— Пойду.
— Скажу, чтоб Анфиса затопила. Она тебя и на жильё определит. А пока греется, можешь в кузню зайти. Там Петруха товар для таучинов готовит — может, что присоветуешь. Ты ж знаешь, что тем иноземцам потребно. Потом ко мне загляни да скажи, что понравилось, что нет.
— Какая-такая кузня?! — удивился Кирилл. — Продавать иноземцам изделия из металла запрещено! Во всяком случае, тем, которые в «мирных» не числятся.
— Ты, Кирилл, видать, сей указ не читал. Там про оружие сказано, про инструмент всяческий, а про котлы для варева слова нет. Вот котлы ты и повезёшь — ничего больше.
Кузница размещалась в одной из пристроек. Впрочем, снаружи её почти не было видно — просто грязный сугроб с дырой, из которой идёт дым. Как оказалось, всё помещение, площадью метров пятнадцать, вкопано в землю, три венца тонких брёвен поверху присыпаны землёй, точнее, галькой террасы, на которой построен острог. Бревенчатая крыша тоже засыпана грунтом — в общем, полная тепло-, звуко- и воздухоизоляция. Кирилл подумал, что здесь, наверное, зиму от лета не отличить и стука снаружи почти не слышно. Внутри было полутемно, воняло дымом, горелым жиром от светильников, металлической окалиной, застарелым потом и ещё чёрт-те чем. Хоть какое-то свободное пространство имелось лишь возле наковальни и примитивного горна. Когда Кирилл туда пробрался, он обнаружил лишь тощего чумазого мальчишку, который сидел в углу на чурбаке и отчаянно кашлял. Давясь спазмами, пацан объяснил, что мастер зван к хозяину, а вопрос «когда вернётся» задан не по адресу.
Кирилл решил подождать. От нечего делать он стал поправлять фитили в двух плошках-светильниках — они продуцировали в основном не свет, а чёрную копоть. В конце концов освещение наладилось, и он смог хоть как-то рассмотреть оборудование. «Горн работает не на дровах, а на угле — значит, его специально готовят? Инструменты: кувалда, молотки, зубила... О, напильник! Как же его сделали — неужели врукопашную?!»
Разгадать эту загадку Кирилл так и не смог — вернулся Пётр, и напильник был забыт. В отличие от сказочного образа кузнеца, данный повелитель огня и металла не был ни большим, ни могучим, а имел самые обычные габариты. Зато Кириллу показалось, что он не имеет лица — тусклый свет оно не отражало, его почти не было видно. Чуть позже он рассмотрел, что на коже не сажа, точнее, не грязь, а что-то въевшееся, несмываемое. И это ещё полбеды... Наверное, это были полные регалии каторжника: вырванные ноздри, глубокие клейма на лбу и щеках, кривой, многократно ломанный нос. В ответ на Кириллово приветствие раздалось мычание: кузнец открыл рот и показал на него пальцем. Передние зубы отсутствовали, а вместо языка в глубине болтался какой-то чёрный обрубок.
— Извини, — растерялся учёный. — Федот Петрович велел к тебе зайти... Ну, типа, посмотреть, что ты для таучинов делаешь. Я уж не знаю зачем: котлы они и есть котлы...
— Угу-хы, — кивнул кузнец и показал на ближайший угол.
Там стояли две какие-то странные округлые тумбы высотой чуть больше метра, накрытые рогожей, точнее, плетёнкой из какой-то травы. Эта плетёнка была убрана, и взору Кирилла предстали две стопки полусферических посудин, вложенных друг в друга. Они явно не были изготовлены на конвейере методом штамповки — диаметр несколько различался, и стопки получились довольно неровными.
— Ну и что? — Кирилл взял верхнюю посудину. — Котёл как котёл...
Посудина оказалась непривычно тяжёлой, поскольку была изготовлена из «чёрного» металла толщиной не менее двух миллиметров. Этот металл не был ровным, хотя и не создавалось впечатления, что его гнули ударами молотка или кувалды. Кириллу хотелось спросить, как делаются такие штуки, ведь листовой прокат стали, наверное, ещё не налажен, но он вовремя сообразил, что ответа не получит. Что-то, видимо, следовало говорить самому, и он похвалил посудину — дескать, хорошая, ёмкая и прогорит не скоро. Правда, у него сразу же возник вопрос, при чём тут кузнец, ведь эти посудины сюда завозят с «материка» уже в готовом виде. На ушках и ручке никаких следов переделки тоже не обнаружилось.
Кирилл достал второй котёл, осмотрел, похвалил и отставил в сторону. Достал третий и... И ничего не понял — сначала.
Снаружи котёл был довольно бугристым, а внутри надрублен зубилом на вытянутые прямоугольники странной формы. В каждом прямоугольнике было сделано по несколько одинаковых дырок. Точнее, это были не дырки, а вмятины изнутри наружу, а снаружи металл срезан почти полностью — «заподлицо» — оставлена совсем тонкая плёночка, но и она кое-где прорвана. В общем, не котёл, а какой-то недоделанный дуршлаг!
— Это что же такое ты с ним сотворил? — удивлённо спросил Кирилл. — Зачем?
— Агы-мны, — пожал плечами мастер. Вероятно, это должно было означать: «Что велено, то и сделано». Он нагнулся, пошарил рукой под верстаком и выложил на наковальню связку каких-то костяшек: — Хот оххахес.
Кирилл разложил связку, и челюсть у него отвисла — в буквальном смысле. Пару минут, наверное, он попеременно смотрел то на кости, то на котёл. Потом отставил посудину в сторону, шагнул ко второй стопке, поднатужившись, снял с неё верхнюю половину, выдернул новый котёл и, приблизив к светильнику, стал рассматривать «узор» внутри. Потом поставил его на место и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Оно никуда не делось, потому что было реальностью, которая требовала осмысления. Кирилл присел на какой-то чурбак и начал соображать.
«Связка костяных пластин — безусловно, фрагмент ламеллярного доспеха, который так ценится и таучинами, и мавчувенами. Котлы надрублены так, что их без особого труда — орудуя просто камнем — можно разобрать на сегменты. Потом их надо чуть разогнуть, слегка обточить о шершавый валун и можно собирать доспех — такой же ламеллярный, но железный! Да за такой доспех любой таучин... В принципе, не факт, что защищать он будет лучше, чем костяной, но удобство! Но, так сказать, эксплуатационные качества — никакого сравнения! И — самое главное — престиж владельца! О-о-о, тот, кто такое придумал, кое-что смыслил в „первобытном” мышлении!
Ладно, это всё цветочки... Второй вариант „подарков“ гораздо круче! Впрочем, я думаю, ещё не всё видел... Но и это не хило: наконечники стрел! Треугольные, „зубастые” — в общем, те, которые неизвлекаемые... Интересно, как у них с закалкой? Если металл твёрдый, то, наверное, и старинные доспехи служилых пробивать будут — во всяком случае, с близкого расстояния. А уж ламинарные кожаные панцири мавчувенов — сто процентов!
Да-а, Кирюха, не обмануло тебя предчувствие — ох, не обмануло! Это тебе не какое-нибудь там подстрекательство к бунту, это прямые поставки оружия противнику! Натуральная — без дураков! — государственная измена! Да...
Спокойно, парень, спокойно! Выражение „Кому война, а кому — мать родна“ придумали не в двадцатом веке. Ситуацию можно представить как борьбу двух мафиозных... пардон, торговых кланов. Один пользуется поддержкой государства, а другой вооружает туземцев — что особенного? Так было во все века! Те же североамериканские индейцы изрядно подсократили свою численность, участвуя в разборках бледнолицых.
Да плевать на прецеденты! Я живу один раз — здесь и сейчас. Мне надо принять решение — чтобы „не было потом мучительно больно”! Но что, что принимать-то?! Всё давно принято! Никакого „потом“ не будет — я же смертник, камикадзе. Мне надо остановить эту мразь. Или хотя бы замедлить распространение. Всё, что плохо для них, — для меня благо! Конквистадоры долбаные, мразь, подонки...
Да, я повезу таучинам оружие! И совесть моя будет чистой и радостной! A-а, гады, вы у меня попляшете! »
В хозяйскую «горницу» Кирилл возвращался, расправив плечи и гордо подняв голову. За это он поплатился — пребольно стукнулся лбом о низкую притолоку. Впрочем, порыв его от этого не угас: оказавшись под прицелом внимательных глаз, он произнёс только одно слово:
— Мало!
— Лиха беда — начало! — усмехнулся Федот Петрович. — Думаешь, понравится?