— За тобой.
— Это как?
— А вот так: ты должна стать моей женой «по дружбе»!
— Твоей?!
Кирилл почувствовал себя школьником, публично сделавшим непристойное предложение учительнице. Захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы взять свои слова обратно. Женщина насмешливо сощурилась:
— Сначала откормить тебя надо! А так — какой ты муж?! Поехали!
Когда они подошли к нарте, олени испуганно шарахнулись от Кирилла, но оказалось, что управлять ими должен именно он.
«Сколько позора за какую-то пару минут! — мысленно возмутился аспирант. Однако порыв его угас не разгоревшись — под чуть насмешливым, всё понимающим взглядом прищуренных глаз. — Да ну вас всех...»
— Не умею я, — честно признался Кирилл. И неожиданно для себя самого добавил: — Я много чего не умею. Если хочешь, можешь смеяться.
— Нет, не хочу, пожалуй, — сказала женщина, усаживаясь на сани. — Это правда, что ты убил двух менгитов?
— Случайно получилось, — вздохнул учёный. — Они первые начали.
— Ты мужчина или ребёнок? — как-то многосмысленно поинтересовалась женщина, выдёргивая роговой тормоз из снега.
— Я из других Людей... — с трудом нашёлся Кирилл. А потом разглядел (скорее представил!) изгиб её бедра под меховой рубахой и дерзко добавил: — Не нравится — не ешь!
Это была обычная «беговая» нарта, рассчитанная на одного пассажира (он же погонщик) и минимальный груз — килограммов 50-70. Кирилл знал, что на такой нарте, запряжённой парой кастрированных быков, мужчины ездят в гости, на войну и окарауливают зимой оленей. В данном случае никакого груза на санях не было — его место занял Кирилл. Они поехали — по кругу вокруг стада, больше похожему, конечно, на кривобокий эллипс, протяжённостью в несколько километров. Как ни плохо разбирался аспирант в практике зимнего выпаса, однако сообразил, что стадо потихоньку куда-то движется. С ним работают три упряжки и ещё двое пеших пастухов. Одни контролируют «голову» стада, направляя его куда нужно, остальные присматривают за тылом и флангами, не давая животным отставать и разбредаться в стороны. Его новая знакомая сейчас совершала полный объезд, словно была здесь старшей. Периодически она останавливала упряжку и, оставив Кирилла сидеть на санях с «умным видом», бежала к ближайшему пастуху и о чём-то с ним разговаривала.
А день был солнечный, слегка морозный и совершенно безветренный. Никакой стоянки-ночёвки поблизости не имелось — похоже, стадо двигалось по широкому кругу со стойбищем в центре, где пастухи и ночевали, откуда выезжали «на работу». Однако имелось некое место, где на снегу были свалены всякие вещи — шкуры, какая-то посуда, бухты ремённых верёвок, шесты и даже куски мороженого мяса. Всё это, вероятно, время от времени перевозилось поближе к пасущемуся стаду. Нетрудно было догадаться, что погода хорошей бывает тут далеко не всегда: начнётся буран, и несколько километров до стойбища окажутся непреодолимыми — нужно будет жить, точнее, выживать, около стада и делать своё дело. Возле этого «склада» Луноликая задержалась — вытянула из груды барахла скатанную оленью шкуру и «навесом» кинула её Кириллу:
— Лови, Тощий!
Рулон Кирилл машинально поймал, но, вместо того чтобы пристроить его на нарте, так и остался стоять с ним в руках: «Что это значит? Оскорбление словом и делом?! Она ставит меня в положение прислуги, шестёрки, дамского угодника? Но я же вроде бы уже заработал статус крутого мужика — или она об этом не знает?! Что делать??»
Пока женщина шла к нарте (метров пять), он так и не придумал ни ответов на собственные вопросы, ни плана действий. Ничего он не придумал... Просто, когда она приблизилась, перехватил плотный рулон и...
И шмякнул её по голове свёрнутой шкурой — прямо по неровному пробору, от которого волосы забраны в косы.
— !?! — Прямой обжигающий взгляд тёмно-карих глаз, исполненный... гнева и возмущения? Безусловно! Но с примесью понимания и, где-то даже, одобрения? Очень может быть...
— Да, — сказал Кирилл, собрав волю в кулак. — Именно так! А будешь дразниться — по попе нашлёпаю! Сама ты... тощая!!
— Я!? — плеснула от неё волна эмоциональная, биоэнергетическая, харизматическая или чёрт его знает какая — но страшной силы! — Ах ты… Поехали!
Когда упряжные рванули (как-то очень уж резко, а?), Кирилл от толчка впал в состояние этакой бесшабашности, когда всё по фигу и «на семь бед один ответ». Откинувшись спиной на низкие задние перила саней, он негромко завыл по-русски, безбожно при этом фальшивя:
— «...Ты пр-равишь в открытое мо-оре! С волною не спр-ра-авиться нам!!.»
Он «пропел» ещё несколько куплетов из разных романсов на ту же тему (целиком ни одного он не знал) и обнаружил, что нарта остановилась: куда-то его местная «красотка» всё-таки привезла.
Аспирант посмотрел снизу вверх на свою спутницу и сказал:
— «...Ах, барин, барин, скоро Святки!
И ей не быть уже моей!..»
Дальнейший текст вспоминать не пришлось: воротник его анорака ухватила твёрдая рука, и молодой учёный был бесцеремонно вывален с нарты на снег. Похоже, предстояла «разборка». С женщиной?!
— Кто тощая? Я — тощая?!!
Кирилл ответил цитатой из «Песни песней», но вряд ли дама поняла витиеватый текст Ветхого завета, озвученный по-русски. Поэтому действовала по-своему:
— А ну, отвернись!
Команда была подкреплена пинком — в область почек. Впрочем, обувь на агрессоре была мягкой, а удар — не сильным, можно сказать символическим. Кирилл принял игру: крякнул, застонал и отвернулся. За неимением более интересных объектов, пришлось обозревать окрестности. Это были верховья какого-то мелкого ручья. Ближайшие холмы располагались таким образом, что низкое вечернее солнце светило в самый широкий просвет между ними, создавая в этом замкнутом пространстве эффект «световой ловушки»: отражение света (и тепла!) со всех сторон. Поскольку ветер отсутствовал, Кирилл подумал, что здесь даже не тепло, а жарко. И не помешали бы солнцезащитные очки...
— Эй, ты! Можешь повернуться! И повторить... что сказал!
Он с трудом узнал голос. Нет, узнал, конечно, но... Но его интонации и оттенки не описать и не понять человеку XXI века: всякие там эмансипации и феминизации лишили современную женщину возможности говорить ТАК.
Кирилл обернулся.
На снегу была расстелена оленья шкура. Точнее, две шкуры, сшитые вместе в почти квадратное полотно. Мехом наружу. На них стояла девушка.
Голая.
В том смысле, что одежды и обуви на ней не было — никакой.
Голых женщин Кирилл видел не раз: и виртуальных на экране компа, и натуральных на собственном диване — он был человеком XXI века.
Вот ЭТА не имела никакого отношения к топ-, эро-, секс- или порно-моделям. Рост — 160 или чуть меньше. Плечи хорошо развиты, грудь массивная и высокая. Таз, пожалуй, слишком широкий — в наше время такие не в моде и женщины с ними борются всеми силами. А ноги... Не хватает эпитетов: назвать бы их толстыми, но контуры бёдер определяют не жировые отложения (хотя и они имеются), а в основном мускулы. У неё умопомрачительная талия — осиная, можно сказать. А можно и не говорить — обмеры это, наверное, не подтвердили бы.
Кирилл был учёным-естественником. И кое-что в инстинктах с рефлексами понимал. Даже про подсознание кое-что читал. И про железы внутренней секреции, чья деятельность якобы всё детерминирует. Всё-то он знал, но...
Но он стоял, смотрел, и не мог оторваться от этого зрелища.
— Это я-то тощая?! А ну, раздевайся!
Нет, двигаться, шевелить конечностями Кирилл был решительно не в состоянии. Его хватило лишь на то, чтобы сделать пару шагов к краю расстеленной шкуры. Где он и застыл с идиотским, надо полагать, выражением лица.
Переступая босыми ногами по оленьему меху, Луноликая подошла к нему и...
И через полминуты (или меньше?) он оказался точно таким же голым — посреди нетоптаного снега и ослепительного света. Было тепло — загорать можно. Как туземная женщина умудрилась справиться с многочисленными «молниями» и «липучками» на одежде нового знакомого, науке осталось неизвестным. Но она справилась — безошибочно и быстро.