Граф подошел и положил руку Эдину на плечо, но заговорил с Якобом. Он сказал, глядя вслед уезжавшему цирку:
– Хорошая девочка.
– Она мне как дочь, – буркнул солдат.
– Это дело твое, мой друг. Вот что, осмотрись пока тут. Спроси на кухне Виллена, он тебе все покажет. Что понадобится, скажи. Пошли со мной, мальчик, – он сжал пальцами плечо Эдина.
В той самой комнате снова горел камин, а к креслу Графа был придвинут шахматный столик.
– Подсаживайся, вон стул, – сказал Граф. – Мне так давно хотелось с тобой сыграть.
С тех пор, как Эдин научился у Димерезиуса правильно переставлять фигуры, они с Графом играли при каждой встрече. У фокусника Эдин, случалось, и выигрывал, последнее время чаще, чем раньше. У Графа пока ни разу.
Граф маленьким ключиком отомкнул выдвижной ящик под столешницей, там на черном бархате лежали шахматные фигуры. Резные костяные фигуры, а не крашеные деревянные. И такой красоты были эти шахматы, что у Эдина дух захватило. Не просто фигуры, а статуэтки людей, каждая непохожа на другие. И не белые и черные, а светлые, светло-костяного цвета, и темные, лишь слегка коричневые. Пока Граф вынимал и аккуратно ставил на столик фигурки, Эдин заметил одну и подвинул ближе. Она была из темной половины, женщина в дорогих одеждах и с волосами, убранными под шапочку, – явно знатная леди. Эдин смотрел, боясь отвести взгляд, не понимая, что это с ним, почему хочется смотреть еще и еще.
– Фигурка тебе кого-то напомнила? Может быть, мать? – голос старика дрогнул.
– Нет. Мама была совсем другая.
– Ты помнишь свою мать?..
– Да, мне ведь уже было пять лет, когда она умерла. Мама была тоже красивая, но другая. Ее звали Виолика.
– Виолика, значит. Маленький голубой цветочек, – вздохнул Граф. – Что же ты о ней помнишь?
– Ну… у нее были темные волосы, очень длинные, она пела мне на ночь, учила кататься на бочке… перебирать ногами, чтобы не падать. И показывать разные штуки на кольце и перекладине. Она сама все умела.
– Да. Вы, люди из цирка, большие ловкачи, потому что учитесь всему с детства, верно? А отца ты тоже помнишь?
– Его я и не знал никогда, – Эдин засмеялся. – Он, наверное, не из цирка. Знаете, говорят, что отец циркача или тоже циркач, или сам герцог! Ведь если я не знаю своего отца, то он запросто может быть каким-нибудь знатным человеком, правда?
О таком действительно говорили. Красивые циркачки нравились лордам и оставались в их замках, а хозяину цирка обычно доставался увесистый кошелек. Чаще всего эти женщины возвращались обратно. Отец Фано, например, был бароном из Южной Кандрии, так утверждала Мерисет, прежняя жена дядюшки Бика.
– Что ж, я бы не стал этого исключать, – с улыбкой согласился Граф. – Вот что, Эдин-удача. Ты ни разу не выигрывал у меня в шахматы. Я хочу, чтобы это случилось, и я знаю, насколько воодушевляет обещание награды. Какую награду ты хотел бы получить за свой выигрыш?
Эдин молчал.
– Не стесняйся. Просто скажи, чего бы тебе хотелось. Или желаешь подумать?
– Вот это, – Эдин протянул руку к фигурке шахматной королевы на столе.
Граф нахмурился и некоторое время молчал, Эдин уже опустил руку и покачал головой:
– Простите, Граф. Она слишком дорогая, наверное.
– Да, мой дорогой, она бесценна, – Граф вздохнул, – но ты сделал хороший выбор, и ты ее получишь, непременно. Только выиграй у меня в шахматы.
– Я не подумал, Граф. Как же тогда играть, если я её возьму? – Эдин уже жалел, что попросил столь поспешно.
– Это ничего, я закажу у резчика другую. А эта, именно эта, будет твоя. Договорились? Ты по-прежнему ее хочешь?
Эдин кивнул.
– Тогда решено. Кстати, потом я расскажу тебе, что это за шахматы. А пока расставляй фигуры. Ты играешь черными, согласен?
Граф выиграл очень быстро.
– Наверное, не о том думаешь, – недовольно сказал он Эдину. – Не отвлекайся. Ты должен видеть поле целиком, все фигуры! Нет таких, которые мало значат. Зачем было так легко отдавать мне пешки?
Эдин насупился. Что тут ответить? Отдал. Не рассчитал малость.
– Когда играешь, никогда и ничего не отдавай просто так, – добавил граф, остро глядя на Эдина. – И скажи-ка мне, друг мой, кем бы ты хотел быть в шахматной игре?
Ответ был очевидным: ферзем, конечно! Но здесь ферзей изображали фигурки женщин, поэтому Эдин слегка растерялся. Показал на офицера, потом его рука, чуть остановившись на короле, все-таки коснулась ферзя.
Граф хохотал, откинувшись на спинку кресла.
– Я вижу, ты уже постиг азы дипломатии, мой мальчик. Ты не хочешь быть королем, потому что не смеешь, или потому, что сам по себе он слабая фигура? Только ответь честно!
– И то, и другое, – ответил Эдин честно.
– Но действия всех прочих фигур подчинены его интересам!
Эдин подумал немного.
– Все равно. Сам по себе он слишком зависим.
– Верно. А королева, то есть ферзь? Самая сильная фигура на поле, но в интересах короля ею тоже жертвуют без сомнений. Офицеры, слоны, ладьи – сильные фигуры, но ими тоже жертвуют. Пешки?..
– Значит, лучше быть пешкой, которая потом станет ферзем?
Граф снова рассмеялся.
– Я этого не говорил. Хотя по мне, совсем неплохо быть такой пешкой, она стоит дороже изначального ферзя! Но вот что, мальчик, ты забыл еще кое-кого. Кого?
Поскольку Эдин точно знал, что никто не забыт, он просто ждал, когда Граф объяснит, в чем подвох.
– Того, кто сидит за доской, – сказал старик с улыбкой. – Он главный в игре. Он один видит все поле, знает, что делала каждая фигура в прошлом и может предугадать ее действия в будущем. Он решает, чем жертвовать, а чем не стоит. Ему послушны все фигуры, включая короля, хотя он не король, не ферзь, и вообще никто. Он просто видит, знает и принимает решения. Ты согласен?
– Да, Граф…
– Не нужно быть фигурой, которой можно управлять без её желания. Даже королем на таких условиях быть не стоит. Ты сам верно заметил, король зависим. Поэтому ты должен быть тем, кто играет. Следи за полем и ничего не упускай. Особенно если тебя никто не торопит.
– Я понял, Граф.
То, что старик говорил не только про шахматы, скорее даже совсем не про шахматы, он тоже понял, чего же тут непонятного. Но все-таки, Граф – бывший министр короля. А Эдин лишь мальчишка из цирка.
Граф мягко улыбнулся.
– Очень хорошо, мой мальчик. Кажется, ты меня действительно понял.
Он встал, прошелся по комнате и остановился у окна. Нахмурился, увидев там что-то.
– Только ради этого стоит починить стены и ворота! – пробормотал он.
Эдин тоже приблизился и выглянул в окно из-за спины графа. Действительно, видны были остатки ворот, рядом с которыми стояла старуха с бубном – бродячая знахарка-предсказательница. И только-то.
Граф дернул за шнур звонка, но не стал дожидаться, а сам вышел из комнаты и направился к лестнице. Эдин хорошо слышал, как он кричал:
– Меридита! Не вздумай привечать здесь эту старую ворону! Дай ей что-нибудь, и пусть уходит! Сейчас же пусть идет прочь!
Эдин, надо сказать, немало удивился. Таких предсказательниц обычно не гнали, наоборот. Эти старухи будто бы многим рассказывали чистую правду.
Граф не торопился возвращаться, зато в комнату заглянула Меридита.
– Эй, мальчик, – окликнула она, – тебя леди Аллиель зовет. Идем, провожу.
И сердце Эдина вдруг забилось чаще.
Комната Аллиель находилась, оказывается, над комнатой Эдина. Совсем рядом.
– Вот, здесь, – Меридита толкнула тяжелую дверь, заглянула, – леди Аллиель, мальчик здесь.
– Пусть зайдет, – ответил звонкий голосок.
И Эдин зашел.
Девочка сидела на низком стуле со спинкой перед квадратной рамой для вышивания. Рядом, в корзинке, возвышалась целая гора ниток, моточки множества цветов и оттенков. Судя по выражению на лице вышивальщицы, работа не очень её увлекала.
Меридита тихонько закрыла дверь.
– А, шут! – девочка обрадовалась. – Как хорошо. Мне скучно, развесели меня.