Или возьмите другую теорию, популярную в XIXв., – что мир был создан в 4004г. до н.э. Казалось бы, эту теорию опровергали обнаруженные окаменелости, а также, позднее, определение возраста радиоуглеродным методом. Новые данные практически неоспоримо указывали на то, что возраст Вселенной значительно превышает 6 тысяч лет.

Однако в XIXв. британский натуралист Филип Генри Госсе в попытке защитить креационизм написал трактат "Омфалос" (Omp halos). Его аргументы были в высшей степени изобретательны. Госсе констатировал, что мир и правда был создан в 4004г. до н.э., сразу вместе с окаменелостями, чтобы он выглядел старше, чем на самом деле. Он доказывал также, что Бог дал Адаму пупок, дабы тот выглядел как человек, рождённый от другого человека, в то время как в действительности Адам был создан из праха земного.

С одной стороны, Госсе вроде бы защитил креационизм и гипотезу о Сотворении мира в 4004г. до н.э. Хитроумным образом он примирил теорию и вновь открытые факты. С другой стороны, он сделал кое-что ещё. Благодаря Госсе теория стала неуязвимой. Никакие факты, никакая информация, никакие открытия не смогут поколебать эту позицию. Любая новая информация, доказывающая, что мир сотворён прежде 4004г. до н.э., будет воспринята как ещё одно доказательство того, что Бог сыграл с нами божественную шутку. Теория подтвердится, что бы ни произошло. Иначе говоря, она никогда не сможет адаптироваться к новым данным.

Большинство замкнутых циклов существует, потому что мы отрицаем возможность ошибки или пытаемся её проигнорировать. Проблема псевдонаук более структурна. Они созданы – сознательно или интуитивно – так, чтобы полностью исключить вероятность неудачи. Вот почему они столь привлекательны для своих адептов. Псевдонаука может объяснить любую ситуацию. А значит, она не в состоянии учиться ни на чём вообще.

Отсюда видна тонкая разница между подтверждением и опровержением. Науку часто рассматривают как поиск подтверждения. Учёные наблюдают за миром, формулируют теории, а затем пытаются доказать их, собрав как можно больше подтверждающих теории данных. Но теперь мы можем сказать, что это лишь часть правды. Наука связана не только с подтверждением, но и с опровержением. Прогресс в области знаний невозможен, если мы располагаем одной только подтверждающей информацией, нам нужно искать также информацию опровергающую…

Неудача, таким образом, является необходимой составляющей как логики, так и духа научного прогресса. Области, в которых человечество наиболее успешно, возникли благодаря противостоянию устоявшегося и новых идей, подвергавшихся проверке. Отдельные учёные могут быть догматиками, но учёное сообщество в целом признаёт, что научные теории, особенно самые передовые, часто являются ошибочными или неполными. Только подвергая теории сомнениям и проверяя их на ошибочность, мы создадим условия для роста".

Сциентизм не знает "незыблемого наследия". Скептицизм отвергает культ учителя. Любое научное достижение не означает величия учёного. Сдержанное отношение к личностям и их заслугам отличают подлинного сциентиста от заурядного профессора. Настоящую ценность здесь представляет результат исследования, а не его автор. Ученик через учителя учится у жизни, а не копирует учителя с его достижениями и ошибками. Учитель является лишь проводником. И одновременно катализатором. Поэтому настоящему мастерству невозможно научить, ему можно только научиться самому. Поэтому почтение к учителю, выходящее за рамки разумного, не соответствует подлинно научному мировоззрению как учителя, так и ученика.

Александр Невзоров:

"Апелляция по любым общим вопросам к авторитетам учёных – типичный атавизм мышления, доставшийся XXI веку в наследство от культа религиозных пророков.

Образчик же подлинного знания очень легко распознать по безупречной конкретности и его полной независимости от имени автора.

К примеру. Стационарное уравнение Шрёдингера (в удобной записи) лишено двусмысленности. Оно означает лишь то, что означает, и никаких иных смыслов, кроме возможности, грубо говоря, рассчитать примерное состояние элементарной частицы, в нём не предполагается. В нём нет претензии на то, чтобы характеризовать мироздание. Оно не годится для объяснения эволюции лептоциона или физиологической роли плача.

Если бы уравнение было ошибочным всего на один символ или не подтверждалось экспериментально, то, несмотря на великое имя его создателя, оно было бы тут же забыто. Но, поскольку данное уравнение верно, оно не потеряло бы своей ценности и широкой применительности даже в том случае, если бы его автором был не Шрёдингер, а совершенно неизвестный человек".

Стойкость к "незыблемому наследию", культу учителя и нарциссизму вырабатывается в опыте самоотрицания. Умение выключать самомнение увеличивает твою эффективность и конкурентоспособность. Именно поэтому настоящего мастера невозможно понизить в общественной иерархии: он умеет делать свою работу независимо от места в обществе. Никогда не считай себя лучше других. Твоё превосходство всегда временно. Относись ко всем одинаково: учись и у своих учеников, и у своих противников. Истинное твоё мастерство проявляется в момент работы над собой, а не в момент соперничества с другими. В науке тесно только бездарям, настоящему мастеру никто и ничто не мешает. Он не лишён самолюбия, но он лишён тщеславия. Никакое признание не освобождает сциентиста от того, чтобы каждый раз вновь занимать место рядового исследователя в одном ряду с другими: не только соратниками, но и учениками и особенно с противниками.

В этом ключ к разгадке утверждения, что у великих мастеров отсутствует наследие (как нечто завершённое, раз и навсегда утверждённое, застывшее).

Отсутствие навыка самоотрицания приводит к отгораживанию искусственными рамками собственной школы или учения. Без навыка самоотрицания человек рано или поздно оказывается на обочине непрерывного потока голодных до истины молодых исследователей.

Глупо стесняться принадлежности к определённой школе (стилю). Человек, начинающий овладение мастерством с отрицания стилей, обречён остаться дилетантом. Быть свободным от стилей или школ не означает не иметь собственных убеждений, это значит быть свободным от собственных и чужих предубеждений. Каждый человек строит свою индивидуальность вначале путём слепого, а в последующем избирательного копирования. Мастерство начинается тогда, когда человек привносит своё видение в полученные навыки. Стили, таким образом, являются начальными школами для развития индивидуальности человека.

Сциентизм не допускает никакой абсолютной власти чужих убеждений, независимо от источника их происхождения. Например, он не испытывает оптимистичных ожиданий от демократических институтов, поскольку в них заложена вероятность превращения власти здравомыслящей части населения во власть толпы. Маргиналы используют принятые демократические ценности в своих интересах, придерживаясь известных внешних форм, но извращая и перевирая содержание. Именно поэтому сциентист ясно понимает, что может оказаться в ловушке маргинальной полуправды, выход из которой будет выглядеть поражением: маргиналы обвинят его в предательстве демократии, то есть в собственных грехах.

Сциентизм предполагает широкий взгляд на исследуемый предмет. В мире законы естественных наук действуют в исследуемых объектах одновременно. Поэтому замкнутость в рамках одной области знания или ремесла создаёт искривлённую картину мира.

Лемонте:

"Мы приходим в величайшее удивление, видя, что у древних одно и то же лицо являлось одновременно выдающимся философом, поэтом, оратором, историком, священником, правителем и полководцем. Нас пугает такое обширное поприще. Каждый отгораживает себе известное пространство и замыкается в нём. Я не знаю, увеличивается ли в результате этого раздробления общее поле деятельности, но я хорошо знаю, что человек в результате этого мельчает".