Надо сказать, что заведующий отделением Али Нурбатырович Кожахметов – непременный участник таких консультаций. Я уже говорил, что наш центр оказывает и практическую помощь регионам, поэтому его сотрудники выезжают по вызовам в областные перинатальные центры, а то и просто в районные роддома. При этом случаются разные истории, которые происходят «благодаря» организации системы здравоохранения. Как это нам, врачам, знакомо – несовершенство мира, в частности – здравоохранения с остаточным принципом его финансирования!

Однажды я и акушер-гинеколог Талгат Анапиевич Патсаев, кстати доктор медицинских наук, вылетели в дальнюю область на западе Казахстана. В областном центре мы узнали, что надо лететь еще дальше – в районную больницу, но уже на вертолете. Мы только успели пообедать, как нас повезли на аэродром. Там уже собрались какие-то люди. Оказалось, что это вахта геологов. Командир вертолета не хотел нас брать, но представитель городского департамента объяснила, что специалисты из Алматы должны лететь к критически тяжелой больной, да и деньги за керосин уже перечислены. Геологи и менеджеры из богатой нефтяной компании смотрели на нас как на бесполезный балласт, свалившийся на их голову. Летели два с половиной часа. Хотя наверху была болтанка, мы выдержали это испытание.

Сойдя с трапа вертолета на твердую землю, Талгат Анапиевич нервно закурил: «Не люблю я эти вертолеты, так противно болтает». Подъехала машина скорой помощи и забрала нас в районную больницу. Оказалось, что пациентка попала в критическую ситуацию из-за ошибки врача. Правда, до нас уже приезжали другие специалисты и все, что можно было, исправили. Прилетал борт санитарной авиации из Астаны, но врачи побоялись транспортировки и оставили пациентку в больнице.

Состояние родильницы было крайне тяжелым: она находилась в коме, на искусственной вентиляции легких, а артериальное давление поддерживалось сильными средствами. Главная проблема заключалась в том, что в условиях этой районной больницы она точно не выжила бы, поэтому ее все равно надо было транспортировать в областной центр. Хотя и там шансы на поправку были невелики. Представитель департамента здравоохранения области стала созваниваться с руководством. Выяснилось, что, кроме вертолета геологов, на котором мы прилетели, другого транспорта нет. Посовещавшись, мы с коллегой решили везти женщину в областной центр. Представитель департамента снова стала договариваться с геологами, и наконец, после звонка областного акима, вопрос решился и мы стали готовиться к транспортировке.

Когда реанимобиль подъехал к вертолету, пассажиры были очень удивлены и смотрели на нас во все глаза. Мы положили баллон с кислородом на пол между рядами кресел и закрепили его ремнями. Пациентку подняли на носилках и пристроили в узком пространстве позади кресел, там же поставили аппарат для искусственного дыхания и монитор. Я сел у изголовья, чтобы все контролировать, и мы взлетели…

Прошло два с половиной часа болтанки и переживаний. В Актау нас встретил реанимобиль областной больницы, и мы благополучно доставили пациентку в реанимацию.

Наконец мы вышли на улицу. Мой коллега Талгат Анапиевич с большим удовольствием закурил, помолчал, а потом признался:

– Ненавижу вертолеты и боюсь их. Сегодня я совершил героический поступок – дважды за один день летал на этой чертовой машине. Надеюсь, что такое больше не повторится…

Основная задача анестезиолога в роддоме – дать наркоз на операцию кесарева сечения. Название этой операции берет начало со времен Гиппократа. Если слово «сечение» понятно, то по поводу термина «кесарево» до сих пор имеются разночтения. Ведь в прямом смысле – это «царское» сечение, или «царский» разрез для извлечения дитя из чрева матери. Сейчас такая операция стала рутинной. В нашем центре ежедневно производят по несколько операций, иногда до десяти в сутки. Сначала пациентку вводят в наркоз, потом начинается сама операция. Примерно через пять минут ребенка извлекают и передают неонатологу – детскому врачу, занимающемуся новорожденными. Ребенок обязательно должен закричать. Его жизнеспособность оценивается в баллах по шкале Апгар – одном из трех параметров наряду с весом и ростом. Затем младенца обрабатывают и уносят. Стандартная операция длится в среднем около часа. Вот и вся процедура, если нет особенностей, а их-то как раз и много…

В наш центр попадают беременные с несколькими диагнозами одновременно: это и заболевания почек, сердца, легких, печени, и последствия травм головы, и генетические болезни, не говоря уже о сахарном диабете и высоком артериальном давлении.

Как-то сижу я в своем кабинете, готовлю доклад к конференции анестезиологов. И тут звонит внутренний телефон.

– Слушаю.

– Это заведующая отделением патологии. К нам сегодня поступила пациентка с осложнением беременности – тяжелой преэклампсией. У нее высокое артериальное давление и отеки. Срок беременности – доношенный, поэтому планируем завтра оперировать. Но сначала пациентку нужно перевести в реанимацию для предоперационной подготовки.

– Хорошо, переводите. Катетер поставили, анализы взяли, магнезию ввели?

– Да, все сделали, как и положено.

Вскоре выяснилось, что беременная уже перенесла три операции кесарева сечения, от стерилизации отказалась, и вот итог: предстоит четвертая операция. Раньше женщины боялись повторных операций, но теперь появились «экстремалки», которые идут на кесарево по нескольку раз. Сейчас уже не удивишь четвертой «ходкой», были женщины и с пятой. Что поделаешь, инстинкт материнства. Правда, что инстинкт. Это обратная сторона успехов акушерства и анестезиологии: улучшилось качество обслуживания, уменьшилось количество осложнений, вот женщины и не боятся…

Ночью у этой пациентки начались схватки, и ее срочно взяли на операцию. Было уже два часа ночи, когда извлекли плод. Ребенок оказался маленький. Видно было, что ему некомфортно, он испытывал гипоксию, поэтому и родился неразвитым. Неонатолог занималась с ним долго. Наконец младенец закричал, но крик был слабый. «На четыре-пять баллов», – сказала врач, и малыша увезли в кувезе в детскую реанимацию. Но проблемы появились и у акушеров: началось маточное кровотечение, которое, несмотря на предпринятые меры, не удавалось остановить. Тем временем возникли признаки шока от кровопотери и нарушения свертывающей системы крови. Такое сочетание крайне опасно при акушерском кровотечении. Эти два осложнения, если с ними не справиться, приводят к еще большим проблемам. Приехала замдиректора центра Кравцова Татьяна Геннадьевна, наша скорая привезла сосудистого хирурга, и операция продолжилась. Пациентке переливали плазму, взвесь из эритроцитов и другие необходимые препараты, боролись с нарушением свертывания крови. В таких случаях, когда кровотечение невозможно остановить, единственно правильными действиями являются удаление источника кровотечения и перевязка крупных сосудов. Что и было сделано. Это дало результат: нам удалось восстановить давление, пульс и справиться с нарушением свертывания крови. После окончания операции пациентку привезли в реанимацию.

Позвонил из дома заведующий отделением и поинтересовался:

– Урал, как дела? Справляешься? Мне приехать?

– Приехать в четыре часа утра? Зачем? Мы уже сделали все, что положено. Не стоит, завтра все расскажу, – ответил я. – Спасибо за моральную поддержку!

«Вот такое стечение обстоятельств», – подумал я. Не зря женщинам объясняют, что многократное кесарево сечение опасно, да еще на фоне осложнения беременности. Но они надеются, что все обойдется. Хорошо, что ее привезли к нам, в областном перинатальном центре по месту жительства могли и не справиться…

После этого ночного дежурства в течение рабочего дня я провел еще два плановых наркоза. Домой поехал на своей машине, но на светофоре заснул за рулем. Проснулся от гудков сзади.

«На сей раз обошлось, – подумал я. – А доколе?»

Вообще среди «общих» анестезиологов существует такое мнение: дать наркоз на кесарево сечение – нет ничего проще! Но когда анестезиологи из общей хирургии попадают в роддом, то начинают понимать, что простотой здесь и не пахнет. А пахнет тяжелыми осложнениями, которые могут закончиться смертью на операционном столе…