– Не меня ли туда готовишь?

– Нет, ты слишком много о себе возомнил, – усмехнулся Голос. – Это место для больших грешников, его надо заслужить. А на тебе грехов мало, с ними ко мне не пускают, таких, как ты, Господь Бог привечает у себя, в царстве Божьем.

После этого заявления Голос засмеялся в полную силу.

– Тогда что ты от меня хочешь? Отдай меня Богу и успокойся.

– Ты должен мне помочь заполнить пустующее место в моих хоромах. Ты виноват в простое, тебе и исправлять вину.

– Каким же образом?

– У меня есть кандидат на это место, очень хороший кандидат. Видишь, и я слово «хорошо» употребляю, так что не думай обо мне плохо. Ведь об этом вы с графом Толстым беседовали?

– И об этом тоже.

– Вот его-то душу я и хочу поместить на место Аввакума. С твоей помощью.

Это заявление так поразило Мастера, что у него прервалось дыхание. Душу Льва Толстого! В ад! Какой-то ужасный бред происходит в его голове, значит, совсем плохо с ним стало, пора идти к врачу-психиатру.

– Ты не ослышался и не болен, – Голос продолжал звучать в его голове.

– Почему с моей помощью? Он не мой современник, я при его жизни не мог с ним встречаться, только книги читал.

– Всё правильно, да вот у него к тебе интерес возник. Первый раз он обратил на тебя внимание в театре, когда ты смотрел пьесу, поставленную по его произведению «Живой труп».

– Ты и это знаешь.

– Пьеса по моей тематике. Но не за тобой я следил, а за его неприкаянной душой приглядывал. Уж больно значима она для Вселенной.

– Как так?

– Толстой человек Божий, да своей церковью проклятый, поэтому и непонятно, куда его пристроить – в царство Божье или ко мне в палаты злые.

– Ты не того нашёл себе в помощники, – Мастер начал понимать, к какой неблаговидной роли его хотят пристроить. – Я люблю Толстого, ищи кого-нибудь другого.

– Вот-вот, предают только друзья и любящие. То, что говорят недруги, не учитывается при размещении души после смерти физической. А врагов у Толстого было много и остаётся не мало, но они в моём деле не помощники.

– А людей, любящих Льва Николаевича, ещё больше!

– Согласен, – спокойно ответил Голос. – Да вот только он сам решил с тобой пообщаться, нашёл в тебе что-то близкое и родное. И вы будете ещё встречаться. А за тобой должок. Долги надо возвращать, ты, как офицер запаса, должен это знать.

– Я, как офицер, честь свою знаю.

– Тебе ничего бесчестного делать не придётся. Я бы даже сказал, наоборот, ты сделаешь благородное дело – поможешь душе Льва Николаевича успокоиться.

– У Зла Мира не может быть благородства!

– Только, пожалуйста, без пафоса. Ты меня не удивил. Я предполагал такую реакцию, для меня большей неожиданностью стало бы твое согласие. Отдыхай, сегодня твоя голова болеть не будет.

Голос Зла исчез. Лунный свет озарил комнату. Мастер встал с кровати и подошел к окну. Там, на Луне, невооружённым глазом были видны горы и впадины. «Какую тайну она хочет мне открыть? – думал Мастер. – Иллюзорность наших прошлых побед? А также настоящих и будущих? Каждая победа несет поражение, и это поражение является платой за победу. А значит, побед вообще не бывает, это иллюзия, придуманная человеком для своего спокойствия, либо удовлетворение своей гордыни. Существует только плата за выполненное желание. И то, – тут Мастеру совсем стало тоскливо, – она идёт не Богу, а дьяволу». Платить Мастеру не хотелось, он считал, что расплатился сполна, там, в Афгане…

Мастер достал из письменного стола пистолет, оставшийся у него ещё с Афганской войны. В нём обойма патронов была заполнена наполовину. Первую половину он расстрелял в последнем бою, тщательно подсчитывая выстрелы, чтобы оставить последний патрон для себя. Но тогда появились «вертушки», отогнали душманов, и не пришлось ему делать последний выстрел. В этом состояла его победа. Тогда она была для него совсем не иллюзией. «Но бой со злом, оказывается, не закончился, надо еще понять, где свои, а где чужие. По словам Голоса, «чужие» начали за ним следить больше года тому назад, с достопамятного похода в Александринский театр, знакомства с Елизаветой, а потом и с Целителем. «Чужие» начали активно действовать после его знакомства с Александрой Авакумовой, они и убили её. Она была живым доказательством существования неизвестных документов Аввакума. Затем «чужие» уничтожили рукопись Аввакума и покусились на мою жизнь. Я сохранил копию рукописи, а Бог не дал им довести злодейство до конца. Я выжил, но страдаю от головных болей, и Зло Мира об этом знает. В качестве первой приманки, они, видимо, предложат избавить меня от этой боли в обмен на согласие предать Льва Толстого. Теперь кто «свои». Первые и самые главные – Господь Бог и мой ангел-хранитель Настенька. В борьбе со Злом Мира без их помощи не победить. Следующий «свой» – это Лев Николаевич. Неужели они подслушивают наши разговоры? Как защитить этот канал общения? Здесь должны помочь «свои» земные. Это отец Николай, Целитель и, конечно, Елизавета. Команда боевая и испытанная. Ну, вот, пожалуй, и всё». Мастер впервые за последние месяцы спокойно уснул, как человек, знающий, что ему надо беречь силы для трудной работы.

Тяжёлые сны мучали Мастера. Ощущение чего-то невыполненного перешло на реальность. Утром он проснулся злой и раздражённый. Звонок от Елизаветы оказался не кстати.

– Слушаю тебя, – без приветствия начал Мастер.

Елизавета сразу поняла, что он в плохом настроении и решила его подбодрить.

– Ты слушаешь, а я вижу. Стоишь сейчас у окна с телефоном и представляешь, как он летит вниз, думаешь о том, как бы спрятаться от звонков. Хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Я права? Поехали, как в песне, «…на недельку в Комарово», никто нас там не найдёт, и ты спокойно поработаешь.

– Мне не работается ни спокойно, ни беспокойно, и ты это знаешь. Поезжай сама.

– Одна я не поеду, я без тебя не могу.

– Это лучше, чем со мной. Я своей злостью испорчу тебе настроение.

– Вот этого не надо. У нас же всё хорошо, правда?

– У меня всё плохо, и тебе сейчас лучше быть от меня подальше.

Пока.

Мастер оборвал разговор. Снова сильно заболела голова, сказывалась травма, которую он получил в Брайле, спасая рукопись Аввакума. После этого он долго болел, да и сейчас чувствует себя неважно: проблемы со сном не дают полноценно работать. Стали раздражать любые пустяки, он мог по мелочи накричать на человека, оскорбить его. В основном его гнев обрушивался на жену. С Елизаветой они уже давно вместе, она для него единственный человек, которому он может полностью раскрыться и довериться. Это женщина, которую он любит. Но любое противоречие его желаниям и мыслям Мастер стал воспринимать как личную обиду, споры вызывали раздражение, оно перерастало в неприятие и, бывало, заканчивалось приступами ярости, которая затуманивала разум, при этом восприятие реальности становилось неадекватным. Елизавета уже начала бояться своего любимого Мастера, обращалась за помощью к Целителю, но тот ничем не мог помочь. Он сказал, что разум Мастера находится под влиянием чёрных сил, и он здесь не помощник.

Елизавета работала с Целителем в фирме «Лечу себя сам!», дела у них шли хорошо, на заработанные деньги она купила двухкомнатную квартиру и ринулась обустраивать свою первую недвижимую собственность. Поэтому часто оставалась ночевать одна в новой квартире. Мастер не был против, он понимал свою вину в создавшейся ситуации и старался найти выход.

«Откуда появляется у меня эта злость? Хочется рвать и метать, рвать и метать – вспомнились слова из советской комедии, вызывавшие у зрителей бурный восторг. – А мне не до смеха». И тут он вспомнил вчерашний вечер, полную яркую Луну и Голос Зла, спокойный и уверенный в себе. «Ах вот оно что, – Мастер перестал слоняться по комнате и сел в рабочее кресло. – Вчера Луна-злодейка накачала меня негативной энергией, а этот… – Мастер задумался, какое определение подобрать вчерашнему собеседнику… – а этот Кашалот указывает мне, на кого её направить. Первой попалась невинная Лизавета, кто следующий? Вот уж нет. Я отошлю эту злость тебе, мерзкий Кашалот». Мастер представил морского монстра, глотающего корабли вместе с людьми. Так же Зло проглатывает и души людей. Найдя имя злу, Мастеру стало легче. Знание противника облегчает борьбу с ним. Это один из законов военного искусства. Он вновь ощутил себя на войне.