На довольно плавном повороте нарта чуть не легла на бок — Кирилл едва успел удержать равновесие ногами.

— Ты что там, заснул?! — обернулся возница к пассажиру. — Шевелиться надо!

Лука Палёный смотрел на него, слегка приоткрыв рот.

— Стойте!! — заорал учёный вслед своим спутникам. — Остановитесь!

Под одеждой было не очень заметно, что пуля разворотила пленному всю верхнюю часть туловища, что левое плечо у него почти оторвано. Других потерь в маленьком отряде не имелось.

— Вот уж, действительно, гримаса судьбы, — обалдело пробормотал Кирилл. — Пройти через столько смертей, быть готовым к любым неприятностям и в итоге нарваться на шальную пулю! Случай, блин...

Ни хоронить, ни даже прятать тело не стали — просто оставили лежать на снегу. Кирилл снял с убитого крестик и повесил его себе на шею. Он и сам не мог толком понять, зачем сделал это — так, на всякий случай.

Вечером военный совет единогласно принял решение: оба парня с грузом добычи отправляются в родные края. А Кирилл с Чаяком остаются «пасти» войско менгитов. Если будет погоня, им её надо задержать или, если получится, увести по ложному следу.

Счёт времени Кирилл потерял — три дня, пять, восемь... Потом всё смешалось — бесконечный бег оленей, слепящий свет солнца, отражённый снегом, мёрзлое сало на зубах. Сна не было — во всяком случае, учёный не помнил, как он спал: просто закрывал глаза и тут же открывал их, потому что груз был уже уложен, отдохнувшие олени запряжены и нужно ехать дальше. Впрочем, всё это было не очень мучительно. Настоящая пытка начиналась, когда они приезжали в какой-нибудь посёлок или стойбище. Нужно было сидеть в переполненном пологе и говорить, говорить, говорить... А также есть, есть, есть...

Данный район не был для Чаяка «родным». Друзья, знакомые и родственники дальних его родственников тут, конечно, встречались, но авторитет знаменитого купца и разбойника не был абсолютным. Воины, вернувшиеся из недавнего похода, принесли весть о великой победе таучинов, но в соответствии с местной традицией в их рассказах главным командирам уделялось крайне мало внимания. В основном речь шла о собственных подвигах (кто, как и сколько убил врагов), а также о подвигах односельчан — живых и погибших. На первых двух-трёх «посиделках» Чаяк пытался рассказывать, что таучинов повёл в рукопашную атаку не кто-нибудь, а вот этот молодой воин Кирь. Что именно он — Чаяк — во главе многих «сильных» набросился на русских с тыла и всех их поубивал, включая самого главного начальника. Хозяева слушали истории с жадным интересом, в правдивости рассказчиков нисколько не сомневались, но воздавать почести героям не торопились. Кирилл в конце концов осознал, что для таучинов они сейчас не предводители и не герои, а просто РАССКАЗЧИКИ, которые успешно развеивают их скуку.

Тем не менее несколько раз Кирилл принимался говорить по существу, взывая к здравому смыслу слушателей. Он говорил, что сюда движется огромное войско менгитов и множество мавчувенов с ними, что надо собрать весь скарб, всех стариков, детей и женщин и уйти с дороги этих врагов — пусть они роются в мусорных кучах и ворошат золу потухших костров. Не получив пищи, не взяв добычи, русские рано или поздно уйдут, и тогда можно будет вернуться и продолжать заниматься своими обычными делами. «Авторитеты» слушали пламенные речи молодого воина, кивали головами и снисходительно улыбались: не пристало, конечно, юноше учить «сильных» правильной жизни, но он так складно говорит — приятно послушать! Нет, никто никуда разбегаться, конечно, не будет — зачем?! Вон там — на скале — есть «крепость». В ней укроются наши семьи, а воины будут её защищать — так было всегда, так будет и теперь. Другой вариант реакции: это даже и хорошо, что сюда идут враги! Мы позовём соседей — тех и этих — и будем с ними сражаться. Их много? Так ведь и нас не мало! И потом, дело ведь не в количестве — это все знают! — а в храбрости и удаче. Вы, гости дорогие, сами рассказывали, как побили множество русских на реке Ог, а мы чем хуже?

«В общем, Чаяк был прав, утверждая, что ничего путного организовать не удастся. Можно, конечно, посчитать таучинов тупыми и недоразвитыми, но на самом деле они просто мыслят иначе, у них другие „базовые” ценности. И с этим, похоже, ничего не поделать...» — Кирилл это понимал, но всё ещё оставался «белым» человеком. Перед его мысленным взором вставали картины разгромленных стойбищ, и он гнал и гнал вперёд оленью упряжку, говорил и говорил свои речи. Чаяк покорно вёл их маленький караван от стойбища к стойбищу, кивал и поддакивал своему «другу» на посиделках — без всякого вдохновения и надежды.

Они изъездили огромную территорию — километров, наверное, двести вдоль побережья и столько же вглубь материка. Потом Кирилл решил вернуться и начать всё сначала. Они двинулись к исходной точке, но раньше, чем достигли её, на холмах вдали замелькали оленьи упряжки — передовые разъезды мавчувенов. Вскоре путникам встретился длиннющий караван оленьих нарт — знакомое стойбище переезжало на новое место. Радоваться этому не пришлось — таучины двигались не вглубь материка, а параллельно берегу к широкой перевальной долине, где обычно собираются жители этих мест.

Весть о приближении реальных, а не сказочных врагов распространилась быстрее бега самого быстрого оленя. Мелкие стойбища пришли в движение — поднялись на кочёвку туда, где было безопасней. А безопасней казалось там, где больше своих. Понимая, что происходит, Кирилл стонал и матерился — мысленно и вслух: «Вместо того чтобы рассеяться, раствориться, исчезнуть в просторах, они кучкуются, они объединяют стада, как будто специально, чтоб врагу легче было перебить людей и захватить оленей, — идиоты...» При всём при том мужчины покидали свои семьи — в известном месте собиралось ополчение, и, соответственно, каждый, кто считал себя воином, должен был...

— Нам тоже надо туда, — сказал Кирилл. — Поехали.

— Друг, — устало вздохнул Чаяк, — я не знаю имени беса, который на этот раз вселился в тебя.

— При чём тут бес?!

— Разве ты сам не понимаешь? Разве не чувствуешь, что твоими глазами видит, твоими ушами слышит кто-то другой? Воин Кирь смел и умён, он умеет слушать умные советы, он много знает и редко ошибается. А этот новый бес... Он не такой — скорее, наоборот.

— Чаяк, очень тебя прошу: не пудри мне мозги!

— Что?!

— Ну, говори прямо!

— Остановись и подумай — тогда мои слова будут не нужны, — твёрдо ответил купец и разбойник. — Надо возвращаться домой, здесь нам нечего делать!

— Но там собираются воины, — наивно сопротивлялся Кирилл. — Будет новая битва с менгитами!

— Нет, — качнул головой Чаяк, — это будет не битва...

Они всё-таки прибыли к месту сбора ополчения. Оно оказалось огромным — человек пятьдесят. Из них половина — новобранцы, то есть молодёжь, впервые ступившая на «тропу войны». Собрались ещё не все, и в ожидании отставших парни развлекались демонстрацией друг перед другом боевых навыков. Кирилл не смог даже добраться до полога, в котором «деды» обсуждали планы военной кампании, поскольку сразу по прибытии получил несколько предложений, от которых отказаться нельзя. А именно: пробежаться наперегонки, побороться на снегу, пофехтовать копьями. Доказать сверстникам, что ты «великий воин», можно было только убедительными победами в «спортивных» единоборствах. Смотреть, как фехтует и борется «новенький» воин, собрались все, включая предводителей. Конечно же, случилось то, что и должно было случиться: пару поединков на копьях Кирилл выиграл, а первый же борцовский проиграл. После этого к «начальству» можно было даже не соваться — он как бы стал одним из «рядовых», которым положено слушаться старших, а не давать им советы.

— Давай ты, Чаяк! — взмолился учёный. — Тебя они послушают! Ведь опять полезут под пули со своими луками! Их перебьют, как куропаток! Нас мало, поэтому нельзя допустить фронтального боя: надо устроить засаду, надо атаковать менгитов на марше и сразу уходить в тундру! Они станут преследовать, и тогда... Чему ты улыбаешься?!