- Он справится.

Дверь щелкнула, отсекая весь внешний мир от запертого в четырёх стенах зверя.

========== Глава 41 ==========

Шорох. Нет. Шаги. Звуки шагов троих людей. Вооруженных людей. Уши шевельнулись, ловя все те звуки, что только могли поймать. Шаги троих вооруженных и крайне раздраженных людей.

Он даже не сомневался в их цели, и, когда шаги затихли возле его двери, его губы тронула легкая улыбка. Голоса практически заглушались массивной створкой двери, но были различимы. Голоса, не сулившие ничего хорошего.

Он узнал их. Олаф, молодой ученик Ульфрига, движимый скорбью и чувством потери любимого учителя. Странная для Волка, привязанность, заставлявшая его едва ли не подражать наставнику. Драгнир, воин, требовавший смерти Антея там, среди скал, и униженный Сигурдом, оставившим ему на память крошечный шрам от бритвенно-острого лезвия меча, уже заросший, но все равно унизительный. Он бы предпочел, чтобы тот замах окончился смертельным ударом, чем таким проявлением милосердия к нему, словно к ребёнку, хотя он был куда старше этого выскочки. Третьим был тот самый охранник, который заковал Волкодава в кандалы. С непривычки от них уже ныли плечи и немели руки. К счастью, силовой доспех мог приводить биологические системы владельца в норму, иначе, использование подобного украшения, могло бы привести к потере рук. Впрочем, голоса, звучавшие всё яростнее, наталкивали на мысль, что о руках ему в скором времени не придется беспокоиться – Волки никогда не разговаривают просто так. Тем более - на вюргене.

- Примарх будет недоволен…

- Плевать. Примарх со дня на день казнит его.

- Мы должны отомстить. Ульфриг был наставником многих

- Не бойся, никто не узнает. А если и узнают – всем плевать.

- А его брат?

- Этот книгочей? А ты думаешь, он вернется?

- Он вернется. Ты видел его.

Фыркающий смех.

- Ты шутишь? Он не воин. Он умеет только говорить. Он сгинет там, в одиночку, наверняка там еще остались эти твари, они живучие.

Удар сердца заставил его содрогнуться, отдаваясь где-то под самым горлом.

Он дурак. Конечно же. Сигурд пойдет один. Он бессильно зарычал, но кандалы не поддались, а в это время уже щелкнул замок, и комната осветилась из коридора.

- Вот он.

Антей обернулся. Один за другим, все трое втянулись в помещение. Не поднимаясь, он следил за каждым из них. Драгнир закружил вокруг него, как волк, раздумывающий о том, как напасть. Олаф встал спиной к выходу и лицом к заключенному. Тюремщик, видимо, уже не раз проделывавший подобное, сразу подошел к Антею и заставил его подняться с колен.

- Я же говорил, что вы заплатите. Так или иначе.

Драгнир встал по другую сторону от Антея и деактивировал крепления его брони на груди, снимая самую большую керамитовую пластину – нагрудник. Положив ее на пол, придерживая, чтобы она не звякала, следом за ней он сложил на пол и большую часть доспехов. Потом он, как и третий солдат, одной рукой сжал плечо Волкодава, а второй – предплечье.

Олаф в это время старательно натягивал на защищенную броней кисть нейрокастет. Страшное оружие, внешне простое и неприметное, но опасное даже для космодесантника. Людей же оно убивает и на минимальном уровне мощности, хотя дело, скорее, в силе самого удара.

Надев неброскую вещицу, Олаф принялся крутить регулятор, любуясь искрами, срывающимися с шипов, как палач любуется пламенем миниатюрной плазменной горелки.

Добившись нужного уровня мощности, молодой воин, улыбаясь, подошел к удерживаемому двумя другими Волкодаву. И, уже не говоря ни слова, замахнулся. Антей понял их желания уже давно и закрыл глаза, еще когда только шипастый кулак был на полпути от его тела.

Его грудная клетка, повинуясь генетической мутации Астартес, уже начала срастаться в единую кость, но процесс был далек от завершения.

Грудина треснула с таким громким звуком, что оба державших его воина переглянулись. Удар пришелся в солнечное сплетение, парализовав жертву, и выбил воздух с похожим на скулёж звуком.

Его удержали и выпрямили, не дав прийти в себя. Волки пришли не болтать и не смотреть на него. Они пришли за кровью.

- Скулишь, как больной щенок. Ну же, где твой гонор?

Еще удар, снова в полную силу, уже в верхний край грудины. Олаф, без сомнения, хорошо усвоил уроки учителя, и проломленная кость лишь чудом не распорола трахею.

Оба воина, державшие Антея, даже покачнулись, когда им, через его тело, передалась сила этого удара. На губах заключенного выступила кровавая пена, невидимая в темноте, но чутьё хищников уловило неповторимый запах боли, провоцирующий на еще большую жестокость.

Олаф теперь бил, не глядя, куда попадает. Драгнир и тюремщик сами сотрясались от этих ударов и, через какое-то время, им это надоело. Они швырнули Антея на пол. Он давно не шевелился, но они уже озверели от ощущения безнаказанности и близости цели, запаха крови, еще более сладкого, чем обычно. Таким его делало их чувство собственной правоты.

Камера оглашалась частым дыханием, звуками ударов керамитовых сапог по металлическому полу и беззащитному телу и ругательствами.

Они даже не думали, что могут убить его. Что примарх взял его под свою опеку. Они давно потерялись в мире его боли, наслаждаясь ею. Они думали только о том, чтобы отомстить за кровь павшего товарища.

То, что пленник почти не дышит, первым заметил Драгнир, как более опытный воин. Он одернул тюремщика и вдвоем они оттащили Олафа, продолжающего исступлённо пинать лежащее на полу тело. Вряд ли там осталась хоть одна целая кость. Отогнав юнца, солдат опустился на колени. Его пальцы пробежались по телу, отыскивая признаки жизни.

Пленник был жив, но его смерть была делом лишь часов. Скорее, даже, минут. Они слегка перестарались, но делать что-либо было поздно. Вдвоем с тюремщиком они наскоро облачили изуродованное тело в доспехи.

Как последняя искра милости поверженному врагу – Антея перевернули на бок, чтобы он не захлебнулся собственной кровью. Драгоценная жидкость, пузырясь на разбитом лице, стекала через решетку пола, расплываясь вязкой лужицей уже на сплошном металлическом полу.

Все трое вышли за дверь, оставив его, раненого, в темноте и одиночестве.

Каждый удар сердца давался с трудом. Неизвестно, что было больнее – дышать или не дышать. Не могло быть и речи о том, чтобы пошевелиться. Он решил подождать. Он должен отдохнуть. Совсем немного. Чуть-чуть поспать. Дождаться брата. Губы разомкнулись, издав булькающий звук, выплюнув со словом и кровь.

- Сигурд.

Мир исчез. Просто всё разом оборвалось. Исчезла всякая реальность. Исчезло всё.

Очнулся он, всё так же лёжа на боку. Он был уверен, что все тело представляет собой одну огромную черную гематому. Ну, по крайней мере, он был жив. Не болели, разве что, волосы, оставленные узкой полосой на выбритом черепе. В нос ударил резкий запах высохшей и начавшей гнить крови. Не поднимаясь, он выплюнул красно-коричневые отвратительные комки.

Он осторожно напряг мышцы спины, чтобы проверить, цел ли хребет. Тело отозвалось тихим хрустом суставов, но слушалось безупречно, не смотря на боль. Это радовало. Поочередно, мышцу за мышцей, он проверил весь свой организм. С горечью он вспомнил, как его этому учил наставник, Ульфриг.

Где-то что-то хрустело и щелкало, вставая на место, но, в целом, при отсутствии кандалов, он был бы даже вполне боеспособен.

Но заставил его проснуться не запах крови, перенасыщенной гормонами Астартес.

Он снова прислушался, и разбитые губы дрогнули. На грани даже его чувств снова мелькнуло долгожданное узнавание. Это его шаги и его запах. Его брат. Живой. И, судя по ощущениям – невредимый. Уверенно и быстро, он приближался к его камере. К счастью – один.

Створка двери открылась с такой скоростью, будто ее оторвало, и Сигурд вошел внутрь. Он еще успел совершенно спокойно произнести.

- Идём, примарх ждет нас.