Из тех же книг.

Было что-то, что Король Драконьего Края не знал.

Было что-то, что сам мог рассказать Руни.

Целых три для длилась эйфория от нахождения своего названного брата.

От исполнения собственной клятвы, данной на его могиле.

Да, пусть это был не Беззубик, но Душа-то была его!

Его!

По закону жанра, счастье длиться долго не могло — горе не заставило себя ждать.

Змеевик из чужой стаи сам по себе был знамением тревожным. Особенно — Змеевик-Вестник, коих посылали только с самыми важными сообщениями.

А сообщение о нападении Драго на Белое Гнездо и вовсе заставило покрыться холодным потом — что бы ни говорил Аран про странности Валки, мать Иккинга была ему дорога.

Большая часть Фурий была сейчас на облёте территорий, остальные были или совсем птенцами, или их матерями, или неопытными, не прошедшими Великое Странствие юнцами, или просто отвечали за какие-то мирные дела в Гнезде.

Так оказалось, что только Клома, Алор и Тагуш были на Крае.

Скрепя сердце, Аран приказал беречь Руни как зеницу ока, не спускать с него глаз, и вообще, проследить, чтобы ни единого волоска не упало с его головы.

А потом отдал всем разлетевшимся по территории его стаи Фуриям приказ бросать все дела и мчаться к Белому Гнезду.

Ведь если падет Обитель Смутьяна, они будут следующими.

Путь до Белого Гнезда занял едва ли час, но они все равно опоздали.

Опоздали.

Некого было в этом винить, но понимание, что в его силах было остановить это безумие, но он не был здесь, жгло сердце, заставляя его болезненно сжиматься.

Гнездо было мертво.

Ни единого дракона.

Живых, по крайней мере, не было.

А мертвых — любые на выбор.

Большие и маленькие, взрослые и совсем ещё птенцы…

Мертвые.

Не успел.

Допустил.

Возомнил себя всесильным и не заметил врага!

Глупец.

Аран громко закричал, и этот крик перешёл в полный отчаяния вой.

Вид мёртвого Смутьяна, казавшегося парню чем-то почти вечным. Кем-то, кто был до него, и будет после.

Ничего не будет.

Никого не будет.

Два кровавых круга на животе павшего Короля были тому отличным свидетельством. Вокруг громадных ран кружили, оглашая округу своими противным голосом, разбивая могильную тишину, вороны.

Валка нашлась на относительно чистом клочке берега — Алор без труда нашёл её по запаху.

Женщина была жива — её сердце билось почти ровно, пусть и достаточно слабо.

— Мама!

Валка не откликнулась.

Была без сознания?

Это плохо.

Увидев рану у неё на плече, Аран достал кинжал и быстрыми, хоть и аккуратными движениями срезал часть брони с места ранения.

Желтая с какой-то серостью рубаха была пропитана кровью, но та была тёмной, венозной — артерии не были задеты, и то хорошо.

Алор под понятливым взглядом парня, аккуратно лизнул рану — слюна Фурий, как известно, обладала крайне сильным целительным действием. Пусть была той еще гадостью, что на ощупь, что на вкус (и лучше не вспоминать, как он это узнал!).

Молча положив перед Фурией кинжал, Аран подождал, пока дракон маленьким залпом раскалит его, и, благодаря Небо за то, что он был в перчатках, прижал его боковой стороной клинка к ране, прижигая её.

Сразу в нос ударил запах горелой плоти.

Тагуш грустно сидел в стороне, не в силах ничем помочь.

Тело женщины содрогнулось, и она открыла глаза.

— Олух… Он уничтожит Олух первым… — прохрипела она.

— Мама! — прошептал отчаянно парень, даже не пытаясь остановить текущие из глаз слёзы. — Всё хорошо, всё хорошо… Я помогу.

— Олух…

Женщина опять закрыла глаза, и Аран, поджав губы, достал из сумки, прикреплённой к седлу на спине Алора, полоску чистой ткани — как раз для подобных случаев, и аккуратно перевязал рану.

Вздохнув, парень взял женщину на руки и аккуратно взобрался в седло.

Все молчали.

Слюна Алора действовала — сердце Валки билось ровно и сильно, но без помощи целителей она все равно долго не протянет.

Глядя на разоренное гнездо, изувеченное, окровавленное тело Смутьяна, Аран, прижимая к сердцу тело его матери (да-да! его! его мамы! пусть не сознанию, ни личности, но этому телу она дала жизнь!) чувствовал всепоглощающее, острое, непреодолимое отчаяние.

Ничто больше не будет прежним…

Выход был только один.

Но для него он был маленькой катастрофой.

========== Глава 12 ==========

— Забияка Торстон, будь моей женой!

Сморкала, встав на колено, смотрел с таким восторгом и обожанием на упомянутую девушку, что было ясно — не шутил.

Все люди на площади, где происходило сие занимательное действо, обернулись на парня с удивленными взглядами, не веря, что тот действительно решил остепениться.

— Э-э-э… — издала удивлённая таким поворотом девушка, за пару мгновений до этого прожигавшая Сатин ненавидящим взглядом. — Я, вроде как, согласная…

— Боги, ну наконец-то, — прокомментировал эту донельзя милую, по мнению Сатин, сцену Задирака. — Спасибо, малая, а то они бы так ещё лет пять ходили бы вокруг да около.

Идиллия.

Наконец-то они разобрались между собой, и не будет больше ни наглого, навязчивого Сморкалы, ни ревнивых взглядов Забияки!

Наконец-то спокойная жизнь!

Послышались одобрительные восклики, а потом и овации, улюлюканье и смех — люди были счастливы, что эта парочка, доставлявшая всему племени немало проблем, наконец решила пожениться.

И, видимо, постепенно разносить деревню уже вместе.

Так сказать, сообща.

Вдруг, за спинами стоящих на площади раздались громкие крики, сигнальный рог прогудел набатом, сообщая — беда!

Всплески воды и внезапный драконий рев заставили людей, привыкших жить в безопасности, после того как убедились в разорении гнезда драконов, которые нападали на них, побледнеть.

Сатин, как и все, обернулась в сторону моря.

И застыла.

Из-под воды появился громадный Левиафан, разряда десятого — не меньше.

На его бивнях виднелись массивные металлические кольца, словно оковы, а вокруг него кружила стая драконов.

Фурий там не было, и это весьма и весьма радовало.

Если сейчас вообще можно было радоваться.

— Один, спаси нас… — прошептал кто-то.

Сатин была безмерно согласна с этим человеком.

Потому что рядом с головой Левиафана она увидела мужчину, оседлавшего Грозокрыла. Она не могла ошибиться — это точно был он — дракон Валки, отец Бури.

А это было уже очень плохо.

Вдруг виски словно сдавило теплыми, но жесткими, неумолимыми руками. Странное давление и звук на всех частотах не прекращались — протяжный низкий гул раздражал, но от него было не закрыться руками, не заткнуть уши.

Это почти сводило с ума.

Все звуки и голоса стали слишком резкими, бесящими, непреодолимо захотелось заставить всех замолчать, прекратить эту изощрённую пытку.

Люди метались по площади, что-то кричали друг другу, а она застыла на месте, зажимая уши.

Сатин упала на колени, вся сжалась, стараясь казаться меньше, скрыться от этого страшного Внимания, от этой подавляющей её собственную Воли.

Мир сжался до точки, все залилось всеми оттенками крови и пепла, а вибрирующий низкий гул не прекращался.

Девушка зажмурилась, мотая головой, словно это могло сбросить наваждение, всё ещё пыталась бороться с неизвестным чем-то, мельком отмечая, что люди пытались её тормошить, но потом просто в панике отбегали подальше.

Не выдержав, девушка громко закричала, пытаясь собственным голосом заглушить этот проклятый, сводящий её с ума звук, и этот крик медленно изменив свою тональность перешёл в истинно драконий рык.

Гул вовсе не стих, но вдруг стал почему-то совсем не важным, мелькающим только на самом краешке сознания.

Больше не хотелось сопротивляться.

Хотелось просто подчиниться.

Казалось, тогда гул пропадёт и вовсе.

Всевидящая Воля велела устранить противников вокруг неё.

Людей.