Авиетка замедлилась и пошла на снижение. Тим никогда раньше не видел здания Планетарной прокуратуры, но в общих чертах оно напоминало Парламент, – как и многие масштабные ведомственные заведения Земли. Эти архитектурные образы забылись – фрагменты из жизни, о которой мечталось когда-то. Но теперь эта мечта казалась старым детским сном.
Прокуратура не была в полном смысле флоотиром – плавающей конструкцией, в которых так любили селиться земляне. Ее белоснежную башню, с лучами двойных матово-стальных пирсов, обтекало по земле море зелени. Набранные Тимом координаты вели авиетку к западному крылу – продолговатому, словно кокон, мраморному модулю, который совершенно неподвижно висел между верхним и нижним пирсом и красовался барельефом девицы с голой грудью и знаменем в руках.
Неуютно на раздутом летающем слоне тесниться среди легких трехместных трамвайчиков, энергокресел, что мельтешили вокруг казенного ведомства. Личные авиетки тоже встречались то тут, то там, но они были гораздо меньше, что делало их удобными для перемещения по городу. Люди спешили к зданию прокуратуры по разным делам. По большей части их привозила магнитная монорельса, оплетающая город. Тиму казалось, что буквально каждый пролетающий мимо норовит разглядеть его лицо за прозрачным куполом кабины. Кулаки сжимались, в плечах появилось знакомое напряжение.
Спокойно. Никто не знает меня. И не вспомнит лицо через минуту.
Клюв корабельной машины мягко вошел в стапели транспортного отсека нижнего пирса. Времени еще достаточно, он мог бы посидеть, прикрыть глаза на пару минут и попытаться успокоиться, настроиться на визит, но авиетка торопливо распахнула проем. Граув поднялся, провел ладонью по пересохшим губам. Через мгновение к распахнутому люку опустилась одноместная секция лифта. С ее витых поручней на капитана игриво смотрели белоснежные амурчики.
На мгновение почудилось, что Ирт уже знает о его прибытии и следит. Унюхал пропавшую собственность издалека, видит прямо сквозь стены нижнего технического пирса. Затаился между полупрозрачных кабелей и генераторов силовых полей и ждет. Не стоит заставлять ждать. Тим тяжело сглотнул и шагнул к амурчикам, таким неуместно, предательски радостным.
– Капитан второго ранга Граув, прибыл в ваше распоряжение по требованию.
Он завел руки за спину, задрал подбородок и уставился в глубину полутемного кабинета, где большую часть стены занимали соты политеки.
– Раз прибыл, шагай сюда, капитан второго ранга, – голос был низкий с легкой хрипотцой.
Огромное, невозможно мягкое с виду кресло развернуло к Тиму человека в небрежно накинутом на плечи повседневном кителе и с живописной щетиной на щеках и подбородке. Меньше всего его кривая насмешливая улыбка и небрежный жест в сторону кресла напротив подходили для генерал-майора комитета межпланетных расследований. Но судя по знакам отличия – он им был.
Тим нерешительно приблизился и опустился на сиденье, похожее на повисшую в воздухе живую сахарную вату.
– Чаю с дороги или покрепче? – с теплой заботой спросил офицер и щедро плеснул в собственную чашку жижу из пыльной пузатой бутылки.
Одуряюще пахнуло коньяком. Зачем он это делает?
Тим облизал губы и попытался выпрямить утонувшую в вате спину.
– Нет, спасибо. Не хочется.
– Напрасно, капитан, напрасно, – и, откинувшись назад, офицер прокуратуры взялся внимательно рассматривать Тима. – Как долетели?
– Спасибо. Очень быстро, – поморщился Тим.
Генерал-майор удивленно вскинул брови. Представление о «быстро» у него, по-видимому, было совсем другое. Счастливый человек.
– Что ж, если быстро, то и хорошо. Но от выпивки зря отказываетесь. Нам с вами надо найти истину, а как говорили древние, in vino veritas. То есть не берись за серьезное дело, не разобравшись как следует в самом себе.
Философские высказывания всегда вызывали у Тима некоторые затруднения, поэтому он просто пялился в два серых, близко посаженных глаза. На фоне густых русых волос и рыжеватой щетины они выглядели яркими, хотя в глубине плавала нетрезвая муть.
– Следователь прокуратуры Никита Ларский, – резко и коротко бросил офицер и пихнул вперед широкую короткопалую ладонь.
От неожиданности Тим вскочил, но быстро пришел в себя, пожал руку и опустился на неустойчивое седалище.
– Почему следователь? Ведь расследование завершено, и суд уже был.
– Да-да, – протянул Ларский и почесал кончик широкого носа. – Все было, но ничего не закончилось. Так бывает иногда. Но вы, наверно, и сами знаете, капитан.
Намек Тиму не понравился, словно следователь мог знать то, что даже при его статусе и звании не должен был. Охватило смущение, и он уставился на ноготь большого пальца, который успел обгрызть в авиетке.
– Чего вы хотите от меня? – выдавил он сквозь комок в горле.
Следователь какое-то время молчал, потом внезапно вскочил и пружинисто обошел стол. Роста Ларский был среднего, но в нем чувствовалась сила и напор. Тиму захотелось сжаться, как будто этот с виду доброжелательно настроенный человек мог схватить за подбородок и, взглянув в глаза, понять буквально все. Влага забулькала в стакане, и Тим поднял глаза на дружелюбно скалящегося генерал-майора.
– Не хотите чай с коньяком, не надо. Выпейте мятного лимонада, капитан. У вас явно слишком пересохло горло, чтобы со мной поболтать по душам.
Тим фыркнул:
– Вытаскивать меня с Дальних пределов для болтовни под коньячок о чудовищах – не слишком ли ваша душа срослась со служебными полномочиями?
Беспардонный следователь расхохотался.
– А ты не так прост, капитан. Язык твой не всегда тебе друг? Но мне так без разницы.
Он плюхнулся в кресло и шумно выдохнул.
– А знаешь, Граув, это название «изоморфы» появилось позже. Сначала какой-то форменный идиот именовал эту расу плантиморфы.
Тим отхлебнул лимонад и промолчал. Конечно, он знал это. Но если кому-то хочется, чтобы он слушал – он умеет это делать. Когда-то, очень давно не умел, но его научили. Молчать и слушать.
– Подумать только, сравнить этих существ с растениями! Все равно что ядовитую кобру назвать червем. Куда правильнее их второе название – изоморфы. Вот только среди людей оно не везде прижилось. А зря.
– Да, наверно, вы правы, – проговорил Тим и снова отхлебнул лимонад. Этот офицер умел играть в слова, но не казался безопасным.
– Конечно, я прав. Подумать только, назвать деревом – самым неизменным творением природы того, кто может полностью изменять форму.
– Насколько я помню, первые контактёры не спускались на Орфорт, а разумная жизнь по данным сканирования напоминала растительную, – прошептал Тим.
Но он яснее помнил и другое – сочный звук рвущейся кожи, боль и темные глаза напротив. Такие же человеческие, как у него самого.
– Вы были на Орфорте и знаете о них больше всех.
– Да.
Тим, чувствовал, как на лбу проступает холодный пот от ожидания череды вопросов. Он мог бы не рассказывать все… Все, что никак не касается ни прокуратуры, ни следователя с его пронзительным взглядом. Если только приведет доказательство, ради которого его сюда вызвали. Единственное возможное без разговоров. Или соврет, рискуя залезть еще глубже в дерьмо, задохнуться в нем и сдохнуть, наконец. Вариант, от которого он отказался несколько лет назад, после того как его нашли в космической капсуле совершенно сломленным и изуродованным.
– Орфорт престранное место. Два затяжных природных цикла – это еще можно понять. Но два различных способа видового развития в разные циклы – это совершенно невероятно. Агрессивная, хищная генетическая эволюция – в теплом поясе и социальная – в холодном. Все равно что две личности в одном теле, и одна сменяет другую от зимы к лету. Может, одно «я» не выносит другое? Было бы забавно. Хотя многие из нас и без всяких там поясов и циклов любят и ненавидят сами себя.
Пока Орфорт находился в Поясе тепла, разумные существа развивались, осваивая генетическую информацию на планете. Причем весьма хищным способом – уничтожая, поглощая и встраивая в свои клетки живой материал планеты. Поэтому они приобретали способность принимать любую форму, становиться кем угодно, в зависимости от желаний и потребностей. Когда планета на несколько десятков лет входила в Пояс холода, изоморфы прекращали поглощать генетический материал, развивали социальное взаимодействие. Выстраивали союзы, обзаводились постоянными партнерами. Но пока все выкладки оставались гипотезой, поведение плантиморфов в период холода описывалось моделью, построенной Центральным компьютером Земли. Исследовательская экспедиция наблюдала за Орфортом только в Поясе тепла.
