспать с Ларским.

Нет, в пределы, он останется в кабинете. Коньяк сегодня пошел хорошо, и благо у него в задней комнате есть шикарный диван с периной из лебяжьего пуха.

Никита Ларский вычитал о перинах в какой-то древней книге и обзавелся таким лежбищем, но никому об этом не рассказывал. Когда утопаешь в самом ее центре, берешь в одну руку бокал шампанского, а в другую книгу, то легко можешь представить себя корольком маленькой сказочной планеты. А не следователем прокуратуры, которому подбрасывают одну дерьмовую историю за другой, а премии, погоны и награды только со скрипом и бесконечной бюрократической тягомотиной.

Вот повесили на Ларского проклятого изоморфа, и что с ним теперь делать? Остается только депортировать на Орфорт. Хотя у этого бледноглазого урода есть ответы, которые комитет межпланетных расследований хотел бы получить.

Но не может. Нет никаких механизмов, чтобы обязать представителя другой расы отвечать на вопросы ни в качестве свидетеля, ни даже обвиняемого. Убить и то проще.

Каждая вшивая планетка печется о своей расовой безопасности. Поднимают жуткую шумиху в совете Федерации по каждому пустяшному поводу. Хотя вся их безопасность утекла бы в космическую задницу, не будь землян и инсектоидов, в простонародье – тараканов.

А Орфорт даже и в Федерацию не входит, изоморфы вообще закрыты для контактов, но под действие общих законов подпадают. Флаа-старший дал понять своим змеиным шипением, что обратится в Совет Федерации, если его щеголеватого отпрыска задержат или передадут инсектоидам без достаточных на то оснований. Вот и валандайся теперь с их правящим семейством. И с холодной тварью – Ру Флаа. Даже от его голограммы Никите было зябко.

Не иначе холод у них уже наступил. Не удивительно, что бравый капитан увильнул от дачи полных показаний. Такую тварь вспомнишь в деталях и предполетную проверку не пройдешь. Любопытно, как он теперь собирается ее пройти? От уверенности капитана второго ранга шел крепкий взяточный запах. Нюх на это у Никиты был идеальный. Но провернуть такое дело было, на его взгляд, невозможно.

Интересно – как?

Внезапно на экране правой панели стола ожили и стали тесниться данные передвижения в камере изоморфа.

Пришел голубок в себя, то ли после удовольствия, то ли после парализующего удара, когда отбирали у него сладкий кусок в капитанском кителе.

Движение было беспорядочным, и удивленный Никита затребовал полное изображение. Ирт и правда быстро перемещался вдоль периметра ограждающего поля. Слишком быстро. Зачем? Он прекрасно знает, что не в силах преодолеть барьер собственной мобильной камеры.

Резкий поворот головы плантиморфа, и Никита увидел прилипшую ко лбу черную прядь и бешенство в почерневших глазах.

Странно… с чего вдруг?

И тут ожила правая панель – дела местные, не инопланетные. Под его личным контролем. Никита прикоснулся к ней рукой, присмотрелся к выросшей голограмме и выматерился.

Черную водолазку залила кровью, нос сломан, глаз исчез в кровавом подтеке. Трансляция была отличной, даже хриплое дыхание и свист пробитого легкого, в которое кто-то вогнал по рукоять нож, был очень убедительный, почти предсмертный. Но до смерти далеко, потому что с ножом в груди ошалевший от крови Майкл Стэнли вколачивал кулак с зажатым черным обломком в лицо парня, чья левая скула уже превратились в сплошное месиво.

Такой глупой выходки от лидера треклятого братства запредельщиков Никита совершенно не ожидал. Не его формат – искать кровавых потасовок от безделья. И не причина наблюдать за ним. Генерал-майор уже собирался отключиться от этой ерунды, тем более что около развлекавшейся парочки дежурило на всякий случай несколько зевак, а над экскурсионной платформой висел прибывший по сигналу об очередной поножовщине транспортировщик с реанимационным и регенерационным комплектами.

И тут противник Стэнли – парень в костюме когда-то бежевого цвета – вывернул руку в кроваво-черной водолазке, отпрянул в сторону и, пнув Майкла ногой, в мгновение оказался сверху. Синие глаза лихорадочно сверкали, можно сказать – искрились безумием.

– Чертов капитан!

Правая панель тревожно запищала.

С трудом оторвав взгляд от едва живого Граува, пытающегося придушить и без того хрипящего Стэнли, генерал увидел другое, искаженное яростью и отчаянием лицо.

Таким изоморфа Никита раньше не видел.