— Слушай меня внимательно, Лу! На меня не смотри — просто слушай. Вопросов не задавай. Сейчас меня станут ловить, а я буду убегать. За мной не беги, вообще не обращай больше на меня внимания. Иначе сильно меня подведёшь — мы оба погибнем. Никого и ничего не бойся — спокойно уходи из острога на волю. Иди вниз по берегу, пока не встретишь наших. Поняла? Ответь, только тихо: ты поняла?

— Да, Кирь...

— Тогда отвернись и не спеша уходи от меня. Только не оглядывайся. Поняла?

— Да, Кирь.

Служилые были почти рядом, когда Кирилл повернулся и пошёл от них прочь.

— Эй, парень! Погодь-ка!

Учёный зашагал быстрее.

— А ну, стой, падла! Стой, кому говорят!

Кирилл чуть пригнулся и рванул — как на стометровке.

— Держи вора!!!

Охота на человека началась...

Кирилл чуть пригнулся и рванул — как на стометровке.

Рванул он именно «как», потому что никакой стометровкой здесь и не пахло. Рывок едва не закончился, даже не начавшись — Кирилл чуть не вспахал носом пыльный грунт улицы. Он всё-таки выровнялся, удержал равновесие и побежал, но уже без претензии на побитие рекордов.

Винить в этом, кроме себя, было некого — он обут в растоптанные, расхлябанные «осенние» торбаза, которые всё равно на какую ногу надевать — на правую или левую. А при беге, как известно, нужно жёстко толкаться опорной ногой. Толкаться надо, а ступня проскальзывает — эффект совсем не тот, что в кроссовках или кедах, больше, наверное, похоже на бег в валенках или лаптях. Приличная обувь — летняя пастушеская — у Кирилла в грузе была, но плавание на байдарах оказалось долгим, а в лодке гораздо сподручнее находиться в свободной обуви. Кирилл привык к такой жизни, и ему просто не пришло в голову, отправляясь на разведку, надеть «беговые» сапоги. Преимущество в скорости для жертвы свелось к минимуму...

Кирилл проскочил один проход, свернул в другой, потом в третий — всё было очень узким и коротким. Шум погони нарастал лавинообразно и, казалось, со всех сторон сразу.

— Вон он! Держи!!

— Да кто?!

— Рваный! Рваный тама! Про него ж сказывали!

— Рваный?! Ух ты-ы! Держи его!!

— Держи вора!! Оттель заходи — не уйдёт!!

— Да куды ж он, на хрен, денется!

Кирилл вдруг обнаружил, что среди кривобоких стен и коротких проулков спрятаться невозможно. Куда ни сунься, оказываешься либо у «площади», либо у острожной стены. Он заметался почти в панике — куда деваться?! Хаотичная и безалаберная застройка, похоже, некий смысл всё-таки имела — если враг возьмёт стены, то он тут безнадёжно завязнет. Впрочем, не только рассуждать, но и соображать было некогда — Кириллу буквально наступали на пятки. Очень быстро случилось неизбежное: беглец свернул в узкий проход налево и буквально налетел на бревенчатую стену — тупик.

В проходе было не разойтись и двоим, а у входа столкнулись сразу трое — двое давешних стражников и какой-то мужик:

— A-а, блять, куды?!

— Туды, сука! Мой он!

— Твой?! Н-на, падла!!

— С-сука, да я тебя! Да за пять-то рублёв?!. Н-на!! На, паскуда!

Мужик выглядел чуть помельче служилых, однако кулаками махал очень шустро. Противники и глазом моргнуть не успели, как наполучали плюх. Они сразу же ринулись в контратаку и... И все втроём полетели на землю — Кирилл сшиб их корпусом, как шар сбивает кегли.

Он вновь был на свободе, но она оказалась весьма относительной — сзади, спереди и справа к нему бежали «охотники». Слева возвышался частокол острожной стены, к которому на высоте человеческого роста пристроен помост. Случись штурм, на этом помосте у бойниц должны находиться защитники, а в мирное время тут скучают часовые — каждый на своём участке. В данный момент часовой находился чуть в стороне и с интересом наблюдал происходящее. Кирилл, разбежавшись, подпрыгнул и вскарабкался на помост.

— Э-э, ты куда, милай!! — заорал служилый и, перехватывая допотопную пищаль прикладом вперёд, кинулся к незваному гостю. — А ну прочь!

Часовой был росточку невеликого и довольно щуплый. Он явно рассчитывал, что «вор» его испугается и спрыгнет обратно. Этого не случилось, и служилый затормозил метрах в трёх, перехватывая оружие стволом вперёд:

— Пшёл отседа!! Ща стрельну!

Кирилл успел глянуть через забор. До земли снаружи оказалось метра четыре. Была она вытоптанной и пыльной, чуть в стороне стояла какая-то развалюха с односкатной крышей из жердей и коры. Дальше виднелась покосившаяся изгородь из двух-трёх неошкуренных слег, уложенных горизонтально на треноги. Почему-то эта картина в мозгу учёного проассоциировалась с коровьим загоном. Никаких коров здесь, конечно, не было и быть не могло, но Кирилл не стал размышлять об этом — он метнулся к часовому, правой рукой перехватил ствол ружья, а левой с маху врезал мужичку по уху. Служилый легко отделился от настила и полетел вниз — прямо на головы подбегающим преследователям. А Кирилл сиганул через торцы брёвен в другую сторону. Он лихо приземлился вполуприсяд, вскочил и кинулся...

Точнее, хотел кинуться — боль плеснула с разных сторон одновременно. Её волны мгновенно сошлись где-то в области солнечного сплетения и взорвались в голове, в глазах...

«Что ж я наделал, идиот?! — мелькнула запоздалая мысль. — Мне ж нельзя так прыгать, у меня ж все внутренности отбиты...» Чтоб не упасть совсем, Кирилл попытался встать на четвереньки, но не устоял и завалился на бок. Что сейчас последует, он знал, и чувствовал даже некоторое облегчение — теперь-то уж точно забьют насмерть.

Когда боль слегка отступила и в мозгах прояснилось, Кирилл понял, что слышит крики — в основном матерную ругань, — но рядом никого нет. Он кое-как сел и огляделся. Наверху — над брёвнами стены — мелькали бородатые лица: народ ругался, смеялся и злобно высказывался в том смысле, что «туда ему и дорога», а также «собаке собачья смерть». Кто-то пытался попасть в беглеца плевком. С другой стороны — метрах в тридцати — за изгородью порознь стояли трое служилых с ружьями в руках. Кажется, им тоже было весело. Из сарая выглядывали какие-то рожи, но эти, кажется, не смеялись. Кирилл перевёл взгляд на ближний план и обнаружил, что вся земля вокруг загажена — почти сплошь покрыта человеческими экскрементами различной степени свежести. Это ему так не понравилось, что он, забыв о боли, торопливо поднялся на ноги. Оказалось, что приземлился он довольно удачно — непосредственно под стеной дерьма почти не было, зато в изобилии был представлен бытовой мусор, сброшенный сверху.

Осторожно ступая, Кирилл двинулся прочь от частокола — без всякой задней мысли, просто чтоб выбраться с «задерьмованной» территории. Только эта территория почему-то всё не кончалась, и учёный оказался довольно близко от символического забора. Он был именно символическим, поскольку вряд ли мог удержать не только человека, но и скотину.

— Куда собрался, молодец? — раздался насмешливый голос охранника. — По бабам аль к тёще на блины?

Кирилл поднял глаза и увидел ствол, направленный ему в грудь. Судя по тому, как служилый держал оружие, как целился, безошибочно чувствовалось, что он не пугает, не шутит, а просто ставит в известность: ещё шаг, и будет выстрел.

— А что?.. — растерянно пробормотал учёный.

— Ни чо! — оскалил жёлтые зубы служилый и указал на небо большим пальцем левой руки: — Отсель одна дороженька — к боженьке. Отдыхай, паря!

Двое других охранников загоготали — вероятно, шутка была остроумной. Кирилл между тем сообразил, что просто так из этого загона не выбраться — дальше до самого берега открытая заболоченная тундра, а вдоль забора снаружи земля истоптана, видны два навеса, под которыми, наверное, охрана укрывается в непогоду. Возле одного из них была привязана собака, которая принялась рычать и гавкать, как только Кирилл приблизился к изгороди. В целом же всё это выглядело как-то странно.

Учёный повернулся и стал смотреть, как криво висящая на одной ремённой петле дверь сарая приоткрылась, и наружу выбрался человек в короткой рваной парке, но без штанов. Пошатываясь от слабости, он отошёл метров на пять и опустился на корточки, приподняв сзади одежду. Через минуту он с трудом поднялся и побрёл обратно.