— Не, я о вас, вы сами празднуете? — Цели у вопроса нет; Диме нечего ему предложить, позвать тоже некуда, так что спрашивает он из чистого интереса.

— Не праздную, — бесхитростно отвечает Артур. — Как-то и привычки нет.

— Понятно. — Вопрос в глазах учителя не игнорируется, и Дима сам отзывается: — Да и мне никак. Отец и его жена пропадают в своей компашке, к празднику вообще невменяемые.

У учителя дергается уголок рта, неозвученное воспоминание замирает и подрагивает в интервале, но он решает озвучить:

— Я могу помочь?

Дима пожимает плечами: он и правда не знает. И надо бы решить что-то и как-то ответить, иначе Артур так и не успокоится, но выходит только беспечное:

— Детишки спектакль ставить будут?

— Да. — Взгляд Макеева теплеет. — «Красную шапочку». Правда, ее объединили заодно с «Белоснежкой», чтобы было больше гномов, и «Золушкой», чтобы девочки могли покрасоваться в платьях, и откуда-то там появился рыцарский турнир… Но роль Волка свободна. Угадай, кого ребята попросили позвать?

— Меня, серьезно? — изумляется Дима.

— Да, почему бы и нет? Волков будет Волком, все закономерно. — Артур посмеивается. — Ты недооцениваешь детскую любовь. Ты для них уже стал как старший брат, даром что возишься с ними и мириться вынуждаешь. Так что, ты согласен?

Организацией новогоднего выступления перед школой всегда занималась группка активных одноклассников, и Дима раньше участвовал с ними. Затем же удалился и перестал мелькать. Сейчас старшеклассников и не трогают, позволяя спокойно сдавать зачеты за семестр и готовиться к экзаменам, но раз свое время он уже упустил…

— Ага. Вы сами играете кого? — Дима широко улыбается. — Дайте угадаю, Дед Мороз?

— Да, как догадался?

— Тык вы единственный учитель-мужчина по всей началке. Ха-ах, жду не дождусь увидеть вас с бородой!

Артур прыскает, пытаясь сдержать смех, и он искрится — как тот снег под фонарями, неприметно поначалу, но радостно, и каждое маленькое изменение в чертах лица его Дима может увидеть. Он никогда не отводит от него взгляд, всегда ищет силуэт, даже обрывочек тени. Может, стоило понять это еще осенью, когда все только начиналось. А ныне время летит во весь опор, и Дима не успевает даже оглянуться.

Дальнейшие дни превращаются в подготовку. Классный кабинет украшают вырезанными из бумаги снежинками и шариками, фигурки-оригами вешают на протянутые под потолком прочные нити, а вдоль карнизов наматывают цветную мишуру. Второклашки бегают довольные, хотя по утрам, когда они только приходят, на улице еще темно. В желтом коридорном свете они обсуждают, что хотят в подарок на Новый год, и повторяют привычные игры. Дима бегает по двору с Аленкой на плечах, имитируя скоростной автомобиль, и девочка смеется, обхватив его за шею. Артур устраивает урок, на котором приносит электрическую гирлянду и раскладывает по окнам, в переменчивом свете и без других источников рассказывая новогодние сказки и предлагая детям рассказать свои.

В предпраздничной суматохе Дима перестает задумываться о родне. Отец с головой затянут в сектантские дела — ему нужно многое организовать к Рождеству и следующей за ним неделе, когда у них какие-то особые ритуалы, дома родитель почти не появляется. Мачеха пашет вместе с ним, и, по сути, дом постоянно пустует. Может, отец и хотел бы руку поднять, но у него не хватает времени проучить сына-грешника, что Диме только удобнее. Он пропадает в школе, а по вечерам периодически появляется в стае, чтобы не слишком там расходились — пацаны собираются на последнюю ночь года идти бухать, а Дима, в принципе, не против, заняться все равно нечем.

Выкладываться на полную ему давно не приходилось. Теперь же надо строить ребят на репетиции, приглядывать, чтобы разрозненные группки, занимающиеся разными делами — кто-то костюмы готовит, кто-то уже отрабатывает выход на сцену. Артур воодушевленно порхает от одной команды к другой, он на все руки мастер: кажется, нет ни одного, к чему он не был бы способен. Когда на Диму нахлобучивают шапку с меховыми ушами (кто-то из родителей временно пожертвовал) и заодно натягивают рукодельную маску с мехом по краям и нарисованной злой пастью, к ней нужно подшить еще тряпичные зубы — Артур придвигается, второй высокий человек среди маленьких кустиков-детишек. Иглой он управляется аккуратно, Диму придерживает не за маску, а за подбородок, чтобы головой не вертел.

— Ты видишь в ней что-нибудь? — спрашивает он.

— Ага. Хотя было бы круто, появись Волк на сцене, чтобы упасть, — похохатывает Дима. Пальцы у Артура совсем не жесткие, от них веет теплом.

— Запоминающаяся сценка, — веселится учитель, пришивая ему завершающий клык. — Отлично! Считай, к выходу ты готов! У тебя же есть черные вещи?

— Да. — В принципе, большая часть вещей Димы черная, с вкраплением серого и белого. Гардероб у него совсем небольшой, но одежда в хорошем состоянии — он за этим следит. В конце концов, денег не так много, чтобы покупать много шмоток на каждый случай жизни.

Повсюду играет новогодняя музыка, иностранные песни про Рождество. Дима даже наслаждается этой атмосферой — возня, кутерьма, куча мелких заурядиц создает пеструю картинку приближающегося праздника, который нужно встретить и проводить замечательно, чтобы детишкам было, что потом вспоминать. Не имеет значения, празднует ли Дима, празднует ли Артур, потому что они уже празднуют вместе с ребятами. В утро перед елкой Артур притаскивает гигантскую коробку, чудом уместившуюся в объятиях крепких, но худых рук, и Волков поспешно ее отнимает. Восхитительно пахнет сладким.

— Подарки, — поясняет Артур, — спасибо. Ставь сюда… Вот так. На чаепитии будем доставать и по очереди вручать всем.

Блестящие праздничные пакеты, перевязанные ленточками, на каждом — бирка с именем. Пакеты полупрозрачные, и Дима заглядывает в несколько. Конфеты, мандаринки, всякие мелкие безделушки — но уже у каждого свое.

— Вы индивидуально подбирали? — удивляется он.

— Родители скидывались, а потом мы с ними обсуждали все варианты, — рассказывает Артур, пересчитывая подарки. — Решали, что какому ребенку больше понравится. Это должен быть запоминающийся день!

Дима не помнит, чтобы какой-либо другой учитель так запаривался, но оттого даже горд становится, хотя, казалось бы, ему незачем гордиться за Артура. Он удивительный преподаватель, лучше многих.

Родители приводят детишек, здороваются с Артуром, сразу знакомятся с Димой. Тот выглядит вполне прилично, сильно отличаясь от себя же полгода назад, и подозрений плохих не возникает — по рассказам их чад непонятно, кто он, молодой практикант или заменяющий, но впечатление производит хорошее. К тому же, поздоровавшись с учителем, второклашки сразу льнут и к Диме, глядя на него снизу вверх с щенячьим восторгом, так что родители решают: не так и плохо. Дети чуют хороших людей. И хоть хорошим себя Дима не считает, он не собирается упрямиться и портить репутацию Артура.

— Нет Алены, — пересчитывая по головам одетых в сценические костюмы малышей, обнаруживает Артур.

— Я выйду, может, она только пришла, — машет ладонью Дима и скрывается из кабинета.

Аленку он и впрямь обнаруживает, но на общей лестнице. Школа погружена в предвкушение, ажиотаж царит даже в коридорах, стойким предчувствием чуда стынет в воздухе. По ступеням никто не бегает, лишь изредка скользят школьники. И маленькая девочка, сидящая у основания. Рядом — упаковка с платьем и рюкзачок, колени притянуты к груди, плечики трясутся. Дима мягко окликает ее, садится поблизости.

— Чего ты, солнышко? — предельно ласково, как получается, произносит он.

— Мама не придет! — всхлипывает Аленка. — А папа опоздает! Они совсем не любят меня!

Конечно, у них могут быть свои причины. У взрослых полно своих проблем, которые порой сложно объяснить ребенку, мало смыслящему пока в жизни — что-то случилось или что-то задерживает. До чада не донести, проще отговориться. Однако и с другой стороны стоит смотреть — для Аленки это неимоверно важно, важнее, чем может понять любой взрослый человек. Чтобы на ее праздник, на нее пришли посмотреть родные. Чтобы они были в зале, когда она будет показывать все, что может. Чтобы ее веселье разделили близкие. Дима прикрывает глаза, вспоминая невольно собственных родителей — если бы отец потом хоть раз навестил его… Видимо, и в нем еще горит горькая печаль, обида на тех, кто оставил его одного посреди зала. С этим ничего не поделаешь. И присутствие старших он Аленке не заменит. Но…