– Сестре, – закивал ювелир. – Что ж, вы так смотрите на эту вещь, что она, видимо, очень подходит вашей сестре. Иногда мы просто делаем подарки хорошим людям. Четыре соллена, милорд.

Ликуя в душе, Эдин выложил деньги и спрятал бархатный мешочек с ожерельем. А когда отходил от лавки, снова чья-то цепкая рука поймала его плащ.

Давешняя старуха. Примостилась между лавками и смотрела на него глазами, похожими на острые буравчики.

– Узнала я тебя, как же не узнать! Ты мальчишка Бика, верно? Сын красотки Виолики, говорю? – старуха тихонько засмеялась. – Ты, я вижу, хорош сейчас, золотом в лавках платишь! Вместо того, чтобы так взять, как твоя матушка и сделала бы. Что, владетельный папаша к себе взял?

– Что?! Нет… – Эдин растерялся.

Ему хотелось убежать, но ноги приросли к земле.

– Конечно, нет. Он ведь не из этих мест, верно? – продолжала старуха. – Может, тебя усыновил тот лорд, с которым ты был в Храме? Хотя не очень-то он похож на знатного!

– Что ты знаешь про моего отца, сударыня? – спросил Эдин враз севшим голосом.

Старуха улыбнулась, показав Эдину остатки зубов.

– А ты, значит, милый, ничего и не знаешь? Что же с тобой приключилось, а? – она опять тронула край его плаща. – Хорошая вещь, недешевая. Так с кем ты? И откуда денежки? Ты, что же, сделал ручкой пройдохе Бику?

– Меня наняли… тут, неподалеку, – нашелся Эдин. – Расскажи мне об отце, пожалуйста. Кто он?

– Наняли? – заинтересовалась старуха. – К приезду короля, что ли?

– При чем тут король?..

– Как это при чем король? Сюда скоро заявится толпа вельмож с их кошельками и красивыми вещичками, и ты не знаешь, при чем тут все это?

– Нет! Совсем не понимаю.

Впрочем, понимать-то её Эдин начал, но его вовсе не радовало такое понимание.

– Твоя мать была ловкой девочкой, – сказала старуха, – думаю, и ты должен быть не промах. Или не знаешь, за что она оказалась в Зиндаре? Так я и поверила, милый. Хоть Кора уже и старая, но её ум еще не высох.

Вот это да. Кто же не знает про Зиндар, самую большую в Кандрии тюрьму для воров, мошенников и прочих проходимцев?

– Мне нужно узнать про отца! – умоляюще сказал он, – прошу, расскажи, что знаешь!

– А мне нужны монеты, – отрезала старуха, – видишь, как я поизносилась. Ну? Сразу говорю, той красивой штучки, что ты купил, мне будет маловато. Хотя ее тоже давай. Известие о таком отце, как у тебя, дорогого стоит!

– У меня больше нет денег! – Эдин оглянулся, ища взглядом Якоба, но того, как назло, не было видно.

Впрочем, не слишком хотелось посвящать в такое дело даже Якоба – пока сам не понял, что к чему. Да и вряд ли у Якоба с собой много денег.

– Нет денег? Что за разговоры? Это песенки для слюнтяев, милый, а ты, вижу, уже мужчина, – старуха сверлила его буравчиками-глазками. – Нет, так добудь. Хочешь, по доброте своей прямо тут укажу тебе парочку раззяв с толстыми кошельками? Это им повезло, что кошельки еще при них, так чего теряться? Мне кошелек, тебе хорошие вести! А? Чему стоящему научил тебя твой фокусник?

Она и это про него знает!

Якоб мог бы помочь. Но намеки нищенки про мать начисто отбивали охоту привлекать посторонних. Он этим намекам не верил, потому что не мог верить и не хотел, но резон тут был, недаром кодекс цирковой гильдии грозил изгнанием за воровство. Просто циркачи – сильные и ловкие люди, много чего умели. Эдин, например, без труда мог бы стащить любой кошелек у кого угодно, и не только кошелек. Но не делал он этого никогда, и не собирался!

А вот узнать по отца он мечтал всю жизнь. Даже если этот отец и слышать о нем не захочет.

И никак невозможно было расстаться с ожерельем из голубых цветов. Оно лишь для Аллиель.

Он посмотрел в глаза старухи. Ага, вот что: надо не просить, не умолять, надо попробовать самому назначить цену.

– Кошельки я воровать не стану, сударыня. И денег у меня больше нет. Но я привезу… четыре золотых. За рассказ про моего отца.

Нищенка затрясла головой.

– Нет, милый, этого мало. Не скупись, думаешь, пройдоха Бик тебе когда-нибудь расскажет? Да никогда в жизни. А эта дура Мерисет…

– Ага, значит, они тоже знают? – Эдин улыбнулся. – Хорошо. Они точно согласятся на мою цену. А ты ищи другого дурака. И кто еще заплатит четыре золотых за известие, кто мой отец? Без которого мне нынче и так неплохо.

Все-таки недаром он ходил по рынку с Димерезиусом и скучал, слушая, как тот торгуется.

Эдин повернулся и пошел вдоль рядов, ожидая, что нищенка спохватится и догонит его, или позовет. И при этом страшно было – а не позовет, что тогда делать? Как договариваться, и что она ещё потребует?

Внезапно чьи-то сильные руки втянули его в щель между лавками. Он и подумать ни о чем не успел, тем не менее дал кому-то подножку, кого-то боднул, а рука потянула из ножен меч. Но тесно было и неудобно – не развернешься! И вдруг всё померкло…

Когда Эдин пришел в себя, он лежал на тюфяке в тесной клетушке без окон, рядом на табурете сидела молоденькая девушка в простом платье и переднике, не иначе трактирная служанка. Девушка тут же убежала, и почти сразу пришел Якоб. Эдин перевел дух – значит, всё в порядке.

– Ты как, юный раззява? – Якоб нагнулся к нему. – Лекарь не нужен?

– Зачем мне лекарь? – Эдин сел, при этом не удержался и схватился за голову. – Да нет, ничего. А что случилось?

– Хочешь медового сбитня с булочками?

– Конечно, – ни капли не усомнился он.

– Тогда, похоже, и правда ничего. Полежишь еще? Или иди за стол.

Дверь из закутка с лежанкой вела в комнату побольше, там стоял длинный стол, за которым…

Эдин взглянул и всё вспомнил, потому что за столом сидела старуха-нищенка. Неподалеку от нее возвышался огромный мужчина, весь заросший густыми волосами – только глаза и были видны на лице. Мужчина и старушка угощались ветчиной и кашей, и тут же стояла внушительная глиняная бутыль с вином и огромное блюдо с пирожками и еще всякой всячиной. Старуха скосила глаз на Эдина и дурашливо подмигнула ему – видимо, к содержимому бутылки она уже приложилась.

– Все хорошо, – Якоб улыбнулся. – Вот, бери, что тебе хочется, поешь. Не тошнит?

Эдина не тошнило, но и есть что-то расхотелось. Он сказал Якобу, скосив глаза на старуху.

– Она знает, кто мой отец. И хочет денег. Четыре золотых ей мало.

– А, вон оно что, – не удивился Якоб. – Почтеннейший Вартак… – повернулся он к Волосатому.

Старуха замахала руками и замычала что-то про то, что четырех золотых было бы даже много.

– Говори, – волосатый хлопнул ладонью по столу.

– Кольцо, – заявила старуха, протолкнув в себя очередной кусок пирога и потянулась за чаркой, которую Якоб быстро отодвинул.

– Что за кольцо?

– Кольцо бастарда, – старуха по-детски капризно сморщила губы. – Оно было у Мерисет, но все знали, что это кольцо Виолики. Хорошее кольцо, золотое, герб, а вокруг него красные камушки. Пока Виолика жива была, Мерисет кольцо не надевала, а потом решила покрасоваться.

– Почему оно было у Мерисет? – спросил Якоб.

– Так… Виолика за долг отдала Бику. И не выкупила, – старуха икнула. – Дорожила она колечком, точно знаю. Красивое, дорогое, золотое. Любовнице за бастарда и медное сошло бы, а тут – золотое, такое и леди на пальчик надеть можно.

– Леди такое не носят, – усмехнулся Якоб. – Это точно было кольцо бастарда?

– Точно! Что я, первый год на свете живу, никогда колец таких не видала? – оскорбилась старуха. – Меня когда-то тоже любил лорд, так он своим полюбовницам серебряные кольца связками заказывал! Двадцать бастардов после себя оставил, и ни одного законного наследника, вот так!

Якоб усмехнулся:

– Так что за лорд? Чье кольцо было у Виолики?

– Откуда мне имя знать! – старуха допила чарку до дна и потянулась за бутылью, но Якоб завладел посудиной раньше.

– А как же нам без имени? – он доверху наполнил кубок волосатого, так что тот благосклонно внимал беседе.