«Если бы он не был моим, я бы его увела», — пошутила доктор Полл, будучи в отличном настроении. А вообще, конечно же, понимала, что та, которая захочет увести такого как мистер Дексен, рискует получить массу невиданных доселе впечатлений и бесценный опыт.
Сегодня они пришли сюда, в Линкольн-центр, на этот торжественный вечер, вчетвером.
Всё дело в том, что мисс Полл, её же усилиями, стало известно, что второй пригласительный для резидентуры гинекологического факультета получил Иллиаш Копош, резидент четвёртого года практики. Девушка связалась с ним и, узнав, что тот будет с женой, предложила присоединиться к ним с Андреем. А поскольку, закрутившись со сборами и приготовлениями, самого мистера Дексена предупредить забыла, то мужчина, уже практически перед выездом, будучи несказанно «обрадован» столь незначительной мелочью, как попутчики, только лишь многозначительно крякнул и неодобрительно улыбнулся. Но смирился.
Аплодисменты не стихали. Доктор Тэнслит вывел на авансцену свою маленькую пациентку и хлопал ей вместе со всеми. А Тэсс, воспользовавшись передышкой, принялась вертеть головой по сторонам, высматривая Сибилл, хоть и предполагала, что та явится, скорее, только на музыкальную, развлекательную часть праздника, так сказать, на танцы. Уж что-что, а танцевать Сибилл любила. Очень.
Тэсс и хотела, и не хотела знакомить мисс Дадда с мистером Дексеном. В голове вертелся целый рой аргументов как «за», так и «против».
Во-первых, ей всё-таки хотелось похвастаться. Как ни крути, но кроме любви, счастья и трудностей Андрей давал немало поводов им гордиться во всех его проявлениях и поприщах. Поэтому Тэсс хотелось, чтобы подруга оценила, порадовалась за неё, поддержала.
Но также нельзя было игнорировать вероятность того, что Сибилл сможет оценить Андрей в излишне притяжательном смысле. Или даже форме. Нет, Тэсс, разумеется, доверяла Андрей, без этого — никак. Её любимому мизантропу в конце концов удалось какими-то правдами и неправдами внушить ей это доверие, а вот с таким филантропом как Сибилл дела обстояли куда сложнее. От этой «гейши» можно было ожидать самого широкого ассортимента вариантов реакции на такую «находку» как хозяин «Джо-Мэри». От полного неравнодушия, с различной эмоциональной окраской, до полного равнодушия.
Впрочем, столь непостоянная и своенравная натура как мисс Дадда могла с лёгкостью сделать все эти варианты как взаимозаменяемыми, так и взаимоисключающими. Легко! К огорчению Тэсс, воссоединившись с мужчиной, обладающим внешностью и деньгами, она с прискорбием должна была признать, что на самом деле их пятилетняя дружба с Сибилл почти ничего не значит. Ведь на кону такие ставки! И если подруге придётся по вкусу мистер Дексен— а Тэсс плохо представляла себе ситуацию, при которой, такой как Андрей мог не понравиться такой как Сибилл…
«Если только наступил бы на её любимого хомячка или выкинул бы его на мороз. Но у Сиб нет любимого хомячка», — скривилась Тэсс,
… то, вероятно, подругу не остановят и противотанковые минные поля. И даже, если принять как данность феноменальную порядочность мистера Дексена, то всё равно Сибилл могла сообразить богатейшую россыпь неловких моментов и привнести изрядную долю хаоса и сумятицы в отношения двух влюблённых.
Но и с другой стороны, мисс Полл всё-таки была не прочь проверить Андрея такой соблазнительницей как мисс Дадда. Так, на всякий случай. Девушка лелеяла надежду, что мужчина даст повод им гордиться. Короче, ситуация дорогого стоила, хоть и тянула на целую массу рисков, неловкостей и усилий. Впрочем, прятать своего мужчину от подруги до бесконечности и сделать всё, чтобы знакомство не состоялось никогда, Констанция тоже не собиралась. Это уже слишком.
После чествования мистера Тэнслита на сцену вывели мальчика лет восьми, которому другой микрохирург мирингопластикой вернул слух после врождённой кондуктивной тугоухости. Счастливый ребёнок, волнуясь и заикаясь, очень неровным, корявым выговором, поскольку услышал первые слова и смог повторить их только в пять лет, начал читать стихотворение про щенка и солнышко.
Под его выступление Тэсс быстро отвлеклась от мыслей о Сибилл и вспомнила совсем другие стихи, в другом исполнении и в далёком отсюда поместье «Джо-Мэри».
Это Рождество они с Андреем встретить вообще еле успели. У него перестала справляться с нагрузками вентиляция во всех трёх корпусах завода полупроводников в Джонстауне — он прилетел оттуда перед самым сочельником.
У Тэсс же все проблемы носили местный и даже локальный характер, но последствия имели почти равнозначные — перед самым праздником заболел их заведующий отсеком в Больнице Святого Фрэнсиса мистер Джобсон, и на его место назначили Юджина Вудсвета, который давно об этом мечтал. Новый начальник, дорвавшись до руководства, загонял их до полусмерти, устроив проверки в профилактических блоках и заставляя делать с ним обходы пациентов два раза в день, во время которых долго и подробно приказывал объяснять все диагнозы и назначения. И даже если Тэсс была, в принципе, не против такого скрупулёзного отношения к работе, но только не двадцать пятого декабря.
Таким образом, их первый совместный рождественский ужин с Андреем, скорее, напоминал ланч в зале транзитных пассажиров в аэропорту — на следующий день они улетали в «Джо-Мэри» на каникулы.
Лететь собрались на частном самолёте вместе с Дэни, Отто и отцом Андрея — мистером Ченнингом Дексеном. Гленна-младшего после сочельника из Техаса в Нью-Йорк какой-то «братишка на тачке подкинул», и что характерно, сразу в пригород, в Englewood, в дом Даррена фон Дорффв к Отто. Парни уже с рюкзаками и одним на двоих зачехлённым сноубордом появились в квартире Андрея только перед вылетом.
Дэни зашёл в апартаменты, окинул обстановку взглядом и скептически скривился.
— Фигня жилплощадь. У Отто дом покруче будет. — Но при встрече руку хозяину пожал всё с той же открытостью и даже дружески улыбнулся.
«Отпустило», — выдохнула сестра.
Чуть раньше, утром двадцать шестого числа, в Большое Яблоко приехал на своей рабочей машине мистер Дексен-старший, встретив Рождество в рейсе. Оставил грузовик где-то на окраине для погрузки или разгрузки — Тэсс толком не поняла — а оттуда его в квартиру к Андрея привёз водитель сына. Андрей предложил отцу слетать с ними на пару дней в «Джо-Мэри», и тот согласился.
Ченнинг Дексен показался Констанции мужчиной очень простым, спокойным, с виду обычным работягой, но тем не менее сквозила в его чёрных, как у Джокасты, глазах какая-то чертовщинка. Скорее всего, в молодости он был весьма бойким и обаятельным малым, и ничего удивительного, что в него влюбилась дочь сенатора, а после у них родилась такая личность как Андрей Дексен. Это не вспоминая ещё и Джокасту.
— Как познакомились твои родители? — подкладывалась девушка Андрею под бочок уже на диване в «Джо-Мэри» в первую же ночь после прилёта.
— Отец проходил свидетелем по какому-то делу его компании по перевозкам, — поднял он руку и впустил её к себе в подмышку. — Какой-то порчи продукции в рейсах. Дело обычное. Мать обвиняла их в суде.
Тэсс очень понравилось, как Ченнинг, судя по всему, будучи от природы человеком весьма закрытым, немногословным, буквально олицетворял собой тихую радость и довольство, только лишь находясь в компании своих детей. Видимо, он тоже сильно скучал по ним и нуждался в них. Тем более в таких как Андрей и Джокаста. И поскольку сын унаследовал молчаливость и сдержанность отца, то вполне себе обещал в будущем млеть точно так же в присутствии и своих отпрысков тоже.
«Добровольно бездетный» он. Тоже мне умник». — Всё никак не могла успокоиться и перестать ворчать Констанция.
Кстати, по приезду внезапно обнаружилось, что в личной жизни сестры Джо произошли изменения. Виновника звали Арт Дартанже, с которым Джокасту свела судьба на курсах актёрского мастерства. Парень влюбился в девчушку по уши.
Свежевлюблённый ценитель прекрасного жутко краснел, но всё-таки ничего не мог с собой поделать — млел и «таял», как сливочное масло на сковороде, когда им авторитетно и по-деловому командовала сестра Джо по поводу и без. И с особым восторгом и подобострастием смотрел на неё во время разговоров о театре — девчушка покорила его не только своим крутым, экстремальным характером, но ещё и явным талантом. Юноша оказался ничуть не менее помешан на актёрстве, чем предмет его обожания, только ещё и обременён «родословной» — его папа два сезона отыграл на Бродвее Артура Дрексела в пьесе «Рыба в утке», а мама работала костюмером. Само собой, их совместного сына не могли звать никак иначе чем Арт. У ребёнка просто не оставалось шанса.
