— Боишься за него?
— Конечно!
— Не волнуйся. Ты же знаешь, людям на него плевать, да и не попадется он людям, а Чистокровные…
Детёныш поморщился при этом слове, скривился, словно съел что-то кислое. В их маленькой стае упоминать это слово не любили — ведь это было очередное напоминание об их собственной неполноценности с точки зрения «нормальных Фурий».
Даже им, малышам совсем, четырнадцати лет не было ещё даже, это было прекрасно известно.
— Он наверняка сейчас пролетает над территорией Чистокровных или рядом с ней, и поэтому не может связаться с нами — поговаривают же, что Фурии могут отслеживать направления Связи.
— Мы тоже Фурии!
Старший лишь горько усмехнулся на такую наивную уверенность в честности и справедливости мира.
С одной стороны, младший был прав — чисто физиологически они являлись Фуриями, так как внутреннее строение у Дневных и Ночных было примерно одинаковым, а различия были слишком незначительными для того, чтобы образовалась несовместимость.
Однако, Чистокровные Фурии отказывались называть их равными себе, словно издеваясь, называя «Ночными Сияниями».
Увы, это зачастую стыдливо умалчивали, но драконы очень пренебрежительно относились к гибридам — они зачастую были нежизнеспособными, а потому и полукровок, и их родителей не принимали ни в одну стаю.
Конечно, вслух многие драконы выступали за равенство Чистокровных и Полукровок, но это были лишь слова, увы, не подкреплённые делами, как бы горько это не было.
— Ты же знаешь, что они никогда это не признают.
— Да… Но засечь Связь способны только Видящие, их никогда не было много, но я не сомневаюсь в паранойе и брезгливости Чистокровных — те запросто могли в Патрули и Видящих отправить.
На самом деле, Видящих было невероятно мало, и их почти никто не трогал — они были слишком ценны, стая их защищала до последней капли крови, как птенцов.
И ведь среди них было двое Видящих.
Один из них был ещё совсем птенцом, не способным пользоваться в полной мере своим даром, но второй был уже взрослым и сумеет обучить своего младшего товарища.
— Хорошо, что Связи Фурий можно засечь только если они активно используются. Пока те в состоянии покоя, его невозможно найти.
— Это лишь и утешает.
***
Совсем незаметно для Арана пролетели три года с момента вступления в Стаю.
Три года с момента гибели Беззубика.
Три года со дня появления на свет Арана.
Его основное обучение неумолимо подходило к концу, и с каждым днём юноша всё больше понимал — скоро придёт пора отправиться в его собственное Великое Странствие.
И из поддержки у него окажется только Алор.
Его верный друг и соратник.
Алору он доверял безмерно и полностью, ощущая его чуть ли не частью себя самого — почти как с Беззубиком. Тесная Связь Душ не проходит бесследно ни для кого, уж тем более для Напарников.
У Арана на глазах дракон менялся — он, весёлый и азартный, стал серьёзнее, спокойнее и… Что-то непонятное, но такое родное появилось в его зелёных глазах.
Юноша не мог объяснить, что конкретно изменилось в его друге, но охарактеризовать это мог только так — Алор повзрослел. Те уроки, что он получал одновременно с Араном не прошли даром для него и, кажется, повлияли на Фурию даже сильнее, чем на человека.
Впрочем, этого и следовало ожидать.
Многое изменилось за три года — он сам себя порою не узнавал. Взгляд на жизнь, оценка поступков других и собственных деяний… Пришло понимание происходящего, видение многих скрытых от обывателей игр Совета и Вожаков.
Хотя ему стало часто сниться прошлое Иккинга — его детство и короткая, трагически оборвавшаяся юность.
Сны были хаотичными, не в порядке произошедшего, а являющиеся как попало — словно вспоминал не он, а кто-то другой просматривал воспоминания того, кем он был когда-то.
Это было очень странно, и никто не мог ему ничем помочь.
Даже Адэ’н.
Уникальный случай.
Конечно, многие видели свои воспоминания из прошлых жизней, но они были как бы от лица рассказчика, казалось, что все происходящее — реальность, которую оставалось лишь запоминать.
В таких воспоминаниях драконы не могли контролировать абсолютно ничего — они были просто наблюдателями. И это действительно было так — Разум предыдущего воплощения только милостиво делился своими знаниями, но ни в коем разе не передавал контроль.
Аран же видел собственную, по сути, если без всяких заморочек, жизнь. По крайней мере — жизнь этого тела.
Но со стороны.
Он тоже был зрителем, но он не мог ощущать собственные мысли того периода, не мог забрать собственные знания!
Адэ’н предположила, что это результат отречения от прошлого имени и личности — а значит, и Разума.
Ведь что есть Разумный, а в данном случае человек или дракон?
Это существо, состоящее из трёх сущностей, между собою тесно взаимосвязанных и ни в коем случае не являющихся взаимозаменяемыми. Сумма Души, тела и Разума.
А если Разум родился не одновременно с телом? Если лишь вытеснил собой другой, умирающий Разум, оставивший в наследство ему память, Душу и, собственно, тело?
Тогда выходило, что Аран и Иккинг были действительно разными людьми.
И тут дело было не в отрицании Араном прошлого или ещё чём-то таком — он по-настоящему был другой личностью, родившейся на основе предыдущей.
Но чьи тогда это сны? Ведь Иккинг — не предыдущее воплощение Арана, это просто другой человек.
Тогда и сны принадлежали не Арану?
А кому тогда?
Могла ли бившаяся в Агонии почти год личность родиться заново? В другом теле и с другой Душой?
Чисто теоретически возможно было всё.
Но на практике…
Тогда у Арана должна была быть нерушимая связь этим человеком или драконом, ведь у него были воспоминания и знания Иккинга, которые просматривал другой Разум…
Всё было очень сложно.
Слишком сложно.
Этот феномен следовало исследовать, но не сейчас — потом.
Арану и так пришлось перерыть кучу старинных книг в одной из Великих Библиотек, о которой ему рассказала Адэ’н и в которой был частым гостем, — та находилась, о как удобно, всего в половине дня полёта от Старшего Гнезда.
Естественно, полёта Фурии.
Ни в одной книге, которую он был способен прочитать, не было ответа. Конечно, Аран выучил с Адэ’н несколько языков, неизвестных почти никому из людей, а правильнее сказать — вспомнил, ведь все эти языки он знал в совершенстве в прошлых своих жизнях, мог читать на них и свободно разговаривать. Нескольких глубоких медитаций хватило для того, чтобы он стал способен уже самостоятельно постигать многие тайны, что раскрывались в тех древних книгах.
Но Языка Древних среди известных ему не было, или пока он не сумел его вспомнить.
Потому большая часть знаний Великих Библиотек, значение Кругов и построек Древних ему была недоступна, что весьма расстраивало.
Слабым утешением было то, что Язык Древних не знала и сама Адэ’н, и даже Исследователи не могли ничем помочь — носители этого языка исчезли раньше, чем наступили те эпохи, в которые могли заглянуть Стражи.
Тем не менее, Аран нашёл множество интереснейших книг, знания из которых он мог понять и даже начать применять.
И понять, что он всегда двигался в нужном направлении.
Слова Мастера Галаара оказались пророческими — Аран был сам для себя всегда прав, и пусть он старался следовать Истине, это не всегда получалось.
И для него была своя Правда.
Правда, которую он будет защищать, в которую начали верить другие.
Из той самой подобранной в овраге чешуйки Беззубика Аран сделал медальон, который носил не снимая. Он был напоминанием о его самой большой ошибке, главным символом того, что он — не всесилен, что никогда не стоит задирать нос.
Ведь чем выше поднимешься — тем больнее падать.
Рядом с тем медальоном висел ещё и кулон — прозрачный, зелёный, с желтоватыми переливами, кристалл, окованный маленьким колечком уже известного Арану чёрного металла, держащим камень. На кристалле была вырезана цепочка символов.
