Если до этого он был спокоен, занятый только поддержанием жизни в Сатин, то сейчас стало известно — больше ждать нельзя.

Просто преступно.

Какая Бездна дёрнула Валку сбежать с Драконьего Края, Аран не знал, но знал, что сделает с теми безглазыми и криволапыми идиотами, допустившими побег безумной, не отвечавшей за свои поступки женщины, в компании точно так же потерявшего разум от гибели дочери Штормореза, с острова и встречу Валки с отрядом драконоборцев из Лохматых Хулиганов.

Да, приказ отдал не он — Тагуш.

Но в отсутствие Арана и Алора именно Тагуш был главным для всего Драконьего Края, а в сложившейся ситуации все местечковые Вожаки должны были слушаться желтоглазого Сына Ночи как своего Короля, ведь именно такой приказ отдал он.

А посягательство на власть Тагуша Аран воспринимал как направленное именно на него оскорбление.

Которое достигло его сердца.

Посягательство на его власть было не только прямым неуважением Королю и, вообще-то, приравнивалось к измене своему Гнезду, да и было ей, по сути, но и самым что ни на есть прямым свидетельством разложения дисциплины, которую он прививал своим Стаям.

Свидетельством поломки, неисправности в созданном им великом механизме.

Это обижало.

Это оскорбляло.

Это заставляло искать пути решения, выходы из сложившейся ситуации, но пока, действуя на одной только холодной, как вдыхаемый им морозный воздух последних недель зимы, ярости, он думал лишь о наказании мятежных Вожаков и командиров Патрульных Отрядов.

Даже тех, кто не виновен.

В назидание.

Но так было нельзя — не для того он затевал всю эту чехарду с собственным Гнездом, чтобы из мирного пацифиста лишний раз стать Монстром, который лишь подтверждал своё звание Кровавого Владыки.

С другой стороны — иначе было никак.

Конечно, Арану докладывали о попытках людей проникнуть на чисто драконьи территории, откуда уже давно выжили жители Края всех Охотников и им подобных личностей, оставив лишь Кальдеру Кей, до которой он ещё доберётся, но — после.

Не раз и не два викинги пытались отыграться за своё поражение.

И снова и снова терпели в этом крах.

Однако, как понял Аран, всё же мало в эти месяцы вникавший в проблемы Драконьего Края, с головой уйдя в личные, к коим отнёс и состояние Сатин, и обучение своих братьев и сестры, потери были не в пример больше, по сравнению с теми боями, когда драконами руководил непосредственно их Король.

Ведомые яростью и жаждой мести, они забывали об осторожности.

Забывали и о том, что, в первую очередь, их целью было не убивать, а отогнать чужаков, прикрывая спины своим товарищам, которых те в горячке сражения просто не замечали, упиваясь собственной силой, а потом захлебываясь своей кровью.

Видеть в них себя было неприятно.

Понимать — тем более.

Но…

Что такое девятьсот семьдесят два дракона по сравнению с оставшимися двадцатью девятью тысячами?

Капля в море.

Особенно учитывая плодовитость драконов, и то, что за каждые три года примерно такое количество взрослых особей прибавляется, да и при том, что общая численность любого, абсолютно любого Гнезда никогда не учитывала птенцов — не принято было.

Но взять ту же цифру и рамках полугода — становилось страшно.

Просто страшно.

Но не бунта боялся Аран, его возможность была настолько ничтожна, что задумываться о ней не приходилось, а паники в рядах драконьих — а неминуемо последовавшей за ней ярости и жажды мести, новой и новой жестокости.

Начала войны на уничтожение.

В случае её начала Аран, как бы то ни было, в собственной победе не сомневался, но то, какой ценой могла бы даться ему это победа…

Это того не стоило.

Столько жизней — в угоду своим амбициям положить он всё ещё не способен.

И вряд ли когда-нибудь будет.

Но всё же одно сообщение сумело выдернуть Арана от Берсерков — когда ему рассказали об уничтожении двух островов, на которых находились Малые Гнезда.

И теперь, идя между укрытых одеялом из крупных хлопьев снега, уже который день валившего с тяжёлого, хмурого неба, растерзанных драконьих и людских тел, Аран, стараясь не показывать Алору своих красных от слёз глаз, желал всем им Мира, счастья и лёгкого пути.

Но в душе его всё оборвалось, когда он увидел самые крохотные трупы.

Как раз в это время стали появляться детёныши, как раз в это время все самки были наиболее агрессивны, что, конечно же, вызывало ответную и вполне аналогичную реакцию со стороны людей…

Десятки…

Сотни…

Почти тысяча маленьких птенцов, которые так и не увидят мир, не отправятся в свое Великое Странствие, не научится летать, не сумеют найти свою пару, никогда не найдут себя в этой жизни.

Потому что этой жизни у них больше не было.

Нет.

Такое не прощают.

И Аран не простит.

Будь ты проклята, Валка!

***

Сатин устало глянула в ничуть не изменившуюся за время её пути даль — всё так же её окружало бескрайнее чёрное пространство, усеянное мириадами огоньков-звезд.

Тропа тоже не менялась.

После того, как Мирослава, внезапно оказавшаяся намного сложнее, чем была на первый взгляд, указала наконец ей на тот путь, по которому она сумела бы вернуться назад, домой, в свой мир, прошло уже неопределённое большое количество времени, а ни конец её дороги, ни даже развилка не предвиделись.

Только прямой и бесконечный Путь — что вперед, что назад.

Монотонность окружавшей её картины сначала просто раздражала, потом приводила в настоящее бешенство, вплоть до попыток разбить «стеклянную» Тропу, по которой она всё это время шла, чтобы создать хоть какое-то изменение.

Не получилось.

Потом пришла какая-то меланхолия напополам с необоснованной печалью.

Потом — лютая тоска по дому и нормальной жизни.

По небу, такому разному в разные времена суток и года, когда-то практически артериально-алое, когда-то — вот такое же чёрное, когда-то кристально-прозрачное, голубое; по солнцу, напекавшему ей макушку, по морскому ветру, свежему и влажному, по тенистым лесам, по ощущению полёта и бездны под крыльями верной подруги.

Потом пришло равнодушие.

А путь всё не кончался.

А кончится ли?

Комментарий к Глава 7

Ну как-то так.

Аран и Сатин:

https://vk.com/wall-147969315_61

Мирослава в Звёздном Круге:

https://vk.com/wall-147969315_60

========== Глава 8 ==========

Уже полгода, с самого поражения в битве с Драконьим Покорителем, он искал вернейших своих последователей, которых много лет назад собрал по всему миру в своих странствиях, и которых с легким сердцем отпустил, позволив им самостоятельно воплощать его великую задумку.

Гриммель с гордостью мог назвать этих людей своими учениками.

И называл.

Закончив свою амбициозную и, как ему тогда казалось, весьма успешную Охоту на Фурий, мужчина решил не впадать в меланхолию от безделья и просто нашёл себе занятие — поиск Одарённых детей.

И талантливых взрослых, конечно же.

Их он находил, и даже иногда мог с ними поговорить, но, зачастую, эти люди были слишком далеки от всех этих высоких материй и отрываться от своих повседневных дел не желали.

За свои скитания Гриммель нашёл двадцать три Одарённых, из которых за ним пошли только четверо.

Удручающая статистика.

Уже теперь, разложив по полочкам у себя в голове события последних десяти лет, мужчина с удивлением осознавал, что ему до жути… обидно и досадно, что в ту судьбоносную встречу ничего не предпринял.

Ведь тогда ещё можно было попытаться переманить на свою сторону потенциально невероятной силы Стража и сильнейшую за последние века Видящую.

Успокаивало только то, что по отношению к ним, к этим Видящим, ни в коем случае нельзя было применять силу — мироздание не отблагодарило бы его за страдания ценнейших из Одарённых, и потому, по правде говоря, у него не было шансов сманить ту Провидицу.

И Стража, судя по обстоятельствам, — тоже.