После того как Тим попытался объяснить своему психологу, что счастье – это когда много боли, женщина с встревоженным темным взглядом исчезла, и вместо нее появился совсем другой специалист. Со знаками воинских различий, медленными движениями и постоянно полуприкрытыми глазами. Словно от желания спать. Новый психолог разваливался на диване напротив и лениво спрашивал: «Так… расскажите мне, что же интересного вы знаете о боли, молодой человек?». Спустя десяток таких познавательных бесед, Тиму стало лучше. Или кровь очистилась от Иртоцветения. Но свинья найдет грязь, а Чага – Хозяина. И никакие процедуры, психологи, Дальние пределы и доводы разума не помеха.
Граув словно со стороны услышал собственное горловое бульканье.
Как же я выгляжу, если так смеюсь?
Возвращение из прокуратуры капитана Граува после изощренных пыток в белоснежных застенках законности и коньяка. Зря не залил в желудок стакан-другой, когда предлагали. Набрался бы смелости выложить все язвительному генералу про свои подвиги на Орфорте, а не проперся бы к Ирту, как побитая собачонка. Лизать его блестящие туфли.
Не открывая глаз, Тим снова рассмеялся. Звук больше напоминал отчаянные попытки вдохнуть воздух пробитыми легкими.
Я просто трусливая псина. Сэм беспокоился обо мне, а я все просрал.
Тим стиснул интерком на запястье, чувствуя, как поверх боли, рвущей его изнутри, распространяется жар стыда. Он был слишком взвинчен и, приняв роковое решение, забыл отключить Сэма от связи, от получения данных о Грауве.
Кэмпбелл меня убьет! И правильно.
Авиетка развернулась и чуть накренилась, заходя на посадку. Тим разлепил веки. Мир вокруг: изгибы шероховатых светло-серых поверхностей, дробящиеся до мелких насекомых голограммы – все назойливо лезло в мозг.
По легкому хлопку Тим понял, что сработали челночные фиксаторы и с трудом поднялся из кресла. Оно невесомо развернулось, пропуская капитана. На спине было мокро. От выступившей крови или пота? Надо было позволить себя вычистить, не переться сюда в таком виде. Прямиком в руки негодующего Сэма. Попытавшись сделать шаг к боковому створу, Тим споткнулся и упал.
Я не встану. Почему рядом нет Ирта? Я не смогу обойтись без него.
Паника капитана для системы управления стала приказом. Невидимые ячейки корпуса челнока под телом Тима перестроились, раздвинулись, и оно соскользнуло в образовавшийся сток прямо под брюхом авиетки.
Правильно, не можешь выйти, я тебя выплюну. После того, что я устроил, даже машина со мной не церемонится.
– Граув! Ты… ты!
Сэм всплыл рядом почти сразу, видимо, уже ждал его появления в парковочном шлюзе. Кэмпбелл открывал и закрывал рот и от возмущения не мог подобрать слов. Все в докторе пыхтело, раздувалось, а в синих глазах горел праведный гнев.
Тиму стало смешно и страшно одновременно.
– Сэм…, – проблеял он.
Друг с гневом ткнул ему пальцем в грудь. Тим зашипел от дернувшей тело боли.
– Ты пошел к нему, Граув! – обличительно провозгласил он. – Мне сказал, что не пойдешь, а сам пошел.
Слова прозвучали с таким обвинительным пафосом, словно Кэмпбелл самостоятельно раскрыл страшный заговор, а не просто получил на интерком все данные о повреждениях капитана.
– Я… – Тим мучительно пытался сообразить что-нибудь оправдательное. – Я сейчас встану.
– Не смей даже шелохнуться, – железным голосом отрезал Сэм, и через мгновение Граув почувствовал под спиной упругость воздушной подушки.
Его тело поплыло вглубь корабля, а корабельный врач грозно вышагивал рядом. В голове стоял гул, почти избавляющий от чувства вины.
– После того, что ты сделал, я тебя знать не желаю, Граув!
– Но ты меня уже знаешь, – жалостливо возразил Тим.
Сэм фыркнул, всем видом демонстрируя незначительность этого факта.
В медотсеке мягко мерцал свет и опустившиеся к нему волокнами лапок роботы-манипуляторы выглядели отвратительным насекомыми. По поверхности кожи прошла волна болезненного покалывания. Скосив вниз глаза, Тим увидел грудь и живот, полностью голые, в красных разводах. Похоже, полковник от медицины не стал церемониться с истерзанным капитанским кителем и аннигилировал его к чертям. Сочащиеся кровавым соком трещинки кожи походили на заразную болезнь, а уж никак не на раны после боя. Или сношения с изоморфом.
Кэмпбелл не должен смотреть на меня. На мое тело.
Тим сжал кулаки, пытаясь справиться с тоской и внезапно нахлынувшим раздражением по отношению к Сэму. Чувства и мысли, казалось, не зависели от него, заползали откуда-то снаружи. Хорошо, что корабль пуст, и народ, вернувшийся с Дальних пределов, рванул к родным и близким, на курорты или в казино. Никто не сунет сюда любопытный нос.
– Не переживай, капитан, я сохраню эту запись и буду показывать практикантам.
– Сэм, ты что, читаешь мои мысли?
– Пытаюсь не слушать твой бред. Особенно слово «Ирт», которое ты повторил десяток раз.
– Извини.
– А это слово только пять раз. Как-то нечестно.
Тим открыл рот, чтобы извиниться. Еще один, дополнительный раз. Но ощутил, как его мягко стягивает уже забытый реабилитационный кокон. Вращение мыслей и образов в голове ускорилось, превращая все в неразличимое мелькание пятен. Глаза закрылись, а тело потеряло чувствительность. Очень быстро черная дыра поглотила Чагу.
Тимоти Граув приоткрыл глаза. Он выспался и чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим, только живот стягивало острым, режущим голодом.
Сэм сидел неподалеку, поставив локти на стол, заваленный какими-то файлами, странного вида устройствами и коробочками. С дымящейся чайной чашкой посередине всего хлама. Голову Кэмпбелл печально поддерживал ладонями, а в серо-синих глазах стояла обида.
Он моргнул, почувствовав взгляд Тима, и выдвинул вперед круглый подбородок.
– Хорошо, что очнулись, капитан. Физически вы в порядке. Китель я синтезировал новый, – копия прежнего. Висит у выхода. А мне пора улетать.
Сэм с решительным видом поднялся, а Тим сел, чувствуя, как с него соскальзывает почти невесомая, но теплая ткань.
– Сэм, пожалуйста, постой, послушай!
Кэмпбелл замер у стола и всем своим видом демонстрировал, что уже вышел и закрыл за собой дверь. Но не двигался. Похоже, выслушает.
– Я просто не смог по-другому. Этот следователь… ему нужно было знать. Он собирался скачать у меня из головы весь проклятый Орфорт. Рассматривал, как будто я… ну, насекомое какое-то, что ли. Я просто не мог позволить сделать это.
– Но ты же знал, что будут спрашивать обо всем? Знал, что придется рассказать. А не показать. Обещал не встречаться с этой тварью.
– Пойми, все это так…
Тело внезапно показалось беззащитным, Тим подтянул простыню и плотнее завернулся в нее.
– Ты не все знаешь, Сэм. Я всего не рассказывал. Не мог. Если бы следователь подключился к нейронам, в памяти всплыло бы все до деталей. К счастью, забытых. Или рассказывать самому и видеть его ухмылку.
– Но ты же сам, сам говорил, что так будет лучше! – воскликнул Кэмпбелл.
– Я так думал и… Прости, ошибся.
Врешь, Чага, ты врешь. И я, и ты знаем, как давно тебе хочется почувствовать меня каждой своей ничтожной клеткой, нейроном, или как там у вас эта чушь называется.
Нет, это не так. Я сказал правду.
Вспомни, когда ты только забирался в авиетку, то уже знал, что обманешь докторишку. Ты лживый земной уродец, которого я подобрал для своей забавы и попытался немного улучшить. Но ты — Чага. Улучшать тебя – бесполезное дело.
Чувствуя, как лицо заливается краской, Граув потер щеки ладонями. Простыня опять поползла вниз.
– Ладно. Не хотел тебя, Тим, расстраивать. Но сам психанул.
Сэм подошел и обхватил теплой рукой запястье. Изобразил ободряющую улыбку.
– Я скоро уеду, Сэм. Изоморфа депортируют, и все станет нормальным.
– Тьфу, после такой дозы ты не пройдешь предполетную проверку. Ни психологическую, ни физическую. Тебя никуда не выпустят, не то что на Дальние пределы.