К прошлому возврата не было.

И не могло быть — слишком много людской крови было на её руках.

Крови людей, живых, дышавших, думавших, кого-то любивших, мечтавших о чём-то, убитых ею во имя жизни для драконов.

И она совершенно не жалела об этих оборванных жизнях.

Она — из племени драконов!

Да, она не была Стражем, одной из героев древних легенд драконов, о которых столько рассказывали ей её Король и Грозокрыл, ставший для неё старшим братом, самым верным и надёжным другом.

Но и обычным человеком она уже не была.

Сам Великий Смутьян дал ей дар понимать его и Грозокрыла! Её Вожак позволил ей служить ему, дал ей возможность понимать его слова, его приказы и исполнять их в точности.

А потом позволил ей ещё и высказывать собственное мнение!

Она была безумно благодарна ему за это.

Все шло своим чередом — она спасала драконов от Ловцов, помогала уничтожать их форты и наращивать мощь Белого Гнезда, следила за подросшими птенцами, лечила больных драконов, выхаживала осиротевших малышей и просто советовала своему Королю, как поступать с людьми, предсказывала их примерное поведение, их реакцию.

И было бы так и дальше, если бы перед одним из облётов территорий, который она совершала четырежды за луну, Великий Смутьян не попросил её привести к нему вожака соседней стаи вместе с его советником, пояснив, что это должны быть Ночная Фурия и человек.

Сам факт того, что ей доведется увидеть одного из этих легендарных драконов завораживал и немного пугал.

Но ни один рассказ не мог описать величие этого дракона достоверно.

Когда она увидела летящих в облаках Фурию и её всадника, женщина смутилась — как Вожак мог позволить человеку себя оседлать.

Она почему-то даже на секунду не могла допустить того, что Вожаком был не дракон, а человек.

Простой, как ей тогда казалось, человек.

Такой же, как и она.

А человек оказался не так прост — не испугался её Короля, только почтительно, но не более того, склонил голову, признавая его главенство в этом гнезде, на этой территории.

Человек оказался Стражем.

А потом оказался её сыном.

Нет…

Аран был когда-то её сыном, но сейчас это был совершенно другой человек.

Чужой.

Её мальчик навсегда остался для неё крохотным карапузом с россыпью веснушек на щеках, со счастливой смешинкой в глазах, с таким заливистым, искренним детским хохотом и тихим, совсем не по-младенчески незаметным плачем.

Этот парень с седыми прядями на висках, с чистой, молочно-бледной кожей и драконьими глазами не мог быть её сынишкой, её мальчиком, её лучиком солнца, её радостью.

Для неё Иккинг погиб.

Как и для всего мира.

А чужак в теле её сына делал страшные в своей справедливости и логичности вещи.

Именно так.

Чужак.

Стоик, которому она так безмерно доверяла, которого так безумно любила, по которому так невыносимо скучала… не уберег их сына.

Стоик был виноват в его гибели!

В том, что он безвременно сгинул…

А как он погиб?

Как умер её мальчик, почему её сыночка никто не похоронил, не прочитал ему прощальную молитву? Не отправил в последний путь погребальную ладью, нагруженную всем, что понадобилось бы покойному в Вальхалле?

Они бросили её сыночка!

И Аран… он его убийца!

Она, на самом деле, невероятно боялась этого… человека.

Было в нём что-то такое, что заставляло кровь стыть в жилах, желать оскалиться и зашипеть — он был невероятно опасен.

Да и не мог человек, оседлавший само порождение Молнии и самой Смерти, быть мирным мальчишкой, не способным и Жути обидеть.

Валка тихо ненавидела Арана, но не могла ему навредить — ведь тело-то Иккинга, шрамик под губой, оставленный неосторожным движением когтя Грозокрыла, Иккинга!

Валка оплакала своего погибшего сына, проклиная его убийцу и умоляя Небесных Странников о долгой жизни для Арана.

А вот ученица у Арана была — точь-в-точь её маленькое солнышко, только в женском обличии.

Аран тоже называл её солнцем, девочкой с глазами цвета одуванчиков — символа наступившей весны, растущих даже в самых отвесных скалах.

Символа жизни вопреки всем обстоятельствам.

Да просто жизни.

С девочкой было интересно разговаривать — она всё понимала, она очень внимательно слушала, она сама рассказывала немало.

Она была так похожа на неё саму в молодости…

И не похожа — светлее, решительнее, сильнее.

Она была тем, к чему стремилась Валка, будучи сама девчонкой.

Вот только Ученица Арана была слишком сильно предана своему Мастеру. Это в ней кричало абсолютно всё, все жесты, движения и слова, взгляды и молчание.

Впрочем, и сама Валка была предана своему Королю, а для девчонки её Мастер был в первую очередь именно Вожаком.

Когда девочка перестала прилетать, стало грустнее.

Аран сказал, что она отправилась по его заданию в путешествие.

И это вдруг невероятно разозлило женщину — он отправил её цветочек неизвестно куда, к этим проклятым людям, которые могли навредить ей, обидеть её!

Но спорить с Араном было бессмысленно — у него было свойство никогда не менять принятых решений.

Так прошло ещё несколько месяцев.

В разорении баз и караванов Ловцов, сборе информации о Драго Блудвисте, который, как оказалось, и был тем самым таинственным нанимателем Ловцов, Налётчиков и Охотников.

Об этом человеке она и до этого слышала немало, и все слухи были далеко не мирными.

Страшный человек.

Она его не знала лично, но уже всем сердцем ненавидела.

Даже больше, чем убийцу её сыночка.

И именно поэтому, когда на Гнездо неожиданно напали, отправила с одним из самых быстрых Змеевиков весточку Арану с просьбой о помощи.

Вновь было страшно.

Ещё более страшно, чем когда она смотрела в глаза Арану и не видела там ни малейшего проблеска Иккинга.

Более страшно, чем когда такой большой, клыкастый и сильный дракон схватил её и унёс в ночь, чтобы показать ей иной уклад.

Армада у берегов острова была намного больше людей из виденных ею в прошлом, и она с ужасом понимала — против кораблей они бы ещё с уверенностью, пусть и не без потерь, сумели бы выстоять, но драконы в железных панцирях обращали в прах всю уверенность.

Все содрогалось от взрывов — люди катапультами запускали в Гнездо какие-то снаряды, руша шипы зеленовато-голубого льда, которые, крошась, падали на землю, сшибая более мелкие шипы, не давая драконам без угрозы нормально взлететь.

Тысячи людей без остановки высаживались на берег, запуская в небо сотню за сотней стрел, которые, попадая в крылья и хвосты драконов, рвали их, заставляя несчастных падать, заливая все вокруг собственной кровью.

Много упали неудачно — на камень, или шею повернув не под тем углом, или просто их кости не выдерживали подобной нагрузки, лопаясь.

Драконы с рёвом бросались на своих противников в железных панцирях, и всё равно не могли навредить им — кто-то не хотел делать больно сородичам, кто-то просто не успевал нанести им хоть какое-нибудь ранение, погибал или терял сознание от падения или потери крови раньше.

Запах крови и страха…

Он витал в воздухе, заставляя паниковать даже её саму, что уж говорить про остальных.

Валка поняла, что у неё по щекам текли слёзы — горькие, горячие, злые.

Она была зла.

Они! Посмели! Напасть!

Сети с раздражающим свистом мелькали в воздухе, опутывая тех, кто не успел увернуться. Или тех, кто не пожелал уворачиваться — много драконов, напуганных громким шумом, разозленных этим внезапным вторжением, не обращая внимания на препятствия и опасности бросались на врагов.

И падали.

Отовсюду слышался отчаянный драконий рёв, наполненный ужасом, отчаянием и яростью.

Грохот льда и скрежет камней.

И крики людей — им тоже доставалось не мало.

Те, кто не успел спастись, были разорваны в клочья, и это не было преувеличением.

Припорошенный свежим снегом — здесь он выпадал намного раньше, чем на том же Олухе, стараниями Великого Смутьяна, поддерживающего здесь постоянно низкую температуру — берег неумолимо окрашивался в алый.