Эдин кивнул и сказал:
– Я слышал, что из Эйля невозможно бежать.
– Мальчик мой, – Граф улыбнулся. – Возможно все, дело лишь в том, чтобы найти способ. И хорошо, если найдется кому помочь. А у меня с этим в жизни всегда хорошо складывалось.
– Значит, вы не настоящий граф, – сказал Эдин, скорее утверждая, чем спрашивая, и с некоторой опаской взглянул на старика.
Опасаться было нечего – тот, закинув голову, весело смеялся.
– Настоящий ли я граф? А ты знаешь, как называется город неподалеку, в который твои друзья-циркачи отправятся завтра?
– Это город Верден.
– Правильно. А этот замок как называется, знаешь?
Мальчик отрицательно помотал головой.
– Это замок Верден, – сказал Граф. – Он принадлежал еще моему прадеду. Это был самый маленький из моих замков. Ещё недавно эта земля назвалась Верденским графством. Меня зовут Конрад Кан, граф Верден. А еще я был первым министром короля Юджина. Тебе приходилось когда-нибудь слышать обо мне?
– Нет…
Эдин был потрясен. И не верить не мог, и верить не получалось.
– Ну, это меня не удивляет, – теперь улыбка старика была грустной. – А про короля Юджина знаешь?
– Это отец его величества короля Герейна!
– Да, отец нынешнего короля. А будущего – знаешь?
– Принц Эрдад? Он же наследник. Хотя… Он, конечно…
Граф наблюдал за ним, откровенно развлекаясь.
– Да ты разумнее, чем я ожидал, мальчик мой. Конечно, это оправданные сомнения, как же можно заранее знать, кто станет королем? По воле судьбы обстоятельства могут повернуться неожиданно. А имена королев тебе известны?
– Королева Кандина – она мать короля, а королева Элвиса его покойная супруга. И скоро будет еще одна королевская свадьба, так ведь?
– Именно так, – кивнул Граф. – Кандина, жена Юджина. Красивая и мудрая женщина, и с таким характером, скажу я тебе! А Элвису, дочь Руатского короля, я сам сосватал для Герейна. Собственно, она должна была выйти за Канта, его старшего брата, но тот некстати погиб на охоте. Хорошая была девочка, мир её памяти. А скоро король женится на Астинне, принцессе из Грета. Вряд ли на этот раз мне выпадет возможность его поздравить.
Некоторое время он задумчиво смотрел на огонь, и вдруг спросил:
– Что тебе известно про короля Герейна, мальчик?
– То, что его слово нерушимо, – не задумываясь, ответил Эдин. – Пообещав однажды, он всегда выполняет обещанное. Всегда, чего бы это не стоило.
Решительно всем в королевстве это было известно. И то, что король поступает так из-за предсказания заморского звездочета, которое вскоре подтвердила бродячая гадалка, которую он встретил на дороге. Хотя, может, это только байки?
– И как ты считаешь, это хорошо? – Граф с интересом взглянул на него.
– Конечно! – воскликнул Эдин. – Правда, это плохо для короля, должно быть. Ему трудно всегда выполнять обещания, он же король…
В глазах Графа мелькнуло изумление, и он расхохотался.
– Хорошее замечание! Воистину, мой мальчик, ты не перестаешь меня удивлять! Теперь-то король Герейн научился не давать дурацких обещаний, а вот по молодости… Ладно, что же теперь поделать.
Эдин ожидал, что сейчас Граф расскажет что-нибудь интересное, какую-нибудь байку про короля Герейна, но тот замолчал надолго. Эдин заскучал и решился спросить:
– Граф, а эта девочка, леди Аллиель, она ваша дочь?
Тот кивнул.
– Да, Аллиель моя дочь. Она родилась за полгода до того, как я попал в Эйль, а все мое имущество конфисковали в королевскую казну. Вообще, она живет в монастыре, но теперь я могу иногда забирать ее оттуда.
– А за какое преступление вы попали в Эйль?.. Э-э… если можно спросить…
Граф поморщился.
– Я тебе объясню, только в другой раз.
Он встал, протянул Эдину руку.
– Пойдем, мальчик. Отведу тебя в спальню, а то снова заблудишься.
В спальне Граф подождал, пока Эдин ляжет, сам набросил на него одеяло и сказал, улыбнувшись:
– Эдин. Красивое имя. Знаешь, что оно означает? Удачливый. Почему-то на юге это имя встречается очень часто, здесь реже. Судя по тому, что я о тебе слышал, ты и правда удачлив, Эдин из цирка.
Он ушел, а Эдин еще долго не мог уснуть. Лежал и вспоминал.
Первый раз они встретились года четыре назад. Ему было девять. Или десять? Нет, точно девять. Наверное, Граф тогда спас ему жизнь. Это было на ярмарке, и в шатер набился народ: небогатые горожане, окрестные крестьяне, уже распродавшие свой немудреный товар. Эдин выступал на трапеции под самой крышей шатра, тоже стояла осень и его трясло от холода. Но холод ерунда, хуже, что в висках пульсировала боль, и руки, ноги, все тело было каким-то чужим, словно набитым соломенной трухой. Перед этим дядюшка Бик пощупал его лоб, пробурчал что-то и велел идти выступать. И ничего удивительного, накануне акробат Фано вывихнул ногу и лежал, Эдин был нужен. У них тогда были не лучшие времена.
Эдин чуть не сорвался, но удержался, некоторые зрители засмеялись. Кто-то крикнул:
– Эй, парень! Не умеешь!
Обидно вообще-то. Эдин ведь проделывал такое, что никто из зрителей точно не умел, можно было поспорить. Но тогда ему было безразлично, только бы закончить это всё скорее…
Нужно было раскачаться, перепрыгнуть на другую трапецию, поймать ногами кольцо, повисеть на нем вниз головой, раскачиваясь, потом перевернуться, сложиться, практически завязавшись в узел – этому его научил Джак, – и, держась за кольцо одной рукой, перевернуться, развязаться, зацепиться за трапецию ниже, спрыгнуть, попав ногой на доску, которая подбросит полотняный мешок, и на Эдина высыплется куча куриных перьев. Почему-то именно последнее, эти перья, очень нравились публике. Эдин потом подметал их, выбирал мусор, чтобы использовать по-новой.
Тогда он понял, что закончить выступление попросту не может. Не было сил. И сказать об этом, попросить помощи – тоже не было. И снова будет свистеть и возмущаться публика, а хуже этого нет…
Вдруг кто-то крикнул:
– Эй, хватит! Ну-ка, давай его вниз!
Голос был… властный. Такого голоса не послушаться нельзя. И трапеция начала медленно опускаться.
– Эй, милейший, убирайся и не мешай, мы заплатили за вход! – завопил кто-то с задних рядов.
Трапеция опустилась и Эдин соскользнул с нее, не удержался и упал.
Чьи-то сильные руки быстро ощупали его.
– Ребенок болен, у него жар! Да он на ногах не стоит! Где хозяин, где эта сволочь?!
Поднялся шум: ахи и охи, крики, стук лавок, и какой-то непонятный гул – или это у Эдина в голове? Но вообще, ему теперь было хорошо лежать на утоптанном и посыпанном песком полу, и ничего не делать, и падать, падать куда-то…
Он очнулся на тюфяке, прикрытый одеялом. Сначала привычно протянул руку к медведю… да что там медведю, нет – медвежонку. Вудуду был ещё медвежонок, и они спали вместе. Но мохнатого бока рядом не было. Потом прибежала Вильена, шумно обрадовалась его пробуждению, напоила чем-то горьким и, присев рядом, вкратце рассказала, что происходило, пока он был не в себе. Про Графа. Как дядюшка Бик сперва начал ругаться и собрался идти за стражей, недаром же он сбор платил городской управе и квиток получил. Но не успел, Граф отвел его в сторону и что-то сказал. И хозяин, когда вник, аж с лица спал, перепугался так, что они все не знали, что и думать. А этот Граф был просто вне себя, узнав, что Эдин возится с медвежонком и делит с ним постель, так что этого больше не будет. И выступать на трапециях Эдин больше не будет, тоже Граф запретил. И недавно лекарь приходил, и опять придет, Граф ему заплатил…
Эдин был немало озадачен, и, надо сказать, вовсе не рад. Нет, лекарь – это, наверное, хорошо. Хоть и не принято как-то, чтобы к ним лекари ходили, кому суждено выздороветь, и так не помрет. Но не позволять ухаживать за медвежонком хозяина, не позволять выступать? А как же Эдин жить будет, как зарабатывать, если не станет делать, что умеет? В цирке никого даром не кормят…
