Слишком показательным был пример мятежников.

Ведь именно тогда Фурии до конца поняли и осознали, что их сила — в единстве.

***

Это всё рассказал Арану Алор.

Именно так звали молодого дракона, привлекшего внимание юноши, именно с ним у Арана образовалась Связь — то было не желание Воли, но желание Души, причём у обоих, а потому оба Стража даже не поняли, что произошло, как оказались прочно связанными друг с другом Узами.

Алор только-только перестал считаться подростком и стал числиться взрослым, ибо он уже прошёл Великое Странствие.

Он — исключение из правил, шумный и весёлый, наделённый бунтарским духом, счёлся достойным последнего испытания намного раньше остальных. Птенцы его поколения только готовились к нему.

Талантливый и упорный, Алор стремился сразу к большему, благу для всех, к знаниям и мастерству, и надеялся, что Напарник в виде человека будет ему готов помочь в этом.

Молодой дракон уже был опытным — ничто не было способно заставить дракона повзрослеть так эффективно, как Великое Странствие. Увидевший немало темного на своём пути, он сумел сохранить свет своей души, свою жизнерадостность, пусть и обзавёлся мудростью, не свойственной его юному возрасту.

Алор сам напрашивался на роль Напарника, узнав кто именно назвал юношу братом. Конечно, его не допустили бы, если бы Адэ’н не замолвила за него словечко — ведь он сумел впечатлить даже её, а следовательно, помогать своему человеку он точно был способен! Его даже не смутили обязанности, которые на него будут возложены в случае, если выберут именно его.

Разве мог позволить гордый дракон оседлать себя, позволить человеку летать на нём?

А Алор, узнав историю знакомства Арана и Беззубика, согласился, не раздумывая.

Алор был младше Беззубика на несколько лет, он был меньше его, не так много странствовал, но он помнил погибшего друга ещё совсем птенцом. Ещё до того, как погибла вся семья Беззубика, и тот ушёл из стаи, отрекшись от собственного имени и прошлого, Алор был дружен с ним, и часто обращался к старшему товарищу за помощью.

Но Алор и Беззубик были всё равно до закипающих в душе Арана слёз, до немого крика, до холодного ужаса похожи.

Особенно глазами.

У них были совершенно одинаковые глаза.

А глаза — зеркало души, не так ли?

На почве привязанности к Беззубику Аран и Алор ещё больше сдружились.

Выделенную Арану пещеру, весьма комфортабельную, надо заметить, ему помогли обустроить на человеческий лад. Сделать не самый плохой очаг, соорудить некое подобие кровати, сделать стол и кривую-косую, но табуретку… Застелить пол шкурами пойманных им на охоте животных.

Даже находясь среди драконов ему ведь можно жить по-человечески?

Почему бы и нет?

Особенно хорошо обустроиться получилось после знакомства с монахами, жившими не так далеко.

Эти ребята казались Арану несколько странными, но хорошими, дружелюбными, а главное, почтительными по отношению к драконам.

Потому, после знакомства с ними у Арана появились множество книг, новые блокноты для записей, даже перо и чернила, а также новая одежда и оружие.

***

— Что слышно от Кломы и Тагуша?

— Они успешно добрались до Архипелага, начали создавать новую Сеть, но…

— Что такое там стряслось опять? Неужели невозможно никак обойтись без этих проклятых «но»?!

— Они не виноваты. Осложнения возникли по независящим от них причинам. Появилось неожиданное препятствие — там, в основном, власть поделена между двумя крупными Гнёздами, возглавляемыми Истинными.

— Действительно — проблема! Какой ужас, они же, бедненькие, никак не могут надавить на Истинных! Сами же они всего лишь самые опасные в своей «весовой категории» драконы.

— Да, проблема! Ибо многие драконы свободных стай просто не доверяют Фуриям! Наши ребята перестарались, создавая вокруг Чёрных Гнёзд такую секретность — многие перестали нас считать силой, которую стоит бояться!

— Они теперь думают, что Фурии — одиночки, не способные ужиться в одной стае, донельзя редкие причём.

— В каких-то моментах нам это выгодно. Особенно, если дело касается Вожаков Гнёзд.

— Безусловно, такое положение дел по-своему выгодно, и полезные моменты найти можно и в нём, я не спорю с этим. Но тот факт, что с нами более не считаются…

— Когда-то им придется пожинать плоды собственных ошибок — их самоуверенность станет причиной их гибели.

— Или порабощения.

— Знаете, лично для меня второй вариант более предпочтителен.

— Твоя безудержная жажда подчинить себе более слабых не хуже их самоуверенности ослепляет. Она станет причиной уже твоей гибели.

— Согласна.

— Конечно! Ведь если просто убивать неугодных драконов — так все их души переведутся в нашем мире, а этого нам точно не нужно. А вот если они будут нам преданно и верно служить…

— Хватит!

— Действительно, достаточно.

— А что я такого сказал?

— Твои мысли навевают на меня понимание мотивов Красной Смерти. Такие вот психи и причиняют добро, а заодно наносят справедливость. Попутно, так сказать.

— Прошу прощения — профдеформация.

— У всех она, но почему-то такими отнюдь не пацифистскими настроениями разит только от тебя.

— Просто в отличие от кое-кого я — не ханжа, не лицемер, и в открытую говорю о своих намерениях, о своих мыслях, пока вы прикрываетесь этим сомнительным изобретением людей — моралью. К слову, люди-то как раз ею не прикрываются — те же викинги режут всех и вся, будь то святые, просто монахи или мирные селяне, грабят их и сжигают то, что не сумели утащить с собой. И это только пример, и, надо заметить, они хотя бы не пытаются говорить что-то об убийстве, как грехе, скрывая свою животную натуру, как это делают их южные соседи.

— И к чему это твоя столь интересная лекция напополам с обвинениями?

— Это я к тому, что вы и сами пользуетесь весьма сомнительно выглядящими методами, про которые предпочитаете не говорить, и в то же время осуждаете за них меня, однако я отличаюсь лишь тем, что не стесняюсь говорить о них вслух.

— Да как ты смеешь!..

— Наглец!

— Только из-за материного крыла вышел, а уже борзеет!

— И ваши возмущения, многоуважаемые Советники, лишь подтверждение моих слов, как это ни печально.

— Ах ты!

— Довольно.

— Адэ’н! Ну хоть скажи ему!..

— А что мне ему сказать? Он, в общем-то, прав.

— Но…

— Все мы не такие, какими желаем казаться, и это неизбежно. Но суть состоит в том, что многие копят силу лишь для себя, и творят зло лишь в личных целях, желая удовлетворить собственные амбиции. Мы от этих безумцев отличаемся тем, что творим страшные вещи во имя процветания нашего Гнезда, а, следовательно, во благо. Зло на службе у добра.

— Слишком много в нас человеческого…

— Это хорошо или плохо?

— Это просто есть — это нельзя изменить в нас, ведь это наша суть.

***

Восходящее солнце, только-только явившее свой лик миру, слепило юноше глаза, но он всё еще крепко держался в седле, и поколебать его решительность было совершенно невозможно — он больше не верил в Богов, но верил в чудо.

Длинный шлейф пыли, поднимаемой с сухой от продолжительного отсутствия дождей дороги, тянулся за мчащимся галопом конём.

Ветер, свежий и влажный от тающего под лучами солнца утреннего тумана, бил в лицо, даря бодрость и силы, показывая, что он тоже — живой и счастливый!

Глядя на улыбавшуюся, ещё не так широко, как было ей свойственно ещё год назад, но уже теплее и ярче, чем в начале зимы, Мирославу, Радмир не мог сдержать своего восторга — живая!

Он прижимал её к себе, ведь ездить верхом она ещё не умела так искусно, как он сам, да и мала она была для этого.

Ладно-то он!

Их, мальчишек, чуть ли не с рождения учили держать меч в руках, и на коне держаться они умели, ещё не научившись ходить.

Радмир утрировал, конечно, но суть от этого не менялась — сейчас он был как никогда до этого благодарен их системе воспитания, при которой, несмотря на выбираемое мальчишкой дело — ремесло ли, бытие воином-дружинником у князя ли, земледелие ли, любой мужчина мог взять в руки топор, или корьё, или меч и пойти на врага, причём умело — абсолютно все сыновья учились у своих отцов воинским премудростям, и без знания их не имели права называться мужчинами.